Танец марионетки (СИ) - Кравченко Елена Евгеньевна (прочитать книгу TXT) 📗
Анжелика, сидя с другой стороны во главе огромного стола, смотрела на мужа — его одежда из темно-красного бархата была украшена бриллиантами; черная маска и темные волосы оттеняли белизну высокого воротника из фламандских кружев, манжет, а также длинных подвижных пальцев, унизанных кольцами.
Она слушала его, но ей было одиноко; через длинный стол, сквозь голубой дым курительниц она, не отрываясь, следила за фигурой в красном, хозяином дома. Видел ли он ее? Посылал ли он ей призывные взгляды из-под маски, которая скрывала его лицо? Или же, непринужденный и безразличный ко всему, он, как истинный эпикуреец, просто наслаждался утонченной словесной игрой?
— Еще один совет… для вас, сударыни. — продолжал де Пейрак эту словесную игру. — Знайте же, что лень также один из главных врагов любви. В тех странах, где женщина все еще остается рабой мужчины — на Востоке и в Африке, чаще всего именно она прилагает усилия, чтобы доставить наслаждение своему господину. Ваша судьба намного прекрасней под нашим цивилизованным небом. Вы же порой злоупотребляете этим, отвечая на нашу страсть холодностью, граничащей с безразличием. Учитесь смело дарить свои ласки, и наслаждение станет вашей наградой: «Нетерпеливый мужчина и равнодушная женщина не достигнут блаженства».
Гости развлекались, как хотели и могли. Дружеская беседа, томные вздохи, склоненная на плечо нежного собеседника головка. Более откровенные взгляды или касания, чем это обычно позволяют приличия. Сегодня в этом зале царили только любовь и наслаждения.
— Маленькая несносная кокетка, — почти с гневом думал граф, наблюдая, как его жена одаривает взглядами и очаровательными улыбками сидящих рядом кавалеров. Улыбками и взглядами, которые должны предназначаться сегодня только ему. Он, как и Анжелика когда-то давно, попал в собственную мышеловку. Почему он думал, что все его распаляющие желание речи могут влиять только на гостей? Они с таким же успехом могут возбуждать желание и влечение в его невинной, непривычной к таким речам, жене. Только… влечение к кому?
— Сударыня, — обратился он к соседке справа, улыбаясь ей со всем возможным обаянием, только бы не видеть вызывающую красоту его личного карающего ангела, — вы не смеете в такой вечер скучать. Забудьте обо всем и веселитесь. Вы очаровательная малышка. Многие, наверняка, желают вкусить сладость ваших прелестных губок. Так пользуйтесь этим.
Анжелика вдруг увидела как Жоффрей таким знакомым ей жестом взял Антуанетту за подбородок и повернул её лицо к себе, при этом соблазняюще улыбаясь. Антуанетта млела в его руках. Анжелике даже показалось, что она видела, как затуманились глаза. Внутри у нее все оборвалось. Она злилась и пыталась спорить сама с собой, при этом не забывая очаровательно улыбаться, что у нее не очень получалось.
— Он беззастенчиво изменяет мне.
— Разве можно изменять тому, кто тебя не любит?
— Но я… почти люблю его.
— Вот когда ты решишь, тогда и будешь говорить об измене.
— Но он мой муж!
— Ну и что. Все мужчины таковы. Даже у кого есть жена, имеют возлюбленных или любовниц. Почти все. Многие. А ты ему даже не принадлежишь.
— Но он давал мне клятву в церкви.
— Он её и выполняет. Холит и оберегает тебя, беспокоится о твоем здоровье, заботится о твоей внешности, дарит подарки.
— Но мое тело тоже принадлежит ему!
— Принадлежало. Один раз. И то, как ты считаешь, против твоей воли. А ты ему в ответ на его ласки не дала почти ничего. Лежала, как безвольная кукла, в объятиях мужчины, даже к звездам улетела без него, оставив одного на земле. А он так старался, чтобы тебе было хорошо. Вспомни, о чем он только что говорил женщинам.
— Но он говорил, что любит меня!
— Разве он так говорил? Он просто называл тебя «моя любовь».
— И что мне теперь делать? — растерялась Анжелика. — Он же на глазах у всех… и у меня… флиртует с ней так откровенно…
— А ты не флиртовала у него на глазах? И потом, посмотри, кто сейчас не флиртует в этом зале? Только если юный Сербало, который мечтает о своей невинной даме сердца. А остальные, следуя совету своего метра, рады предаться утехам любви, и вовсе не со своими женами, в основном.
— Мне хотелось, чтобы он вспомнил обо мне, уделил мне внимание. Я его почти не видела последнее время. Я… скучала по нему. Я хотела, чтобы он опять обнял меня… поцеловал, а я бы ощутила вновь аромат фиалок.
— Может и ему хочется, чтобы ты вспомнила о нем и уделила ему внимание. И целовать тебя ему, может быть, хочется. Так чего же ты желаешь? Его любви или просто привязать его к себе цепочкой, чтобы не смел от тебя далеко отходить.
— Я хочу… я хочу его любви. Я хочу, чтобы он любил меня. И я… люблю его… кажется.
— Так скажи ему об этом. Как он узнает, что ты его любишь, если ходишь с гордым, величественным видом королевы и при этом даришь обворожительные улыбки всем, кроме него.
— Но почему он сам не скажет мне, что он хочет моей любви. Я бы… позволила ему любить себя.
— И это ты называешь «я люблю его»? Он не хочет, чтобы ты ему <i>позволяла</i> любить себя! Он хочет, чтобы ты принадлежала ему безраздельно: и душой, и телом. Сама. По своей воле. Чтобы ты сама решила и отдала себя в его власть. Он без ума от тебя, от своей жены. И он глупец, если дал тебе возможность самой прийти в его объятия, а не заставляет тебя это сделать. Ни один мужчина бы так не поступил… А он отдает тебе власть над собой, полную и абсолютную. И тебе сейчас решать — хочешь ли ты такой же его власти над собой. Так что решай, а то потом может быть поздно, смотри, как он воркует с Антуанеттой. Но помни, ты должна это сделать, потому что любишь сама и хочешь его любви, а не потому что ревнуешь.
— Я ревную? Я, действительно, ревную… Я его ревную! Это значит, что я его люблю?
— Это пока ничего не значит. Но это уже кое-что.
Жоффрей де Пейрак подал знак, и слуга, переходя от факела к факелу, гасил их один за другим. Стало совсем темно, но постепенно глаза привыкли к приятному лунному свету, а голоса зазвучали приглушенно, и во внезапно возникшей тишине слышались вздохи обнявшихся пар. Некоторые уже поднялись из-за стола. Они бродили в саду или прогуливались по галерее, открытой ароматному дыханию ночи.
Граф оттолкнул кресло, забросил ноги на край стола, взял гитару и запел. Его лицо обратилось к луне.
Анжелика наслаждалась пением мужа.
— После того поцелуя в галерее, после того, как я почувствовала на себе его обжигающий взгляд, который словно проник через пространство, Жоффрей почти не обращал на меня внимания. Он занимался дамами, их стихами и рассуждал о любви, пропадал в лаборатории или уезжал с визитами. Мне его не хватало…
Анжелика дотронулась сзади до шеи. Поцелуй мужа, казалось, до сих пор обжигал её. Прикоснувшись пальцами к месту, где она почувствовала тогда его губы, ей показалось, что он сейчас снова целует её. И она быстро отдернула руку, настолько волнующе было это ощущение.
Долгий теплый вечер, смягченный тонкими винами, приправленный изысканными пряными блюдами, музыкой и цветами, завершал свою картину, окутывая дворец Веселой Науки магией любви. Нельзя безнаказанно слушать о любви и ее наслаждениях, не поддаваясь сладостному томлению.
Человек в маске продолжал петь, но он тоже был сейчас одинок. Он пел луне, этой царице ночи, но иногда его взор обращался к ней, и тогда она видела в нем пламя того огня, что горел в душе этого человека.
— Чего он ждет? Что я брошусь к его ногам? — Анжелика закрыла глаза. Перед ней пробегали те немногие мгновения ласки её мужа, которые она помнила. Она понимала, что уже сдалась. Но ей не хотелось себе в этом признаваться.
Анжелика вышла из зала на открытую галерею. Слишком пленителен был его голос, слишком опьяняюще звучали песни. Сад Веселой Науки был наполнен томными вздохами. Она заметила Сербало, он блуждал по аллеям и обдумывал слова, способные убедить его слишком целомудренную подругу. Вдалеке, обнявшись, бродили другие пары, стараясь спрятаться в укромные уголки сада.
