Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗
— Он вернулся! В самом деле вернулся! Я видела его своими глазами! Только что проехал через город!
И, сообщив эту новость, Катрин в ожидании признания и одобрения обвела торжествующим взглядом всех собравшихся дам, которые тут же оживленно заговорили, причем все разом. Все, конечно же, прекрасно понимали о ком идет речь. О том, что герцог Дюран решил вернуться в Вилье-сен-Дени здесь знали, но полагали, что он либо задержится в Париже на неопределенный срок, либо немного попутешествует по Франции, так как теперь он был вновь абсолютно свободен.
— Только этого нам не хватало, — тяжело вздохнула маркиза де Лондор, опуская голову на руку.
— Что же теперь будет? — спросила мадам Бонн, обращаясь ко всем и в то же время ни к кому.
— Я уже не берусь предсказывать, — маркиза Лондор выпрямилась и взмахнула руками. — Но могу точно сказать, что мы ошиблись, подумав, то отъезд виконтессы Воле был концом этого скандала.
— Будто бы нам всем было мало этой ужасной истории, — покачала головой Элен Шенье и опустила глаза, разглядывая содержимое своей, почти полной, чашки. Она причисляла себя к пострадавшим в этом действе сторонам, полагая, что расстроившаяся помолвка ее сына и Жозефины дает ей на это право. Впрочем, многие здесь считали также.
— Но, разумеется, он вряд ли будет расстроен тем, что Ида сбежала отсюда, — снова заговорила мадам Бонн. — В конце концов, он первым оставил её уехав на эту войну. Это ясно говорит о том, что он хотел навсегда разорвать эту связь. Кто знает, может быть он и не был ни на какой войне.
— Был, — качнула головой Эллен Шенье. —Я спрашивала об этом у одной из своих подруг, которая знакома со старшей дочерью генерала Д’Эвре, который приходится ему дядей.
— О, что-нибудь еще непременно произойдет, даже не сомневайтесь! — воскликнула Катрин Алюэт, уже немного отдышавшаяся и готовая снова вступить в разговор, не обращая ни малейшего внимания на слова мадам Шенье.
— Мы все предпочли бы спокойствие, — негромко произнесла маркиза де Лондор, выражая общее мнение. Но спокойствие, уже однажды нарушенное, навсегда покинуло берега Марны.
Примерно такими же фразами и интонациями встретили новость о возвращении герцога Дюрана и остальные жители Вилье-сен-Дени, хотя никому из них он лично не сделал ничего дурного. И все без исключения ждали что же сделает Клод Лезье, который одной стороне трагедии был близким другом, а другой приходился братом.
***
Эдмона, впрочем, мало волновали разговоры обывателей о нем самом. Он проехал через Вилье-сен-Дени в своем великолепном экипаже, запряженном не менее великолепой гнедой парой, и не удостоил взглядом никого, кроме Катрин Алюэт, на которую взглянул так равнодушно, словно она была не более чем пустым местом. Менее всего его заботило сейчас мнение нескольких сплетниц и, по иронии судьбы, именно теперь к ним стоило прислушаться.
Но, несмотря на всю свою решимость, с объяснением, ради которого он примчался в Вилье-сен-Дени, преодолев несколько границ, герцог Дюран решил повременить. Его не было несколько месяцев и, кто знает, виконтесса Воле могла даже выйти замуж за это время. Но если Ида по-прежнему была свободна и не держала на него обиды, которая помешала бы ей выслушать его, он был намерен объясниться, как можно быстрее, хотя и был уверен, что объяснение принято не будет. Но, пора было уже признать это, он проиграл игру которую сам когда-то начал. Он искал поражения и нашел его. Он надеялся свести эту партию к ничьей, но невысказанное тяготило его с каждым днем все сильней и в конце концов должно было бы неминуемо извести его и без того усталую душу. Собственное душевное спокойствие, которого ему отчаянно не хватало в последние годы, теперь было герцогу Дюрану дороже гордости.
Эдмон даже пытался представить, что он будет делать, когда Ида со свойственным ей резким презрением отвергнет его. Ничего кроме тихой жизни где-нибудь в Италии, которая была столь мила ему, он не представлял. Оставаться здесь, в “Терре Нуаре”, было бы после этого невозможно даже для него. К довольно резкому отказу виконтессы Воле он был готов и полагал, что сможет пережить его совершенно спокойно, но терпеть гордые, насмешливые взгляды Иды при каждой их следующей встрече, он не смог бы точно так же, как Ида не смогла бы удержаться от горделивого осознания собственного превосходства, зная, что сам герцог Эдмон Кармель Антуан де Дюран, недосягаемый для женских чар, пал жертвой её обаяния. Быть может, через несколько лет они могли бы встретиться и посмотреть друг на друга так равнодушно, как будто ничто и никогда не связывало их, но возможно это было только при условии, что все эти несколько лет их будут разделять десятки, а лучше сотни, миль. Наблюдая друг друга изо дня в день, они никогда не смогли бы забыть о том, что когда-то были теми, кого люди вульгарно и стыдливо называют содержанками и их покровителями.
О том, что его чувство может оказаться взаимным Дюран даже не думал. Он никогда не верил в благоприятные исходы и, честно говоря, не мог с уверенностью сказать, стало бы ответное чувство Иды для него благоприятным исходом. Поэтому, едва переступив порог “Терры Нуары”, приказал готовить все к скорому и дальнему путешествию, чем вызвал у прислуги понимающие кивки головой и многозначительные взгляды, на которые не обратил внимания.
Только войдя в кабинет, распорядившись подать кофе, потребовав к себе дворецкого, чтобы получить у него отчет обо всем, что произошло в поместье в его отсутствие, опустившись в кресло и внимательно оглядев стол на котором все, начиная от пресс-папье и заканчивая перьями, лежало так, как он оставил несколько месяцев назад, Эдмон осознал, что устал. Устал настолько, что не сможет двинуться с места, даже если ему будет угрожать смертельная опасность. Восстанавливать силы ему помогало только совершенное одиночество, а в последние месяцы он почти не бывал один, постоянно находясь либо в ставке маршала с десятком других скучавших офицеров, либо в лагере среди солдат, где постоянно что-то происходило. Тишина и полумрак кабинета так разительно отличались от того, что ещё недавно составляло окружение Эдмона, что на мгновение он даже подумал о том, что все это происходит не с ним. Его молчаливое и отрешенное спокойствие нарушил дворецкий, явившийся с серебряным подносом, на котором стояла чашка кофе и небольшой фарфоровый кофейник, распространявшие горьковатый аромат свежезаваренного кофе.
– Я надеюсь в мое отсутствие обошлось без происшествий? – спросил Эдмон, слегка приподнимая бровь. Дворецкий натянуто улыбнулся, ставя перед герцогом кофейную чашку.
– Как видите, поместье в полном порядке, – быстро ответил он. – Если вы желаете лично убедиться…
– Нет, мне довольно вашего слова, – качнул головой Эдмон, мельком взглянув на бумаги, которые отодвигал в сторону. Дворецкий замер в нерешительности на некотором расстоянии от стола, не зная стоит ли ему упомянуть о незавидной участи, которая постигла виконтессу Воле и делая вид, что ждет, когда хозяин допьет кофе.
– Что-то еще? – спросил Дюран, от внимания которого не укрылось взволнованно-нервное состояние дворецкого, но тот лишь отрывисто покачал головой, приняв решение молчать. Эдмон отставил в сторону опустевшую чашку и задумчиво взглянул в окно, за которым раскинулся парк, уже принявший вид осеннего леса. Строгость и симметричность регулярного ему так и не были возвращены, поэтому Эдмон испытывал странное чувство дежавю, которое он не мог однозначно назвать ни приятным, ни угнетающим. Почти год назад он впервые увидел этот парк точно такой же осенью, но за время, прошедшее с того момента, произошло столько, сколько, порой, не вмещало десятилетие жизни.
— Как себя чувствует виконтесса Воле? — как бы невзначай спросил Эдмон и дворецкий, осторожно забирая со стола пустую кофейную чашку, осторожно ответил:
— Виконтесса Воле покинула Вилье-сен-Дени в конце августа.
Эдмон резко поднял голову и, сдвинув брови, внимательно посмотрел на дворецкого, которому захотелось развернуться и уйти сколь угодно далеко, лишь бы там не было этого взгляда.
