Над бурей поднятый маяк (СИ) - Флетчер Бомонт (читать хорошую книгу txt) 📗
— Я любил… Люблю Кита, Дик. А он любил меня. Больше никаких мерзостей.
— Но ты кричал! Сейчас, во сне! — голос Дика вновь стал растерянным, и вновь, знакомо забирал высоко. — Значит…
Уилл вдруг вспомнил свой сон, вспомнил нож, блеснувший в руке у Фрайзера, и эту странную, потустороннюю, похожую на адские врата «Сирену. И его вновь объяло тяжелое, мучительное предчувствие потери. Он должен предупредить Кита! Немедленно!
— Это был просто дурной сон, Дик. Просто сон, — сказал Уилл как можно равнодушнее, но сердце забилось чаще, а память услужливо подсовывала забытые картинки из того, другого бредового сна. Два раза ему снилось одно и тоже. Это не могло быть просто совпадением.
Уилл встал, пошатываясь. Голова кружилась и болела, но выхода у него не было.
— Я должен идти, Дик. Немедленно. Это очень важно.
Дик захлопал глазами:
— Сейчас? на ночь глядя? Куда ты собрался?!
— Дело жизни и смерти, Дик, — твердо сказал Уилл, укутываясь в плащ. — Поверь мне.
***
Гоф ждал и ждал ответа, мальчишка, не обращая на разговор, ведущийся над его головой, старался все больше, а мастер Марло, сдерживая участившееся дыхание, задумчиво смотрел куда-то в сторону. Он все так же прикасался рукой к своим губам, а на его гладкой груди проступали рваные пятна, имеющие странно болезненный вид на бледной коже. Выражение его лица делалось то напряженно мучительным, то как бы безмятежно разглаживалось, и один Господь Бог мог бы сказать наверняка, что было у этого человека на уме.
— Я уверен, что мастер Уилл не желал вас оскорбить… Совсем не желал. Да, возможно, он совершил глупый поступок, поторопился с выводами, не зная вас до конца… Но он не хотел. Если бы он хотел уязвить вас тем, что, насколько мне довелось слышать, сотворил… разве стал бы он предлагать вам убить его на месте? Он ведь и вправду шел прямо под нож… так, что и я поверил, и остальные…
Не умолкая, Гоф как будто заполнял своей повизгивающей трескотней пропасть чужого молчания. Он ускорялся и ускорялся — и вслед его речи ускорялись движения там, внизу, и напряжение в белом запястье на черных волосах. Напряжение в чуть разведенных, очерченных горячими бликами, бедрах.
От мастера Марло пахло модными духами и земным, телесным жаром — это делало его хотя бы сколько-нибудь похожим на живого, из плоти и крови, человека, а не сумеречного, сумрачного демона из страшных, стыдных снов. Он как будто был болен, как будто бредил в полном молчании, упрямо стискивая пальцы и губы. Это так пугало маленького Гофа, что он вскочил из-за стола, сразу как будто возвысившись над всем вихрящимся вокруг них безумием, заозирался, словно впервые видя все эти натянутые хребты, мышцы, ходящие под кожей спин, бессмысленные лица, бессмысленные, животные движения, увлекающие за собой, так и зовущие — присоединиться…
Может быть, прав был мистер Марло, насмешничая, и Ад действительно был вокруг них — и в нем самом?
В момент понимания Роберт Гоф вдруг решил твердо, раз и навсегда: если мастер Шекспир и откажется от этого Ада в пользу пусть даже всех тех красивых и ласковых девушек, что всегда вились вокруг него роями… он… он…
Он будет самым большим, самым огромным придурком из всех, что встречались Гофу на его коротком пути.
***
В дверь ухнули — с молодецкой, не терпящей возражений силой.
Этот удар — в крышку черепа, в двери прижмуренных век, — заставил Кита отвлечься и повернуть тяжелеющую голову в сторону источника шума. Шелковистые, как ласочья опушка, ласки, только обретшие уверенный напор, приостановились, вызвав новую волну едкой досады.
— Эй, тебе кто-то позволял отвлекаться? — каркнул Кит, смазано ударив безымянного мальчишку по спине. Тот промычал что-то в ответ, и хотел даже облечь свое мычание в подобие раздельных слов, освободив рот — но только получил по затылку, дернувшись в захлебывающемся спазме.
Дверь отворилась, потому что была не заперта.
Хозяин дома на Хог-Лейн, видите ли, вторые сутки подряд играл с Дьяволом, а Дьявол не терпит, когда перед его носом запираются на замок. Демоны, люди, люди-демоны, игривые сатиры с тирсами или членами, увитыми плющом, заметались в утроенном запале, вырывая у щедрой ночи все, что она изволила дать, раздвинув черные, как у мавританки, ляжки.
— Кто вы такие и чего вам надо? — так же неприветливо спросил Кит, чувствуя ладонью, как его молчаливый спутник силится извернуться так, чтобы, не отрываясь от своих обязанностей, разглядеть вошедших, а всей длиной становой жилы — что до утра ему не кончить.
Болтливый Роберт Гоф замолчал, точно как в «Сирене» прижав к нежному рту обе руки.
— Вам хорошо известно, кто мы такие, — пропел, появляясь из-за спин своих дружков-верзил, Роберт Поули — как всегда, затянутый во все черное. Может, его и не было вовсе — и просто воспаленный разум Кита соткал его из осколков ночной темноты? Но говорил он, как настоящий — сладко и велеречиво, до того приторно, что ему в рожу хотелось плюнуть — от этого Кита удерживала лишь ленивая нега, оказавшаяся сильнее злости, и попытки догнать ускользающее удовлетворение. — И зачем мы пришли, вы тоже должны помнить.
Кит таки сплюнул — в сторону, через подлокотник.
— Я вам ничего не должен.
— Милорд Ричард Топклифф ждет вас, — с той же сиропной настойчивостью гнул свое Поули, с любопытством, по-птичьи, поворачивая голову, чтобы разглядеть происходящее в кресле. — Я понимаю, что вам неохота отвлекаться от общения с вашими очаровательными друзьями… Но долг есть долг.
***
И снова был ночной Шордич, подмерзшая к ночи грязь под ногами и темнота, наползающая со всех углов. Только в этот раз в руках Уилла был фонарь — в последний момент его сунул Дик и проводил друга с долгим печальным вздохом. Это вздох должен был, видимо, означать, что Уилл глупец, что ничему его прошедшие сутки так и не научили, что он кладет голову в пасть разъяренного льва и при этом самонадеянно хочет остаться целым и невредимым.
Друг ничего не сказал, и за это Уилл был благодарен: все, что он мог сказать, Уилл знал и сам. Может быть, в другое время и если бы речь шла о другом человеке, он и сам бы предпочел остаться в стороне. Но то темное, тяжелое, не отпускающее предчувствие беды, которое росло с каждой минутой, гнало в ночь вопреки здравому смыслу. Беды, смертельной опасности, тьмы, которая — и Уилл видел это так ясно, как видел, бывало, героев своих пьес, как слышал собственные стихи, нашептанные кем-то на ухо, — уже клубилась над Китом, готовая вот-вот поразить его. Это предчувствие заставляло ускорять шаг, и Уилл, вопреки налитой тяжелой болью голове, ломоте во всем теле, сам не замечал, как перешел на быстрый шаг, а с него — на бег, и под конец пути задыхался, оскальзывался, глотал пересохшим ртом гнилой шордичский воздух, и все равно — бежал.
И еще издали увидел, что предчувствия не обманули его. Уилл замер, опустив ненужный фонарь и не добежав до заветной двери на Хог-Лейн всего нескольких шагов.
Дверь широко распахнулась, и Кит в окружении затянутых в черное, сливающихся с ночным мраком людей сел в такую же черную карету. Он был без плаща и шляпы, и волосы — яркие светлые волосы казались нимбом вокруг головы. Уиллу показалось, что под небрежно наброшенным на плечи дублетом у Кита нет сорочки, но, может быть, только показалось. В полном молчании Кит сел в карету, и она тронулась, слегка подпрыгнув на кочке. Карета скрылась из виду, даже ее фонарь пропал в темноте, а Уилл все стоял, опустив бесполезный фонарь на землю, и смотрел вслед. В голове было пусто — ни одной мысли, сердце же билось так бешено, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Его ужасный сон сбылся даже раньше, чем Уилл мог вообразить. Прямо на его глазах Кита, несомненно, увезли люди Топклиффа — среди теней, сопровождавших Кита, Уилл увидел Поули. За что — это было понятно, Топклиффу не нужны были поводы, а Кит их давал предостаточно. Но что теперь делать? Бежать в «Театр» за помощью? Но чем может помочь старик Бербедж — Дик и так каждый день подвергается угрозе? Может, нужно искать Уолсингема, чтобы вмешался? Но станет ли тот вмешиваться, впустит ли вообще Уилла, захочет ли с ним говорить? Может, стоило бы обратиться к Гарри Саутгемптону? Но и тот вряд ли сможет помочь, да и неизвестно, чем окончился их с Китом разговор — может, то, что Кита забрали прямо сейчас, вообще дело рук матушки юного безрассудного графа? Значит, нужно бежать за каретой? Бежать к Топклиффу?.. Умолять отпустить, предложить себя вместо него?..
