Царица Шаммурамат. Полёт голубки (СИ) - Львофф Юлия (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
А какой у неё был голос, когда она пела!.. Как-то вечером Ану-син, сидя на речном берегу, тихонько затянула песню на незнакомом загадочном языке. Мягко светила луна, и Ану-син, глядя на неё задумчивым печальным взглядом, забыв про всё на свете, запела уже во весь голос:
— Ниш Шамаш кабти лу таматуну
Ниш Эа бэл надби лу таматуну
Ниш Асаллухи машмаш или лу таматуну…
Чистый девичий голос то взмывал кверху, трепеща в вышине, как жаворонок крыльями, то стремительно падал вниз и грудью бился о землю. Словно исходя кровью, он неожиданно стихал. Да и сама песня больше походила на некий мистический ритуальный заговор.
— Я и не знал, что ты так поёшь, — почему-то шёпотом сказал Бализану. Он был сам не свой, с изумлением смотрел на Ану-син, словно видел её впервые. — Кто научил тебя петь эту песню? О чём она?
— Услышала где-то, уже не помню, — немного смущённо ответила девушка. — А о чём она, я и сама не знаю…
Однако безмятежное блаженство Бализану не могло продолжаться вечно. Однажды, под сенью высокой пальмы, Ану-син поведала влюблённому в неё юноше о своём горе: она с детства сирота, а единственная память о родителях — золотая подвеска, которой она так дорожит, — украдена бесчестными людьми. Со слезами на глазах, которыми Бализану всегда так самозабвенно любовался, девушка рассказала о своём недавнем сне: сама владычица небес, богиня Иштар явилась ей, чтобы указать место, где было спрятано дорогое её сердцу украшение, и этим местом оказался… дом кузнеца. Бализану воспылал гневом, когда понял, что причина горя его обожаемой возлюбленной — его же собственные родители. Он поклялся своей жизнью, что раздобудет и вернёт девушке подвеску, чего бы ему это ни стоило…
Бализану отбросил в сторону ветхую циновку, подняв столб пыли, и принялся перекладывать старые вещи, тщательно просматривая содержимое полусгнивших шкатулок из тростника и связанных тугими узлами мешков. Ничего, что было бы достойно внимания! И зачем только Шулууми хранит всю эту ветошь?.. Бализану глубоко вздохнул и тут же, не успев сдержаться, чихнул. Он замер с тревожно бьющимся сердцем и прислушался. Что это, чьи-то шаги или ему показалось? Лицо юноши покрылось мертвенной бледностью. Но звуки, насторожившие его, больше не повторились — Бализану мгновенно расслабился и продолжил поиски.
Взгляд Бализану скользнул по стенам. Неужели снова неудача? Вдруг он заметил в верхней части стены небольшое углубление, и на губах его заиграла улыбка. Не колеблясь, Бализану пододвинул к стене ларь, в котором Шулууми хранила ставшую непригодной посуду, взобрался на него, испугав обитавших внутри ларя мышей, и на цыпочках дотянулся до ниши. Очень скоро его рука нащупала что-то твёрдое, завёрнутое в мешковину. Он спустился наземь и при свете лампады рассмотрел находку. Гребень из слоновой кости в виде птицы со сломанными зубчиками (странно, как такая диковинная вещь попала в руки матери, удивился Бализану), ожерелье из разноцветных речных камешков, дешёвые серьги из бронзы и, наконец, то, что он искал.
Изображение нагой богини заворожило Бализану; при мерцающем свете лампады казалось, будто обольстительное женское тело ожило, даже змеи в руках богини начали двигаться, причудливо извиваясь, и связанные львята беспомощно изогнулись, пытаясь освободиться. Юноша созерцал живописный рисунок в благоговейном молчании, и потому шорох, раздавшийся за его спиной, сильно резанул ему слух.
Бализану сжал подвеску в мгновенно вспотевшей ладони и быстро обернулся. В глаза ударил сноп яркого дневного света и на миг ослепил юношу. Когда же глаза его постепенно привыкли к этому освещению, Бализану увидел стоявшую перед ним мать.
— Что ты здесь делаешь? — сердито спросила Шулууми, с подозрением глядя на застигнутого врасплох сына.
— Я… я искал… мне захотелось сушёной дыни, — заикаясь молвил Бализану и хотел было пройти мимо матери, но она удержала его за руку.
— И ты нашёл то, что искал? — снова спросила она, глядя ему прямо в глаза.
По её тону, позе и взгляду Бализану понял, что мать обо всём догадалась. Его вдруг охватила такая ярость против матери, что он стиснул зубы, чтобы не сказать ей что-нибудь обидное.
— Мой дорогой сын, какое безумие нашло на тебя? — заговорила Шулууми, дотрагиваясь до его руки. Той руки, в которой была зажата золотая подвеска. — Эта коварная девица запутала тебя в свои сети, заставила тебя пойти против матери, понукая выкрасть то, что ей уже не принадлежит!
Бализану отпрянул от неё. Как она может говорить такие слова? Ведь это она присвоила себе вещь, которая принадлежит другому человеку! Присвоила и молчала об этом, тем самым причиняя несчастной девушке такие страдания! Страшная злоба к матери вспыхнула в сердце юноши.
— Что бы ты ни говорила, я верну эту вещь её настоящей владелице, — твёрдо сказал Бализану, оттолкнув руку матери.
— Ты этого не сделаешь, слышишь? — с угрозой прошептала Шулууми.
Бализану помолчал, нахмурясь, и затем упрямо произнёс:
— Я хочу выйти.
— Выйти к ней, да? Выйти и отдать то, что она задолжала мне за еду, питьё и ночлег? Ты совсем лишился рассудка, коль ради этой девки решил пойти против родной матери! О Бализану, либо ты глуп, как баран, либо наивен, как дитя!
Бализану взглянул в красное взбешённое лицо матери и сжал кулаки, вне себя от злости.
— Пусти меня, — хрипло, чужим голосом проговорил он; его глаза, обычно кроткие и добрые, холодно блестели.
Он снова думал об Ану-син, о том, что она ждёт его, и представлял, какой чудесной улыбкой озарится её прекрасное лицо, когда он преподнесёт ей найденное им украшение. Ради этого мгновения он был готов на всё, и горе тому, кто пытался удержать его.
— Оставь эту распутницу, иначе я прокляну тебя, — шипящим голосом молвила Шулууми. Она не собиралась сдаваться. — Отдай мне подвеску, и я сейчас же прогоню эту приблудившуюся негодяйку, пока она не накликала на наш дом беду!
С этими словами женщина решительно протянула руку, не сомневаясь в том, что сумела уговорить всегда покорного ей сына.
— Оставь меня! И не смей грязными словами порочить имя той, что мне дороже всего на свете! — вскричал Бализану и, не помня себя от гнева, грубо толкнул мать.
Шулууми пошатнулась, но устояла на ногах, успев схватиться за стену. Бализану ураганом пронёсся мимо неё, зажав в руке подвеску, с видом победителя, отбившего у врага ценный трофей.
— Да будет проклят сын, поднявший руку на мать! Да будет проклят час твоего рождения равно как и час твоей смерти! Я призываю богов преследовать тебя, Бализану, сын Хуваша, бедами и голодом до последнего твоего вздоха! Я отлучаю тебя от дома и от рода! — кричала в бешенстве Шулууми вслед убегавшему от неё Бализану.
Когда он совсем скрылся из виду, ослабевшая от ярости, сломленная Шулууми упала на пол и забилась в громких рыданиях.
Глава 3. Рабыня Истерим
Подгоняемый сильным северным ветром, челнок скользил вниз по реке. Изредка закрывая лунный диск серебристо-голубой дымкой, по небу проносились рваные облака. Повсюду царила тишина, нарушаемая лишь плеском воды. Ночь была свежая, но не холодная.
Ану-син сидела на корме маленького быстроходного челнока, которым ловко управлял Бализану. Глядя на посеребрённые лунным светом силуэты росших вдоль реки пальм, она думала о том, что ждёт её в будущем, если она свяжет свою судьбу с судьбой этого юноши. В том, что ради неё Бализану был готов пожертвовать самим собой, она ни мгновения не сомневалась: он уже доказал свою преданность, вернув ей подвеску вопреки воле матери. Однако Ану-син не испытывала к нему каких-то особенных чувств и потому желание влюблённого юноши сопровождать её в путешествии не доставляло ей радости. Когда он был нужен ей, она была с ним нежна и ласкова, теперь же смотрела на него как на обузу.
Тем временем сам Бализану предавался мечтательным размышлениям и не замечал перемены в настроении девушки. Они были вместе, рядом, наедине друг с другом — разве мог он желать чего-то большего?
