Шальная мельница (СИ) - Резниченко Ольга Александровна "Dexo" (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
— Да ладно, — глубокий вдох, оборачиваюсь я к ней полностью; натянуто, лживо усмехаюсь. — Как ты тут? Чем днями занимаешься?
Вмиг радостью вспыхнули ее глаза, а на устах проступила счастливая улыбка.
Воодушевленный вдох — и полились слова рекою:
— Ох! Да вот по хозяйству ей помогаю! То здесь, по дому, то в огороде, то в поле. Корову научилась доить. Представляешь? — смеется (невольно улыбаюсь в ответ). — У нее даже поросята в прошлом году были! Свинья навела. Ух, сколько я с ними провозилась! Родными стали… — голос невольно печалью проник. — А затем продала. С долгами рассчиталась, да вот хату немного подладили, крышу сменили — а то уж совсем текла, в дождь — ведра подставлять приходилось. А ты как? Где была? Чем занималась?
Помрачнела я. Стыдливо опустила взгляд. Молчу, перебирая мысли.
Но вдох — и решаюсь на, какую-никакую, правду:
— При приюте жила. Помогала Лекарю и Знахарке.
— Да ладно! — завороженным шепотом. Глаза округлились. — Надо же! Это ты теперь болезни умеешь лечить? Да?!
Невольно смеюсь, плененная ее чистотою и ребячеством.
— Умею.
— О! А бородавку вылечить сможешь?
— Бородавку? — удивленно.
— Да, — живо поворачивается ко мне боком, задирает немного платье и показывает колено. Несмело касаюсь пятнышка, вожу пальцем. Нежно усмехаюсь. — Это — не бородавка, это — родинка.
— А это? — и вновь резкое движение, заламывая себе локоть, желая и самой разглядеть тревожное место. — А это? — тычет мне под нос.
И снова касаюсь. И снова смеюсь добродушно.
Качаю головой.
— Тоже родинка.
— А, ну ладно… Это — хорошо же?
— Хорошо, — киваю, улыбаясь.
— А ты, мы… здесь надолго? Чем думаешь заниматься?
Скривилась вмиг, виновато, стыдливо поджимаю губы.
— Не знаю…
— Эльза… а почему ты так долго не возвращалась? — с притаившейся обидой, несмело прошептала Девочка, страшась гнева.
Отвожу в сторону взгляд. Нервно тру ладонями лицо.
Не хочу больше врать. Не хочу…и будь, что будет.
Уверенно уставиться ей в очи. Шумный, глубокий, достойный тирады, вдох — и решиться:
— Правда в том…. что я не помню тебя.
Обомлела Девочка. Побледнела, не дышит.
Веду дальше:
— Более того, я и себя… не помню. Только до момента, как меня спасли из реки, — и снова пауза, и снова тяжелый вздох. — Разные слухи ходят о том, почему так произошло. Но… даже я не знаю истинную правду.
… чуть меньше года назад это произошло. А что до этого было — как рукой сняло. Пустота. Ничего такого. И о тебе узнала… совсем недавно. И то… до конца не верила, что… не лгут. Прости меня, — поморщилась я от жуткого ощущения собственного предательства (того самого, как в свое время поступила Аня, и как я ненавидела ее потом за это). Лихорадочно закачала головой. — Я не знаю, почему так поступила. Не знаю… и мне кажется, я… не могла. Хотя и факты говорят об обратном. Не знаю, о чем думала, когда уходила…
Когда бросала тебя здесь… с этой…
Господи, — зажмурилась я от боли, с последних сил сдерживая слезы. Спрятала лицо от позора в ладонях. — Я даже… не знаю, как тебя зовут. И… если бы не молва, никогда бы и не вернулась. Не пришла, не нашла… и не узнала бы.
— Нани.
Обмерла я, осознавая услышанное. Решаюсь опустить руки и взглянуть в очи. Изумленная.
— Меня зовут Нани, — учтиво объясняет Девочка.
Опускаю взор.
"Нани". Удивительно… но если всё правда, то почему… совершенно никаких эмоций, воспоминаний не вызывает у меня это имя? Нани. Не особо-то и на имя, как для меня, похоже…
— А лет-то тебе… сколько?
Взгляд на нее из-под ресниц.
Пожала плечами Девочка.
— Той зимой, вроде как, четырнадцать исполнилось. Мама говорила, что я на Рождество родилась.
Киваю головой:
— Ясно, — немного помедлив. — А когда ушла, сколько было?
— Три весны тебя не было.
(похолодело внутри; ежусь, скручиваюсь, сжимаюсь невольно, прячась от боли)
Но еще мгновения тишины — и храбро продолжаю бой.
— Родители? Что с ними…?
Поджала губы девчушка. Поморщилась от воспоминаний…
— Отец давно умер, мы еще очень маленькие были, даже не запомнили, как выглядел. На лесозаготовке деревом привалило. А мама…, - печально опустила взгляд, голос дрогнул. — Незадолго до твоего ухода… умерла. Лекарь сказал, что простуда… Жар ни на день не сходил, кашель сильный, да так, что… иногда жутко ставало (особенно ночью, когда так тихо вокруг). Чудилось, что вот-вот душу выплюнет, что в этот миг и умрет…
Немного помолчав, осмеливается на взор из-подо лба:
— Что… совсем-совсем ничего не помнишь?
Глаза в глаза. Шумный вздох.
Качаю отрицательно головой.
— Ничего. Словно я из другого прошлого. Не такого, о котором ты говоришь, ни ты, ни другие мои нынешние знакомые. Не такого… Для меня всё вокруг, — взгляд около, — кажется каким-то диким, чужим. Все эти… повозки, мельницы, хлева, камины, свечи — словно…
Запнулась, осеклась я, понимая куда веду. И хотелось бы ей всё рассказать. Очень бы хотелось, однако… боюсь сглупить. Не готова еще… ни она, ни я. Слишком опасно и опрометчиво.
— Да неважно, — рявкнула я, да так, что излишне громко вышло. Кисло, наигранно усмехнулась. — Главное, что я, все-таки, нашла тебя… и теперь мы будем вместе.
Засветилась от радости Девочка. Пристально, взмолившись, уставилась мне в очи, словно выискивая там подтверждения. Щеки вмиг залились румянцем.
— И ты не бросишь меня, больше никогда?
Мотаю головой, ответ как святую истину твердя:
— Ни за что на свете.
Бежать, ехать — просто… некуда. А потому, скрепя сердцем, принять зло и негодование тетки, и молчаливо, нагло приютиться в ее доме. С каждым днем всё меньше презрения с ее стороны, всё больше примирения и свыкания…
Что касательно слухов, то они сюда особо и не дошли: пропала, да и пропала, на том и вся история.
Снова податься в лекари, снова окунуться в этот чан самоотречения и порицания — не решилась. Уж извольте. Хватит с меня платы злом за добро. Добро, творенное на грани человеческих сил и возможностей. Хватит.
И по хозяйству работы хватало: то на кухне, то в хлеве, то в огороде. А там и в поле с теткой приходилось выходить, замещая Нани.
Вовсю правила осень…. а значит — дел невпроворот. Близится холодная зима, и что она принесет — только одному Богу известно…
Заготовить дров впрок, засушить ягоды, фрукты, грибы, немного трав (на случай элементарных болезней — спасибо Беате за науку). Заготовить сено, утеплить дом. Жизнь крутилась, вертелась, словно бешенное чертовое колесо, погоняя нас, бестолковых грызунов, решетя души и истязая плоть тяжелым, надрывным трудом и язвительной проголодью.
… но это были мелочи, шелуха, ведь по-настоящему жуткое… творилось на сердце. Вопросы, ответы на которые даже не стоит ждать, но и без которых существовать невыносимо: жив ли еще, жив? Или… уже всё… тщетно?
— Не знаю, что ты там натворила и не хочу знать. Так что иди разбирайся сама! — гаркнула внезапно мне в спину Тетка, отчего я невольно вздрогнула и чуть не разлила из корыта кашу. Вылить остатки из ведра и поравняться на ногах. Взгляд на женщину.
— Вы о чем?
— О том, что гости у нас. И совсем непрошенные…
…
Ушам своим не смогла поверить, когда незнакомый мужчина (небедно одетый, хотя и без всяких знаков отличия Ордена) стал рассказывать с чем приехал. И это-то… после такой затяжной тишины, молчания, безучастия… Почти год прошел. Никто нигде не искал, не касался моего отсутствия (там), ни моего присутствия (здесь), а тут — на тебе… Однако, вместо гонения, презрения и настороженности, какая-то печаль, мольба, провинность звучала в голосе Посланца. Внутри всё враз затрепетало, едва услышала такие милые сердцу слова: "округ Бальги", "Цинтен"… Однако, увы, отнюдь не Генрих сию весточку направил. Отнюдь не он.