Самый короткий путь (СИ) - "Elle D." (е книги txt) 📗
«нет», и когда он входил в раж, остановить его было невозможно. Уилла пугала эта его
черта, в той же мере, в которой приводила в восторженный трепет. Он был в полной
власти этого человека, во всех смыслах слова – но отчего-то был уверен, что, если это
будет в его силах. Риверте не причинит ему намеренного зла. Единственный раз, когда он
был груб, в самую первую ночь, Уилл старательно выбрасывал из головы.
Если говорить начистоту, пожалуй, он был счастлив.
Порой он вспоминал о том, ради чего всё это затеялось, о том, чем он всё ещё оправдывал
перед собой свою податливость и получаемое в награду за неё наслаждение. Однако это
оставалось всего лишь мыслями.
Тем временем дела в замке Даккар шли вовсе не так хорошо, как в спальне его хозяина.
Хотя Риверте с Гальяной тщательно рассчитали продовольствие на случай долгой осады,
запасы стремительно таяли. Людей было слишком много, много было также больных и
раненых, которым нельзя было урезать рацион так строго, как здоровым. Теснота и жара –
ибо погода снова наладилась – способствовали быстрому распространению болезней.
Руванцы совершили удачную вылазку, завалив ручей, бежавший через территорию замка,
и он сразу помутнел и забился песком. Теперь остался только колодец в главной башне, и
люди с вёдрами целыми днями простаивали в очередях, чтобы получить ненмого свежей
воды. Пищи становилось всё меньше, трупов – всё больше, и их приходилось сбрасывать в
ров с крепостной стены. Большую часть дня Риверте проводил во дворе, лично осматривая
раненых, помогая людям по мере сил в мелких и крупных бытовых неурядицах. За ним,
прикрывая лицо платком, бегал Гальяна. Риверте лица не прикрывал, и даже не морщился,
склоняясь над зловонной раной очередного бедняги, собиравшегося отдать жизнь за
своего сеньора. После этих обходов он возвращался мрачный и молчаливый, садился за
стол, не замечая Уилла, и молча выпивал свою обычную бутылку. К сожалению, не было
похоже, что это ему особенно помогает. Забывался он только ночами, и Уилл старался
помочь ему сделать так, чтобы хотя бы на эти несколько часов дневные тревоги вылетали
у него из головы. Покончив с этим делом, Риверте вставал, одевался в свой лучший
камзол и шёл на стену зубоскальничать с предводителем руванцев.
Это длилось уже без малого три недели.
– Вы скучаете в моём обществе? – спросил Риверте Уилла однажды, когда они лежали в
постели во время короткой передышки. Была середина ночи, в распахнутое окно проникал
ветер.
– А вы? – ответил Уилл вопросом на вопрос; по правде, ему действительно казалось, что от
него маловато проку.
– Отнюдь, – ответил тот, крепче прижимая его к себе. – Я нисколько не льщу и не
преувеличиваю, называя вас дивным созданием. Вы, Уильям, в чём-то уникальный
случай. Ваш отец не отпустил вас в монастырь, где вам привили бы все мерзкие замашки
попов – а сами вы старательно отгораживались от светского общества, которое вам
навязывали. Как следствие, вы ничего не знаете о людях, но это сохранило вам
изумительную чистоту души.
– Опять вы смеётесь надо мной.
– Я никогда над вами не смеялся. Немного дразнил… но не смеялся, Уильям, нет.
Уилл не знал, что сказать на это. Он слишком часто не знал, что сказать, но, к счастью,
Риверте и не требовал от него ответа. Общение у них обычно протекало несколько иным,
не менее приятным для обоих способом.
К концу третьей недели осады Уилл заметил, что солдаты Риверте сильно погрустнели и
явно утратили боевой дух. Оказалось, до них дошёл слух, что к руванцам вот-вот
прибудет обоз походных шлюх – праздник, неизменно поднимавший настроение армии.
Руванцы хохотали и шутили в предвкушении, люди же Риверте, которым было строжайше
запрещено прикасаться к прятавшимся в замке женщинам, лишь мрачно смотрели на них
со стен. Уилл однажды услышал краем уха, как Гальяна выразил опасение, как бы кто-
нибудь из солдат не открыл ворота, чтобы положить конец вынужденному воздержанию.
Полгода назад Уилл бы вообще не понял, в чём проблема – но теперь, узнав на
собственной шкуре темперамент вальенцев, он примерно представлял, каково им
обходиться без плотских утех третью неделю кряду.
Риверте, казалось, не замечал нараставшего в его рядах недовольства. Это тревожило
Уилла, но он не сомневался, то граф вынашивает план, о котором просто не
распространяется раньше времени. Этот человек предпочитал делать, а не болтать. Так
вскоре и оказалось.
Однажды ночью Уиллу почудилось, что он слышит внизу какой-то приглушённый шум и
возню. Но Риверте особенно измотал его в тот раз, и он, лишь заворочавшись во сне, тут
же снова провалился в сон. Однако с рассветом его разбудили ликующие крики и хохот,
доносившиеся со двора. Подойдя к окну, Уилл увидел аляповатый обоз, затянутый
цветастой тканью, из которого спрыгивали на землю женщины соврешенно
определённого рода занятий. Солдаты Риверте подхватывали их в прыжке,
вознаграждались смачным поцелуем в усы и хохотали как дети, получившие в подарок
взлелеянную в мечтах игрушку. Оказалось, что ночью Риверте с Ортандо и ещё дюжиной
солдат совершил вылазку за стену и перехватил обоз, двигавшийся к руванской армии.
После кратких переговоров, во время которых гонорар весёлых девиц, обещанный
руванцами, увеличился втрое, обоз повернул в сторону замка и под покровом ночи был
доставлен к потайному ходу, через который девиц провезли вместе с их обозом. Девицы
выглядели польщёнными и донельзя довольными – им явно льстило то, сколь большое
значение придавали их услугам.
Рёв Рашана Индраса, доносившийся из-за стен Даккара в то утро, был особенно
оглушителен, а угрозы – особенно устрашающи. Риверте предложил ему в качестве
утешения одну из шлюх на выбор, в ответ на что Индрас с проклятьем потребовал, чтобы
Риверте отдал ему собственную шлюху – этого смазливого хиллэсского щенка, которого
он трахает, пока его люди гниют заживо…
Уилл сам, к счастью, не присутствовал при этом, но слышал, как случившееся обсуждали
люди во дворе. По их словам, после этого требования Риверте резко перестал улыбаться,
вырвал у стоявшего рядом солдата лук и, не говоря ни слова, всадил стрелу в землю у
самых ног Индраса. С тем тот и уехал, видимо, не решившись и дальше испытывать
терпение своего друга.
Риверте говорил, что Индрас злопамятен, но сам он, похоже, был злопамятен не меньше.
Хотя его капитаны – все, кроме Ортандо – хором твердили ему, что недавняя вылазка с
нападением на весёлый обоз была полным безумием и закончилась удачей лишь
благодаря благоволению небес, он решился на ещё одну операцию, не менее, а то и более
безумную. Уилл ничего не знал об этом – и никто не знал, пока Риверте с отрядом в шесть
человек не появился вдруг среди ночи в замке, выйдя из всё того же потайного хода.
Когда они уходили, их было вдвое больше; теперь все они были в крови и тяжело дышали.
Уилл ничего этого не знал – перед тем он, как обычно, заснул в объятиях графа, и был
разбужен его тяжёлыми, непривычно медленными шагами. Вскинувшись и ошашело
моргая со сна, Уилл смотрел, как Риверте подходит к тазу с водой и каким-то странно
неуклюжим жестом пытается снять доспехи. Он был в крови, но во время штурма на нём
тоже была кровь его врагов, и теперь Уилл не сразу сообразил, что он ранен.
Лишь только до него это дошло, он вскочил и кинулся к Риверте. Без единого слова помог
ему снять покорёженные доспехи, разрезал жилет и рубашку и увидел глубокую
рубленую рану на плече.
– Рикардо давно говорит, что мне надо завести себе оруженосца, – криво улыбаясь, сказал
Риверте, когда Уилл невольно побледнел при виде кровоточащей раны. – А я говорю –
