Дезире - Зелинко Анна-Мария (библиотека книг .TXT) 📗
Я никогда здесь не была, потому что на тех семейных торжествах, на которых мы бывали в Тюильри, мы обычно были в апартаментах Жозефины. Два солдата Национальной гвардии, стоявшие на карауле у дверей, меня ни о чем не спросили. Я открыла дверь и вошла.
Молодой человек в штатском писал за большим бюро. Мне пришлось кашлянуть два раза, чтобы он меня услышал.
— Что угодно мадемуазель?
— Мне нужно поговорить с первым консулом.
— Вы ошиблись, мадемуазель. Вы находитесь в рабочих комнатах первого консула.
Я не поняла, о чем он говорит.
— Первый консул уже лег? — спросила я.
— Первый консул еще находится в своем рабочем кабинете.
— Тогда проводите меня!
— Мадемуазель! — было смешно видеть этого молодого человека, разглядывавшего меня от макушки до кончика туфель. — Мадемуазель, камердинер Констан вам, вероятно, сказал, что будет ожидать вас возле входа со двора. Здесь… здесь рабочий кабинет!
— Но мне нужно поговорить с первым консулом, а не с его камердинером. Пойдите к первому консулу и спросите его, сможет ли он уделить мне одну минуту. Это… это совершенно необходимо.
— Мадемуазель! — сказал молодой человек умоляющим тоном.
— И не называйте меня мадемуазель. Я мадам Жан-Батист Бернадотт.
— Мадемуа… о, простите, мадам… — он смотрел на меня так, как будто я была приведением его бабушки. — Это ужасно, — прошептал он.
— Возможно. А теперь доложите обо мне.
Он исчез и быстро вернулся.
— Прошу вас следовать за мной, мадам. У первого консула посетители. Первый консул просит вас, мадам, подождать минуту. Только одну минуту.
Он проводил меня в маленькую гостиную с креслами темно-красного бархата, которые стояли вокруг большого мраморного стола. Это, конечно, комната, ожидания. Но я ждала недолго. Открылась дверь, и я увидела мужчин, которые низко кланялись кому-то, приговаривая: «Спокойной ночи!» Дверь за ними закрылась. И тотчас секретарь провозгласил:
— Мадам Жан-Батист Бернадотт, первый консул просит вас войти.
— Вот самый прекрасный сюрприз, который я получил, — сказал Наполеон, когда я вошла. Он встретил меня у двери, взял мои руки и поднес их к губам. Он целовал мне руки. Я легонько высвободила их из затянувшегося пожатия…
— Садитесь, моя дорогая, садитесь! И скажите мне, как вы поживаете? Вы молодеете год от года!
— Это не совсем так, — ответила я. — Годы бегут, и в будущем году вам уже придется искать воспитателя Оскару.
Он усадил меня в кресло возле письменного стола. Но сам он не сел против меня, а стал ходить по комнате взад и вперед, и мне приходилось все время вертеть головой, чтобы не потерять его из вида. Это была очень большая комната, уставленная массой всяких столиков, заваленных книгами и манускриптами. Но на большом столе деловые бумаги были сложены двумя стопками. Они были уложены в деревянные коробки, напоминавшие ящики комода. Между ящиками на столе лежала бумага, скрепленная красной восковой печатью. В камине горел яркий огонь, и в комнате было жарко.
— Нужно, чтобы вы посмотрели это. Первые экземпляры, только что вышедшие из-под пресса. Вот!
Он поднес мне к носу несколько листков, покрытых текстом. Я увидела знаки параграфов.
— Конституция готова! Конституция Французской Республики! Законы, за которые Республика сражалась, теперь записаны и закреплены. Они имеют законную силу! Я дал Республике новую Конституцию! Законы самые гуманные, какие когда-либо были. Прочтите здесь: это касается детей. Старший брат не получает наследства больше, чем его остальные братья и сестры. И вот: родители обязаны материально поддерживать своих детей. Посмотрите… — он стал искать другие листки на маленьких столиках и пробегать их глазами. Новый закон о браке. Он разрешает не только развод, но и разделение имущества. А здесь, — он достал еще один листок, — это касается знати. Потомственное дворянство упраздняется.
— Народ назовет эту вашу Конституцию Конституцией Наполеона, — сказала я.
Я хотела сохранить его хорошее настроение. Мне это удалось. Легким жестом он бросил листки на мраморную полку камина.
— Простите меня, мадам, что я вам докучаю, — сказал он, подойдя ко мне очень близко. — Снимите вашу шляпу, мадам.
Я покачала головой.
— Нет, нет. Я на минутку. Я хотела только…
— Но она вам не идет, мадам. Она вам, правда, не идет! Позвольте мне самому снять ее с вас.
— Нет. Это новая шляпа, и Жан-Батист сказал, что она мне очень идет.
Он отступил.
— Конечно… если генерал Бернадотт сказал…
Он опять начал ходить туда и обратно за моей спиной. «Я его рассердила», — подумала я с сожалением и развязала ленты своей шляпы.
— Могу ли узнать, мадам, причину вашего визита? — он дразнил меня.
— Я снимаю шляпу, — сказала я. Я услышала, как он остановился. Потом опять подошел очень близко ко мне. Его рука легла на мои волосы.
— Эжени, — сказал он. — Маленькая Эжени!..
Я быстро опустила голову, чтобы уклониться от его руки. Голос был тот, каким он говорил со мной тогда, во время грозы…
— Я хотела просить вас о чем-то, — сказала я и услышала, что мой голос дрожит.
Он пересек комнату и оперся о камин напротив меня. Пламя озаряло яркими отсветами его блестящие сапоги.
— Конечно, — заметил он коротко.
— Как… конечно? — не могла удержаться я.
— Я не мог ожидать вашего визита без того, чтобы у вас не было ко мне просьбы, — сказал он колко. И, наклонившись, чтобы подбросить в камин еще полено: — А вообще, люди, которые приходят ко мне, имеют с собой прошение, которое мне подают. Ну хорошо… Чем могу быть полезен вам, мадам Жан-Батист Бернадотт?
Его покровительственный тон вывел меня из терпения. И все-таки, даже с коротко остриженными волосами и в хорошем мундире он так походил… так походил на того Бонапарта, который был в нашем саду в Марселе!..
— Не думаете же вы, что я могла приехать к вам среди ночи без достаточно серьезного повода? — спросила я свистящим шепотом.
Мой гнев, казалось, его забавлял. Он покачивался с носка на каблук и с каблука на носок.
— Я, честно говоря, не задумывался над этим, но надеялся, что вы откроете мне этот секрет. Ведь надеяться можно, мадам, не правда ли?
«Так не может продолжаться», — подумала я и решила перевести разговор на серьезный тон. Мои пальцы теребили розу на шляпе.
— Вы испортите свою шляпу, мадам, — заметил он. Я не поднимала глаз. Я проглотила слюну и вдруг почувствовала горячую слезу, скатившуюся по щеке. Я слизнула ее языком.
— Чем я могу помочь тебе, Эжени? — Он опять стал Наполеоном прежних времен, нежным и внимательным.
— Вы говорили, что многие приходят к вам, чтобы просить о чем-то. Имеете ли вы привычку исполнять их просьбы?
— Если я могу взять это под свою ответственность, — конечно!
— Ответственность перед кем? Вы… вы — человек, который может все, что захочет…
— Ответственность перед самим собой, Эжени. Ну хорошо, изложи мне твою просьбу.
— Я прошу о помиловании.
Молчание. Огонь потрескивает в камине…
— Ты говоришь о герцоге Энгиенском? Я кивнула.
Я ожидала ответа всеми фибрами моей души. Он заставлял меня ждать. Я обрывала один за другим шелковые лепестки розы с моей шляпы…
— Кто послал тебя ко мне, Эжени, с этой просьбой?
— Разве это не безразлично? Многие посылают вам эту просьбу. Почему и я не могу просить?
— Я хочу знать, кто тебя послал, — сказал он, дразня меня.
Я обрывала лепестки розы.
— Я спрашиваю, кто тебя послал? Бернадотт?
Я покачала головой.
— Мадам, я привык, что на мои вопросы отвечают. Я подняла глаза. Он наклонил голову, он приоткрыл рот, маленькие комочки пены сбились в углах губ.
— Вы не должны кричать на меня, — сказала я. — Вы меня не испугаете. — Я действительно не боялась его в этот момент.
— Вы любите разыгрывать из себя храбрую даму. Я помню сцену в гостиной м-м Тальен, — сказал он сквозь зубы.
— Я совсем не храбрая, — ответила я. — В действительности, я даже трусиха. Но когда игра очень большая, я умею брать себя в руки.
