Полынь – сухие слёзы - Туманова Анастасия (читать книги полные txt) 📗
Прихлёбывая поданный старой нянькой горячий чай, Вера думала о том, что, хочешь не хочешь, пора приходить в себя. Пора одеваться и идти по знакомым в поисках уроков. В который раз вспомнив, что её рекомендательные письма вместе с прочими вещами были оставлены в усадьбе Тоневицкого, Вера с досадой поморщилась. В доме не осталось ни одного приличного платья, в котором можно было ходить с визитами; даже то траурное, что было на ней, Вера наспех переделала из старого туалета Марьи Андреевны. Вера горько усмехнулась, вспомнив, как в ночь бегства из имения Тоневицкого до рассвета шла лесной дорогой в соседнее село Смородинное, где жила Раиса Алексеевна Протвина. Выслушав рассказ Веры, благородная дама пришла в страшное негодование и сразу же согласилась одолжить девушке денег на отъезд в Москву и предоставить ей лошадей до станции. Она даже предлагала на другой день съездить к соседу и высказать ему всё, что он заслуживает выслушать после такого мерзкого поступка, но Вера уговорила её этого не делать. И сейчас, прихлёбывая чай, она уныло думала о том, что напрасно отказалась от помощи Протвиной: по крайней мере, та могла бы забрать от Тоневицких и переслать Вере её вещи. Теперь же нужно обзаводиться новыми, а на какие средства? Просить денег у братьев? Но тогда придётся рассказать им обо всём, что было совершенно немыслимо. Допустить дуэли и кровопролития из-за собственной глупости Вера не могла. Стало быть, как и прежде, надеяться можно было только на себя. Целый месяц, ухаживая за больной матерью, она гнала от себя мысли о собственной судьбе. Теперь уже отвертеться от них было нельзя. Вера решила, что пока можно ходить по знакомым и в траурном платье, а как только для неё найдутся уроки, на первый же заработок она купит материи и сошьёт ещё одно. А заодно нужно спросить у Сашиной жены – не нуждаются ли какие-нибудь её петербургские знакомые в учительнице для детей.
Вера закончила завтрак, помогла Егоровне унести в кухню посуду, застлала свою постель и уже занималась причёской, нетерпеливо дёргая перед зеркалом густые тёмные волосы, когда в прихожей зазвонил колокольчик. «Верно, братья вернулись», – подумала Вера, обрадовавшись, что прямо сейчас сможет поговорить с Соней. Егоровна пошла открывать, и по тому, как долго она разговаривала с пришедшим, Вера сразу поняла, что это – чужие. «Опять кто-то с соболезнованиями, вот досада…» – поморщилась она, сообразив, что принять визитёров, кроме неё, некому, а времени на пустой разговор уйдёт скорее всего уйма. Но Егоровна вошла в комнату, трепетно держа двумя пальцами белую карточку, и лицо у неё было испуганное.
– Верочка, там к тебе… Какое-то сиятельство явились… Царица Небесная, ведь они и назвались, а я с перепугу всё забыла… вот, сама прочти. Стоят и говорят – спроси, примет ли меня Вера Николаевна. Верочка, это ж откуда у тебя этакие знакомства?! Принять, что ли, велишь?
Вера машинально взяла из сморщенных старушечьих пальцев белый прямоугольничек. «Князь Станислав Георгиевич Тоневицкий», – значилось на ней.
Первой здравой мыслью, пробившейся сквозь охвативший Веру ужас, было: «Слава богу, что братьев ещё нет…» Но с минуты на минуту они могли приехать – и застать Тоневицкого в дверях. Что он сказал бы им? Как она, Вера, смогла бы объяснить его визит?!
– Егоровна, гони его немедленно, немедленно вон! – Вера зажмурилась, судорожно обхватив плечи руками. – Господи, как же некстати…
– Верочка, да как же это?! – шёпотом взмолилась старуха, оглядываясь на двери. – Как же это человека вон гнать, когда они – князь и ничего худого тебе не сделали? Это ведь и неприлично, и отродясь матушка твоя так с людьми не поступала! У Иверзневых этак-то не делается! Коль виноват в чём, так выйди да сама от дома и откажи, а через прислугу разговаривать – не годится!
– Егоровна, побойся бога, какая же ты прислуга… – простонала Вера, понимая, что старая нянька права и что будет в сто раз хуже, если вернувшиеся братья сами пригласят Тоневицкого войти. – Да… Да. Ты, верно, права… Проси скорее в гостиную, я сейчас.
Подойдя к зеркалу, она торопливо взбила волосы щёткой, уложила их на затылке, яростно, одну за другой, вогнала в узел шпильки. Глубоко вдохнула и быстро вышла из спальни.
Князь ожидал в гостиной, стоя у стены перед портретом Марьи Андреевны в траурной рамке. Когда Вера вошла, он обернулся. Знакомые синие глаза в упор взглянули на неё. Вера ответила таким же прямым, холодным взглядом. Некоторое время оба они молчали.
– Здравствуйте, Вера Николаевна, – наконец с натяжкой поздоровался Тоневицкий. Вера, не отвечая, наклонила голову.
– Ваша матушка скончалась?
– Да.
– Прискорбно… Такое страшное горе для вашей семьи. Примите мои соболезнования.
– Благодарю. – Вера прикрыла за собой дверь, оперлась о неё спиной и тихо сказала: – Ваше сиятельство, я приняла вас только потому, что с минуты на минуту должны вернуться мои братья, которые ничего не знают о… об истинной причине моего отъезда из Бобовин. Я не сочла нужным расстраивать их ещё и этим. Нас всех и так подкосила смерть мамы. Так что, прошу вас, немедленно покиньте мой дом… И я искренне надеюсь никогда более с вами не встречаться.
– Вера Николаевна, я не займу вас надолго, – поспешно сказал князь. – Клянусь, что ваши братья не узнают от меня ничего.
– Зачем вы здесь?
– Я… – он запнулся на минуту. Затем медленно, не поднимая взгляда, выговорил: – Я приехал умолять вас о возвращении в Бобовины.
– Да… как же вам не совестно, низкий вы человек! – взорвалась Вера. – Вам мало сделанной подлости?! Вам мало того, как вы обошлись со мной?! По вашей милости теперь я – «гувернантка, побывавшая в истории»! Моей репутации конец! А я ведь должна зарабатывать на себя сама, но какое вам до этого дело? Вы хотели позабавиться – вот и всё! Боже, какая подлость, какая гадость, и вы ещё… Как же вы смели явиться сюда, на что вы рассчитывали?! Как же… как же, боже мой, вам не стыдно?!
– Рассчитывал я на ваше милосердие, Вера Николаевна. – Князь отвернулся, отошёл к окну. Вера, тяжело дыша и стиснув зубы, следила за ним. – Более мне, право, надеяться не на что. И напрасно вы полагаете, что мне не стыдно.
– Сделайте одолжение, убирайтесь вон, – сдавленно выговорила Вера. – Не городите одну пошлость на другую. У меня и без вас сейчас достаточно забот, и… – она запнулась, помолчала, затем медленно, устало махнула рукой. Почти шёпотом попросила: – Уходите, ваше сиятельство. Мне в самом деле нечего вам сказать.
Несколько минут слышно было только, как свистит ветер в трубе и колотит в раму облетевший клён. Тоневицкий молчал, всецело, казалось, поглощённый пляской сухих листьев за окном. Молчала и Вера, уже понимая, что князь не уйдёт.
– Вера Николаевна, отчего вы молчите? – не оборачиваясь, спросил он. – Моя соседка по имению, госпожа Протвина, высказывала мне своё возмущение не в пример дольше! Право, я и не предполагал в ней такого… неаполитанского темперамента! Гнев Ахиллеса, ей-богу, ничто в сравнении с тем, что мне пришлось выслушать! В пылу праведного гнева госпожа Протвина позабыла даже о том, что должна мне тридцать четвертей ржи и собиралась купить моего повара! Вот до чего может довести достойную женщину мужское свинство!
– Вам это смешно, ваше сиятельство? – холодно спросила Вера, с досадой думая про себя, что Протвина всё же не стерпела и отвела свою стародевическую душу сполна. Что по сравнению с этим несостоявшаяся покупка повара!.. И хоть бы слово написала, лиса…
– Мне, Вера Николаевна, не до смеха, – в тон ей ответил Тоневицкий. – И госпожа Протвина была полностью права в своих репримандах, так что Фильку я ей всё-таки продам. Пожалуй, даже за полцены. Я в самом деле вёл себя по-свински и…
– Рада, что вы готовы это признать, ваше сиятельство, – перебила его Вера. – Но по-прежнему не вижу нужды в вашем визите. Вы в самом деле не понимаете, что мне не хочется вас видеть?
– Ещё как понимаю. – Тоневицкий, наконец, отвернулся от окна, взглянул на Веру, невесело усмехнулся. – Помните, как несколько лет назад мы спорили о воспитании Сергея? Тогда я говорил вам, что просьба о прощении – лишь недостойный способ избежать наказания.
