Ожерелье королевы - Дюма Александр (читать книги без .TXT) 📗
– А вот эта уловка уже ни к чему, графиня. Если я еду на бал в Оперу, то поверьте…
– Да, ваше высокопреосвященство?
– Поверьте, что я, увидев там себя, буду удивлен не менее, чем были удивлены вы, когда остались отужинать вдвоем с мужчиной, который не приходится вам мужем.
Жанна почувствовала, что на это ей нечего сказать, и просто поблагодарила.
К дверям маленького домика подъехала карета, без гербов на дверцах. Наши искатели приключений сели в нее, и она быстро понеслась в сторону бульваров.
22. Несколько слов об Опере
Опера, этот парижский храм развлечений, сгорела в июне 1781 года.
Под обломками погибло двадцать человек; поскольку подобное несчастье за последние восемнадцать лет произошло уже во второй раз, место, где помещалась Опера, то есть Пале-Рояль, сочли несчастливым для этого источника веселья парижан и по указу короля ее перенесли в другой, расположенный подальше от центра квартал.
Для людей, живших по соседству, этот город из холста и некрашеного дерева всегда составлял предмет беспокойства. Опера, живая и невредимая, воспламеняла сердца финансистов и знати, двигала состояниями и званиями. Загоревшаяся Опера могла погубить квартал, даже целый город. Все дело решал порыв ветра.
Место для новой Оперы было выбрано у заставы Сен-Мартен. Король, огорченный тем, что его славному городу Парижу придется так долго обходиться без Оперы, предался печали, что с ним случалось всякий раз, когда в город не подвозили зерно или когда хлеб дорожал до семи су за четыре фунта.
Нужно было видеть, как пожилая знать и молодая адвокатура, военные и финансисты были выбиты из колеи этой, так сказать, послеобеденной пустотой; нужно было видеть, как блуждают по бульварам бесприютные божества – от статиста до примадонны.
Чтобы утешить короля и отчасти королеву, к их величествам привели архитектора г-на Ленуара, который посулил им, что создаст диво дивное.
Этот добрый малый разработал новую систему переходов и коридоров – столь совершенную, что в случае пожара все находящиеся в театре люди могли спастись. Он спроектировал восемь запасных выходов, не считая пяти широких окон на втором этаже, помещенных так низко, что самый малодушный человек мог выпрыгнуть на бульвар, рискуя в худшем случае растянуть себе ногу.
Взамен красивого зала, построенного по эскизам Моро и расписанного Дюрамо, г-н Ленуар задумал построить здание длиною 96 футов с фасадом, выходящим на бульвар. Восемь колонн с кариатидами обрамляли три входные двери; восемь же колонн были оперты на цокольный этаж; кроме того, над их капителями помещался барельеф, а еще выше – фонарь с тремя окнами, украшенными наличниками.
Сцена имела в глубину 36 футов, зрительный зал – 72 фута в длину и 84 в ширину, от стены до стены.
Под оркестром г-н Ленуар устроил пространство во всю ширину зала и длиною двенадцать футов; в нем помещался огромный резервуар и два комплекта насосов, обслуживать которые должны были двадцать гвардейцев.
В довершение всего архитектор попросил на постройку театра семьдесят пять дней и ночей – ни больше, ни меньше.
Последнее его заявление показалось бахвальством, над ним сперва очень потешались, однако король произвел вместе с г-ном Ленуаром необходимые расчеты и согласился.
Г-н Ленуар принялся за дело и сдержал слово. Театр был закончен в условленный срок.
Однако беспокойная публика, на которую никогда не угодишь, решила: раз здание построено быстро, на скорую руку, то есть кое-как, значит, новая Опера небезопасна. И несмотря на то, что парижане столько вздыхали по новому театру, ежедневно приходили смотреть, как балка за балкой он поднимается вверх, и заранее облюбовывали себе в нем местечко, теперь, когда он был наконец построен, никто не хотел в него идти. Самые отважные и безрассудные, правда, не сдали билетов на первое представление оперы Пиччини «Адель из Понтье», однако запаслись завещаниями. Увидев это, архитектор в отчаянии побежал к королю, и тот дал ему совет.
– Во Франции к трусам относятся все те, кто платит деньги, – сказал его величество. – Они лучше дадут вам десять тысяч ливров ренты и будут задушены прессой, но не станут подвергать себя опасности задохнуться под обвалившимся потолком. Предоставьте их мне и пригласите тех, кто не платит денег. Королева подарила мне дофина, и весь город вне себя от радости. Вот вы и объявите, что в честь рождения моего сына Опера откроется бесплатным спектаклем. И если двух тысяч пятисот человек, то есть трехсот тысяч фунтов веса, вам не хватит, чтобы проверить прочность вашей постройки, попросите этих молодцов немного попрыгать – ведь вам известно, господин Ленуар, что вес, падающий с высоты в четыре дюйма, дает нагрузку в пять раз большую, чем когда он неподвижен. Ваши две с половиной тысячи смельчаков, если вы заставите их танцевать, создадут нагрузку в полтора миллиона фунтов. Так что устройте после представления бал.
– Благодарю вас, сударь, – ответил архитектор.
– Но прежде хорошенько подумайте, вашему зданию придется нелегко.
– Государь, я ручаюсь за свою работу и сам пойду на бал.
– А я, – ответил король, – обещаю вам присутствовать на втором спектакле.
Архитектор последовал совету короля. Перед тремя тысячами зрителей из простонародья была дана «Адель из Понтье», и они рукоплескали восторженнее, чем любые короли. Зрители были не прочь поплясать после представления и веселились во всю мочь. Нагрузку на перекрытия увеличили не в пять, а в целых десять раз. Здание не дрогнуло.
Если и нужно было опасаться несчастья, то лишь на следующих спектаклях, когда благородные трусы набивались в зал, как сельди в бочке, – в тот самый зал, куда тремя годами позже отправились на бал кардинал де Роган и г-жа де Ламотт.
Такова преамбула, которую мы сочли нужным дать читателям, а теперь вернемся к нашим героям.
23. Бал в Опере
Праздник был уже в самом разгаре, когда кардинал Луи де Роган и г-жа де Ламотт украдкой – прелат во всяком случае – проскользнули в зал и смешались с тысячами самых разнообразных домино и масок. Вскоре они потерялись в толпе: так порой гуляющий по берегу реки видит, как небольшие завихрения, подхваченные течением, исчезают в водовороте. Два домино – насколько им позволяла сумятица – старались двигаться рядом и общими усилиями держаться друг за друга, однако, видя, что это им не удается, решили искать убежища подле ложи королевы, где было несколько свободнее и можно было прислониться к стене.
Черное домино и белое, одно – высокого роста, другое – среднего, под одним скрывался мужчина, под другим – женщина, одно размахивало руками, другое вертело во все стороны головой.
Эти домино оживленно беседовали. Послушаем.
– Говорю вам, Олива, вы кого-то ждете, – говорил высокий мужчина. – Ваша голова уже превратилась во флюгер и крутится вслед каждому встречному.
Ну и что?
– Как это – ну и что?
– А что удивительного в том, что я кручу головой? Разве я не для этого сюда пришла?
– Да, но если вы еще и кружите головы другим…
– Скажите, сударь, почему люди ходят в Оперу?
– По тысяче разных причин.
– Мужчины – да, но женщины ходят сюда только по одной причине.
– По какой же?
– По той, что вы назвали, – чтобы вскружить как можно больше голов. Вы привезли меня на бал в Оперу, я здесь, теперь терпите.
– Мадемуазель Олива!
– Не рычите, я вас не боюсь. И воздержитесь называть меня по имени. Вам ведь прекрасно известно, что это дурной тон – называть человека по имени на балу в Опере.
Черное домино гневно замахнулось рукой, но внезапно было остановлено откуда-то взявшимся голубым домино – дородным, высоким, приятной наружности.
– Легче, сударь, легче, – посоветовал вновь прибывший, – оставьте даму в покое, пусть развлекается, как хочет. Какого черта! Середина поста случается не каждый день, да и не во всякую середину поста можно пойти на бал в Оперу.
