Шелковый путь «Борисфена» (СИ) - Ромик Ева (читать книги .txt) 📗
Через пять минут план восстановления полностью сложился у него в голове. Если бы еще и Нина находилась рядом, то для счастья больше ничего не было бы нужно.
Города, поселки, деревни, как новые, так уже виденные ранее, сменяются за окном кареты, будто картинки в волшебном фонаре. Сергей Милорадов нигде надолго не останавливается. Отдохнуть себе и своей спутнице он позволяет только на станциях, пока меняют лошадей. С лошадьми, кстати, у него задержек не бывает. Умеет Сергей Андреевич разговаривать со смотрителями. Те, глядя ему вслед, вздыхают с облегчением и осеняют себя крестным знамением. Никто и не рассчитывает заработать на нем, как на обычном путнике, копейку-другую. Себе дороже выйдет. Уж больно суров господин дипломат. От такого лучше избавиться поскорее.
Нина сидит в экипаже напротив Сергея. Лицо бледно, губы сжаты в скорбном молчании, потухшие глаза безучастно взирают из-под сдвинутых бровей. Сергей понимает: сейчас ее лучше не трогать. Поэтому он тоже молчит, но ни на секунду не оставляет ее без своего внимания. Ночью заботливо укрывает одеялом, днем угощает купленными по дороге фруктами и прохладной свежей водой из редких в Таврии колодцев. Ему досаждает этот камзол, в который она постоянно кутается, несмотря на то, что еще в Бахчисарае Харитон купил ей шаль и все прочее, что необходимо женщине в пути. Подарки она приняла, но не поблагодарила и камзол не сняла. Отнимать его, как и ту связку бумаг, что она держит на коленях, Сергей не стал. Придет время, сама выбросит!
Днепр. Ничего не изменилось за пятнадцать лет. Села, подсолнухи, хаты под соломенными крышами… Тетя и кузины будут расспрашивать. Она ведь писала им, что собирается замуж и приедет не одна. Как рассказать им о Сандро? Вдова, не ставшая женой? Как пережить их сочувствие, когда еще даже боль свою не пережила?
Может, принять предложение Сергея и отправиться с ним в Петербург? Какая разница, где ждать денег и из какого порта потом возвращаться в Геную. Сергей молчит, не мучает ее своим сочувствием. Он обещал все уладить, даже если Киселев не пришлет денег. Но для этого надо ехать с ним.
В Киев карета господина консула въехала в сумерках. Окна соседских домов ярко освещены. В доме дяди — ни единого огонька. Разве такое возможно? Уехали в деревню? Но почему? Они же знали, что Нина приедет!
Минут десять Харитон упорно колотил в дверь, пока та не приоткрылась. В щелку высунулся острый нос старухи-ключницы:
— Чего надо? Уехали господа! Никого нет!
Нина вышла из кареты:
— Тетка Оксана, помнишь меня? Я Нина, Федора Кирилловича племянница.
— Графиня? Как же, помню! — экономка отворила дверь. — Ожидали вас, готовились! Только вот вышло, что некстати вы, Нина Аристарховна, в гости пожаловали!
Тетка Оксана, хоть и была холопкой, дом господский крепко в руках держала. Нина с детства ее побаивалась.
— А что случилось? — Войдя в вестибюль, Нина обомлела: венецианские зеркала, любимые зеркала Надин, были занавешены черным крепом. В доме витал дух смерти.
— Дядя? Тетя?
— Бог с вами, Нина Аристарховна! Все живы. И обе барышни, и Павлик, Надежды Федоровны сын!
— Кто же умер, тетка Оксана? Отвечай, не томи! — топнула ногой Нина.
Экономка взглянула на гостью испуганно. Действительно, графиня!
— Супруг Надежды Федоровны третьего дня в своем имении застрелился!
— Ах! Как же так?
— За долги, голубушка! В который уж раз в карты проигрался! Вере Федоровне письмо прислал, дай, мол, Веруня, денег, имение выкупить! Не дашь, — застрелюсь. А Надежда Федоровна пишет сестрице: не давай, пусть сам выкручивается, сил уже с ним нет! Та и не дала. Вот он и застрелился. Вера Федоровна вчера сама не своя приехала. А муж ее Федору Кирилловичу говорит: что ж это он, мерзавец, свой грех на Веруню переложил!
Нина, испуганно прижав руки к груди, слушала старуху. А та продолжала:
— Сегодня поутру и уехали все они к Надежде Федоровне. Они-то с Павликом там одни остались… Барин пожелал их домой забрать. Пока соберутся… с долгами порешат… ранее, чем через две недели, не воротятся! Но вы, ежели хотите, оставайтесь. В комнате вашей даже занавески поменяли, барыня велела.
Нина растерянно оглянулась на Сергея, который неслышно вошел вслед за ней.
— Не до тебя здесь сейчас, Нинушка. — тихо сказал он. — Поехали. Кузинам напишешь с дороги.
В карете Нина забилась в уголок и закрыла лицо руками. Сочувствие переполняло ее, но слез не было. Бедная Надя! А Веруне-то это за что? Сандро, зачем же ты меня покинул?!
Бумажная волокита, отписки, разбирательства. Возмездия за Лоренцини никто не требует, но к ответу призовут непременно. Потерял пассажира, Карл Иванович? Отвечай!
В лучшем случае, опять ходить в помощниках.
Ремонт “Борисфена” — сущее отдохновение для души. Любит фон Моллер свой бриг, потому и обхаживает, как невесту, хоть, возможно, и придется отдать его в чужие руки.
В Стамбуле ремонтировались прочно, но лишь для того, чтобы выйти в море и добраться домой. Теперь же наводят красоту.
Хорошего леса в Севастополе днем с огнем не найти. Город строится, все материалы, что приходят в Ахтиарскую бухту, расхватываются в мгновенье ока. И если камень для постройки домов еще можно нарубить в Инкермане или разобрать руины древнего Херсонеса, то дубовые доски — на вес золота. Фон Моллер выкручивается, как может. Так делают все. Что жаловаться, если сам Ушаков, когда нужда возникла, в Херсон за лесом ездил!
Рана на ноге затянулась, хоть все еще дает знать о себе, особенно под вечер. Но это пустяк. Досадно, что не удалось найти итальянца. И море за месяц тела не вынесло.
Замечательный город Севастополь. Сначала Карлу, любившему столичную жизнь, было здесь слишком скучно, но постепенно он привык. Теперь и не тянет в Петербург. А из последнего похода после всех злоключений он вернулся домой, как в тихую гавань.
Вот только с новым названием для города император Павел явно намудрил. Фон Моллер услышал этот указ уже по возвращении из Генуи и был неприятно поражен. Как, впрочем, и все остальные жители Севастополя. Высочайшим повелением нынешний российский император отменял наименование “Севастополь”, данное городу в честь святого Севастьяна. Отныне город предлагалось величать Ахтиаром, так же, как ту брошенную жителями татарскую деревушку, что обнаружили на берегу бухты первые русские поселенцы.
Неразумный указ! Нельзя отрекаться от доброго христианского названия. Но с Императором не поспоришь. Хотя всем понятно, что Ахтиаром город будет только на бумаге, в сердцах же останется Севастьяновым градом, Севастополем.
В воскресенье, отстояв, как полагается, службу в церкви, Карл Иванович отправился на базар. Не за покупками, разумеется, а к татарам, торговавшим древесиной.
У рядов с зеленью денщик, сопровождавший капитана, внезапно остановился:
— Ах, мать честная! Какая красотка!
Фон Моллер с любопытством посмотрел, куда указывал матрос. Юная гречанка, продававшая капусту, была не просто хороша, она была божественно прекрасна!
— Афродита, — пробормотал Карл Иванович и, забыв о своих намерениях, свернул к овощному ряду.
Плачущая Афродита! Прекрасными, достойными резца античных скульпторов руками девушка раскладывала на мешковине тугие зеленые головки и при этом обильно поливала их слезами. Овощи, как и рыбу, на базаре продавали не с прилавков, а с земли.
— Почем соленая капуста? — поинтересовался фон Моллер.
К нему тотчас же подскочила старуха, не спускавшая глаз с девушки:
— Хорошая капуста, барин! Берите, не пожалеете. Лучшая в Балаклаве!
— Возьму всю, — пообещал щедрый барин, — коль скажешь, как зовут красавицу и почему плачет!
Бабку, приставленную охранять богиню, мучили сомнения. Уж слишком велико было искушение.
— Ирина, — наконец проговорила старуха. — Ирина Стефанидес. А что плачет, так влюбилась, дурочка!
— А что ж дурного? — изумился Карл Иванович. — Кроме того, что не в меня, конечно? — добавил он.
