Шелковый путь «Борисфена» (СИ) - Ромик Ева (читать книги .txt) 📗
— Как сама?! Почему?! С ним?!
Ну, прямо венецианский мавр, такие страсти! Попадись ему Милорадов, небось, раздавил бы, как муху. И не поверишь, что сам еле дышит.
Трагедий Шекспира разыгрывать не будем, решил Карл Иванович. Лучше разберемся сразу.
— Чего-то ты, друг мой Алессандро, не понял, — насмешливо протянул он. — Не с ним, а с тобой! Ты что, хотел, чтобы твоя жена преспокойно отправилась домой, в то время как тебя нарядили в кандалы? На следующий день после свадьбы? Где же ты таких женщин встречал? Или не знаешь их совсем?
Вот тут фон Моллер попал не в бровь, а в глаз, хоть сам и не понял этого. Однако его насмешка возымела действие. Сандро успокоился.
Карл Иванович продолжал рассказ:
— Она же готова была за тобой по воде бежать, еле удержали! И за то, что кормили тебя нормально, ее благодари. Если бы не Нина Аристарховна, кто бы об этом думал?! Не до тебя было! У нас во время боя почти весь харч пропал, а деньги на ремонт ушли. Кто бы арестантов мясом потчевал? Для команды не хватало! Она же сказала, что сама есть не будет, если тебе не дадут. Вот так! Милорадов, сукин сын, и тот смирился! А что уехала с ним, так выхода иного не имела. Он же ей как-никак родственник! Осталась же без денег, в одном платьице, а он обещал домой отвезти, как только свои дела уладит.
— Не нашла моих нот…
— О нотах не знаю, может, сгорели.
— А что же в Геную не написали?
— Я сам, лично, писал. Господину Киселеву! Батюшке твоему, уж извини, не смог. Рука не поднялась. А ему написал. По сей день ни ответа, ни привета.
Ответ Киселева, вместе с письмом Гаспаро и деньгами Сандро получил еще неделю назад, они пришли на имя Дмитрия Стефанидеса. Синьор консул специально не отвечал фон Моллеру, ибо знал, что Сандро жив, а в письме нужно было солгать. Киселев, разумеется, и предположить не мог, что Нина уедет с Милорадовым еще до того, как Сандро даст ей знать о себе.
Джон Маклорен, в обиходе Иван Иванович, был человеком, лет семидесяти. О его старческих причудах и грубоватых солдатских шуточках среди офицеров ходили легенды, но он всегда считался лучшим врачом в Севастополе. Лучше старика-шотландца Лоренцини никто не поможет. Фон Моллер был убежден в этом так же твердо, как и в том, что у “Борисфена” две мачты.
Оставив Сандро у себя дома, Карл Иванович немедля отправился на высокий берег Южной бухты, в новый госпиталь, за доктором.
— Вот и молодой бездельник фон Моллер! — провозгласил Иван Иванович так, будто ждал Карла всю жизнь.
Карл не считал себя молодым, разве что в сравнение с самим доктором, но в остальном, как честный человек, не мог с ним не согласиться.
— Брага или женщины?! Что погубило ваше здоровье?
— Упаси Бог, Иван Иванович! — ужаснулся фон Моллер. — Я невинен, как младенец! И, надеюсь, так же здоров.
— Это ненадолго, — пообещал Маклорен, — с вашими-то способностями!
— Месяц уж в рот не беру, и, вообще, — жениться собираюсь, — ответствовал визитер.
— Кто ж на сей раз ваша избранница? — поинтересовался доктор.
— Афродита! — сообщил фон Моллер свою тайну.
— А уж не белая ли горячка у вас? Такое случается с теми, кто пил без удержу, а потом вдруг бросил.
— Ну вот, — обижено развел руками Карл Иванович, — скажи людям правду, ни за что не поверят.
Сюда, до Южной бухты и Корабельной слободки, еще не докатилась весть о том, что у фон Моллера большие неприятности. Потому Карл и не стал посвящать старика в подробности, сказал только, что у него живет друг, которому требуется помощь и что друг этот не российский моряк, а значит, в госпиталь его везти нельзя.
— Поставьте его на ноги, и я в долгу не останусь, — попросил он под конец.
Трясясь рядом с Карлом в пролетке, старик отпустил еще несколько шуточек по поводу неустойчивых нравов современной молодежи, из-за чего, собственно, он и не может спокойно умереть в своем кресле. Он полагал, что “друг” фон Моллера, скорее всего не друг, а подруга. Но как только Маклорен увидел Сандро, его юмор куда-то исчез.
Сначала они долго беседовали. Старик выспросил у Лоренцини все. И про нервные потрясения, и про переохлаждение и про род занятий. Выведал, зачем и с кем он приехал в Россию, поинтересовался, чем Сандро болел в детстве, а затем внимательно выслушал все, что тот мог вспомнить о своей нынешней болезни.
Наконец Маклорен приступил к осмотру. Он долго выбивал дробь на груди у своего пациента, мял ему живот, прикладывался пальцами к спине и заставлял произносить слова, содержащие звук “р”. Затем бесконечно долго слушал сердце, смочив предварительно водой густую поросль на груди Сандро, и не менее долго — дыхание. Потом достал из саквояжа какой-то пузырь и велел надуть одним выдохом.
— Очень сильное сердце, — сделал вывод доктор через полчаса после начала осмотра, — и замечательные легкие!
Затем он долго жевал собственные губы, а еще минут через десять сообщил:
— Пожалуй, это была не чума.
Фон Моллера так и подмывало сказать, что даже он об этом догадался.
— Здесь болело? — крючковатым пальцем доктор очертил четкую границу на ребрах Сандро.
— Да, — тихо подтвердил тот.
Доктор принялся складывать в саквояж свои инструменты.
— Ну что ж, — сообщил он, полюбовавшись еще раз на надутый Сандро пузырь, — вы счастливчик, юноша!
Фон Моллер скрипнул зубами. Ну и любит же старик тянуть кота за хвост! Всю душу вымотает, пока скажет в чем дело.
— Вы, мой дорогой, у меня третий!
— Третий кто? — спросил Сандро.
Этого старик и ждал. Он хотел, чтобы интерес проснулся в самом пациенте, потому и не обращал внимания на нетерпение фон Моллера.
— Третий пациент, который выжил после крупозного воспаления легких. Остальные не перенесли кризиса или не дожили до него.
— А много вы их видели, таких? — спросил Карл Иванович.
— Да десятка три, пожалуй, будет! И друг мой покойный, адмирал Макензи, среди них.
Томас Макензи, первый командующий Черноморской эскадрой и Севастопольским портом, фактический основатель города, умер тому уж одиннадцать лет, но и по сей день его загадочная смерть продолжала будоражить умы людей. Говорили, что адмирал был вполне здоров, в ночь на Новый, 1786, год принимал гостей, танцевал с ними и даже представлялся старой англичанкой, дабы потешить дам, но в полночь вдруг сказал:
— Мне нынешний год умереть!
Через несколько дней он неожиданно заболел, а десятого января скончался.
— Господи помилуй, — испуганно перекрестился Карл Иванович. Только сейчас до него дошло, на каком тонком волоске висела его удача.
Насколько непростой пациент достался им с Маклореном, Карл Иванович понял сразу. Маэстро предстояло еще уговорить полечиться! Он рвался ехать за своей женой и слушать не хотел о промедлении. Фон Моллер видел, что отпускать его нельзя, а как задержать — не знал. Зато доктор, со своей солдатской прямотой, сделал это без особого труда:
— В постельку к супруге рветесь, юноша? А что делать там будете, позвольте полюбопытствовать? В таком состоянии вы способны только опозориться перед дамой! Уж не говоря о том, что и чахотку в дороге подхватить можете. Хорошенький сюрприз жене преподнесете!
Других аргументов не понадобилось. Сандро остался.
Русская баня — место, куда ни один нормальный человек добровольно не пойдет. Такое мнение сложилось у Сандро, когда его принялись лечить по методу Маклорена. Массаж, горькие настойки, усиленное питание и все прочее можно было бы вынести, если бы не баня. Вокруг неописуемый жар, сквозь клубы пара рук своих не разглядеть. Денщик фон Моллера загоняет тебя, слабого, голого, на самый верх трехэтажной лежанки, и безжалостно хлещет березовым веником, нагнетая пар. А потом, когда ты меньше всего этого ожидаешь, окатывает с головы до ног холодной водой. Сандро думал, что не доживет до конца первой процедуры, а ведь Маклорен назначил их десять!
В первый раз Николай вытащил гостя из бани на себе. По доброте душевной он тут же предложил ему холодного кваску, хоть доктор ничего об этом и не говорил. Но Сандро вежливо отказался. Он предпочел обычную воду.
