Дезире - Зелинко Анна-Мария (библиотека книг .TXT) 📗
— А ведь у них есть матери, — размышляю я вслух. Полковник, задремавший в уголке кареты, вздрагивает и открывает глаза.
— Что вы сказали? Матери?..
Я показала в окно:
— Убитые солдаты — ведь они чьи-то сыновья!
Мари задернула занавески. Полковник, не понимая, переводил взгляд с Мари на меня. Но мы молчали. Он пожал плечами и закрыл глаза.
— Я соскучилась по Оскару, — говорю я Мари. — Впервые со дня его рождения я разлучилась с ним.
Рано утром в день отъезда я отвезла Оскара к м-м Летиции в Версаль. Мать императора живет в Трианоне. Она как раз вернулась от мессы.
— Я присмотрю за Оскаром, — обещала мне она. — Ведь я воспитала пятерых сыновей.
«Она их воспитала, это верно, — подумала я, — как плохо она их воспитала!» Но ведь таких вещей не говорят матери Наполеона.
М-м Летиция провела по лбу Оскара своей шершавой рукой, которую ни кремы, ни массажи не смогли сделать белой и мягкой. Следы тяжелой домашней работы остались на всю жизнь.
— Поезжайте спокойно ухаживать за своим Бернадоттом, Эжени. Я присмотрю за Оскаром, — повторила она.
Оскар… Мне холодно без моего маленького мальчика. Когда он болен, он всегда спит в моей кровати.
— Не сделать ли нам привал на постоялом дворе? — спросил полковник.
Я покачала головой. Когда стемнело, Мари подложила мне под ноги грелку, которую она наполнила горячей водой на последней почтовой станции
Дождь стучит по крыше кареты. Могилы солдат с их убогими крестами утонули во тьме. Так мы приближаемся к Мариенбургу.
«Ну, уж это ни на что не похоже!» — подумала я, когда наша карета остановилась возле штаб-квартиры Жана-Батиста.
Я мало-помалу привыкла к замкам, в которых мы иногда жили, но Мариенбург не был замком. Это была настоящая готическая крепость. Средневековая крепость, серая, ужасная, полуразрушенная и зловещая. Вход охраняли солдаты. Сколько щелканья каблуками при отдаче чести, какое волнение, когда полковник показал мой пропуск… Жена маршала, собственной персоной!..
— Я хочу сделать ему сюрприз и прошу не докладывать о моем приезде, — сказала я, выходя из кареты.
Два офицера проводили меня через главный вход в убогий дворик. Я вздрогнула, увидев серые замшелые стены, и мне показалось, что сейчас я встречу дам и трубадуров. Но я видела лишь солдат различных полков.
— Монсеньор почти совсем поправился. Сейчас он работает и просил его не беспокоить, — сказал молоденький офицер улыбаясь.
— Неужели не нашлось помещения получше, чем этот замок трубадуров? — не удержалась я от вопроса.
— Во время войны князю безразлично, где жить, а здесь, по крайней мере, достаточно места, чтобы разместиться. Сюда, княгиня, пожалуйста.
Он открыл почти незаметную дверь, и мы очутились в коридоре. Было холодно, воздух был застылый. Наконец, мы вошли в маленькую комнату, и ко мне подошел Фернан.
— Мадам!
Сначала я его не узнала, так он был наряжен. На нем была ливрея темно-красного цвета с огромными золотыми пуговицами, украшенными незнакомым гербом.
— Боже, как ты элегантен, Фернан, — сказала я, смеясь.
— Это потому, что мы теперь князья Понте-Корво, — заявил мне бездельник важно. — Посмотрите, мадам, пуговицы. — Он выпятил живот, чтобы показать мне все пуговицы. — Пуговицы с гербом Понте-Корво, гербом мадам, — заявил он гордо.
— Вижу, Фернан, — ответила я, пытаясь разгадать, что изображено на гербе. — Как здоровье моего мужа, Фернан?
— Мы почти совсем поправились, только еще не совсем прошел шрам, — ответил Фернан.
Я прижала палец к губам. Фернан понял меня и тихонько открыл дверь в соседнюю комнату.
Жан-Батист не слышал моих шагов. Он сидел за бюро, опершись подбородком на руку, и читал огромную книгу. Свеча освещала его лоб, очень спокойный лоб.
Я осмотрелась. Жан-Батист умел создавать хаос в своей комнате! Перед камином, где весело потрескивали поленья, стоял еще один письменный стол, на котором громоздились карты и огромные тома книг. Сбоку стоял второй стол, покрытый огромной картой, блики огня окрашивали ее в розовый цвет. В глубине я увидела его узенькую походную кровать и столик с серебряным погребцом и посудой. Остальная часть огромной комнаты пустовала.
Я потихоньку подходила к нему. Жан-Батист не слышал. Воротник его походного сюртука был расстегнут, на нем был белый галстук, под подбородком галстук был ослаблен, и я увидела часть повязки. Он перевернул страницу и записал что-то в тетрадь.
Я сняла шляпу. Возле камина было очень жарко, и, наконец, после стольких дней, проведенных в сырости и холоде, я начала согреваться. Я была совершенно разбита, я так устала, я была просто на пределе сил.
— Ваше сиятельство, — сказала я, — дорогой князь Понте-Корво!
От звука моего голоса он подскочил.
— Боже мой! Дезире!
В два прыжка он был возле меня.
— Твоя рана еще болит, — спросила я между двумя поцелуями.
— Да. Особенно когда ты прижимаешь ее рукой, как сейчас.
Я отдернула руку.
— Я буду целовать тебя, не обнимая.
— Разве получится? Попробуем!
Я села к нему на колени и спросила, показывая на огромную книгу на бюро:
— Что ты читаешь?
— Юриспруденцию. Сержант должен много читать, если он хочет управлять всей Северной Германией и всеми ганзейскими городами.
— Ганзейские города, что это такое?
— Гамбург, Любек, Бремен. И не забудь, что на моей совести остались и Ганновер, и Ансбах.
Я закрыла книгу и примостилась поудобнее на его коленях.
— Оскар был болен, а ты оставил нас одних, — прошептала я. — Ты был ранен и так далеко от меня!
Он зажал мне рот поцелуем.
— Девчурка, девчурка! — говорил он, прижимая меня к себе.
Дверь широко отворилась, и мы на минуту отпрянули друг от друга. На пороге стояли Фернан и Мари.
— Мари спрашивает, где княгиня будет спать, — закричал Фернан тоном обвинения. — Она хочет разобрать чемоданы.
Я поняла, что он страшно недоволен появлением Мари.
— Эжени не может ночевать в этом клоповом замке, — сказала Мари плаксивым голосом.
— Клопы! Нет ни одного, — закричал Фернан в ответ. — Вы же знаете, что они не живут на таких мокрых стенах, и потом все насекомые боятся холода. У меня в кладовой есть кровати, и даже с балдахинами.
— Клоповый замок! — сказала Мари с раздражением.
— Когда эти двое ссорятся, я чувствую себя опять дома, на улице Сизальпин, — сказал Жан-Батист, смеясь.
Я вспомнила о подарке императора. После ужина я скажу ему, что мы должны будем переехать в дом Моро. Сначала поедим и выпьем вина, а уж потом…
— Фернан, через час княгиня должна иметь сухую, теплую комнату, где она может отдыхать, — сказал Жан-Батист.
— И без клопов, — добавила Мари.
— Мы с княгиней будем ужинать здесь, в моей комнате, через час.
Мы слышали, как они удалялись, ссорясь как обычно. Я опять взобралась на колени Жана-Батиста и рассказывала ему обо всем: о том, как Жюли стала королевой, о коклюше Оскара, о том, что просил передать ему м-сье ван Бетховен.
— Я должна тебе рассказать, что Бетховен не захотел посвятить свою симфонию императору. Он хотел назвать ее «Героическая». В честь воспоминания о том вечере у нас в Ганновере.
— Героическая… А почему бы и нет?..
Фернан накрыл маленький столик. Во время ужина (повар Жана-Батиста приготовил нам превкусного цыпленка), когда Фернан наполнил наши бокалы бургундским, я заметила;
— У тебя серебряные приборы, и даже с монограммой Понте-Корво. А я все еще пользуюсь нашим старым серебром с буквой «Б».
— Отдай серебро мастеру. Пусть он сотрет букву «Б» и выгравирует новые монограммы, Дезире. Теперь тебе нет необходимости экономить, мы очень богаты.
Фернан вышел. Я глубоко вздохнула, вспомнив, как экономно мы жили первое время после свадьбы. Пора было сказать о доме…
— Мы богаче, чем ты думаешь, — начала я. — Император сделал нам подарок — дом.
Жан-Батист поднял голову.
— У тебя масса новостей для меня, девчурка. Мой старый друг Бетховен называет свою симфонию «Героическая» в честь пребывания в нашем доме. Мой старый недруг — император, дарит мне дом. Какой дом?
