Страшное гадание - Арсеньева Елена (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
И все-таки Десмонд оставался недвижим. Сердце его билось так, что Марининой груди, смятой, расплющенной, было больно, губы его впились в ее истерзанный рот, однако он лежал неподвижно, словно желая во что бы то ни стало утихомирить пульсирующее, жаждущее наслаждения, неразумное свое естество. И Марина поняла, что настало ее время. Нельзя упустить этого мгновения власти над Десмондом… нет, нет, не то! Нельзя оставаться покорной, безучастной игрушкою в его руках! Сделав один шаг, она должна сделать и другой.
Марина плавно повела бедрами, с усилием приподнимая и раскачивая тяжелое мужское тело. Вот странно! Чудилось, она не сможет и шевельнуться, а это оказалось куда легче, чем представлялось.
Она приподнималась и опускалась, прижималась к Десмонду и отстранялась от него… а он все еще противился ей. Тело его дрожало, Марина ощущала, что лишь невероятным напряжением всех мышц он заставляет себя оставаться неподвижным, не вступать в тот головокружительный танец, в который она его так настойчиво зазывала.
Почему, ну почему он не хочет? Она задыхалась, ее тоже начала бить дрожь. Что это значит? Почему Десмонд так безучастен? О чем он думает сейчас, какими мыслями гонит от себя наслаждение? Какие призраки одолели его?
Хьюго, поняла вдруг Марина. Они не вдвоем в этой постели, здесь с ними третий! Он не верит ей, не верит, оттого не хочет отвечать, готов лучше умереть, но так и не ослабить пут, в которые заковала его ревность.
Было чародейное слово, Марина знала его, но боялась произнести. Вернее, она уже говорила его сегодня, но Десмонд не услышал, не захотел услышать. Что, если и сейчас не захочет? Что, если сочтет его лишь хитроумной уловкой, последним снарядом, рассчитанным, чтобы пробить эту его мучительную оборону? А ведь это и впрямь последнее оружие Марины. И если Десмонд опять ее оттолкнет…
При воспоминании о том, как там, в парке, она выдохнула ему в лицо слова любви, а он отбросил ее от себя, свет померк в глазах Марины, а все тело вмиг заледенело, словно черный плащ ночи вновь окутал ее.
Она замерла. Губы их с Десмондом по-прежнему соприкасались и тела были по-прежнему слиты, но теперь они лежали, как два врага, изнемогшие в смертельной схватке, на миг замершие, чтобы перевести дыхание, но стерегущие всякое движение другого, ибо оплошность, заминка может оказаться смертельной. И тут Марина ощутила нечто, от чего холод коснулся ее сердца, и она поняла: что бы она ни сделала сейчас, Десмонд не будет удерживать ее. Нечем ему ее удержать!
Марина развела руки, опустила ноги. Десмонд слегка приподнялся, и она почти без усилий соскользнула с постели. Ее пошатывало, но она довольно твердо пошла к двери. Что с того, что она была более мертва, чем жива! Что с того, что ей было невозможно, нечем дышать, а смертный холод леденил губы! Она уходила… и ушла, а он так и не сделал никакой попытки ее остановить.
Счастье, что их комнаты были поблизости. Никто, ничей любопытный глаз (мало ли кому еще не спится по ночам!) не успел увидеть, как Марина, совершенно раздетая, вышла из спальни своего… ну, словом, из спальни сэра Десмонда и вошла в свою дверь. Она и не позаботилась собрать обрывки кружев. Ничего, бросит их в камин. Может быть, испытает хоть мгновенную боль, видя, как горят эти белопенные, словно бы из снега сотканные цветы, покрывавшие ее тело… от которого он так равнодушно отказался.
У Марины подогнулись ноги, и она села у самой двери, не чувствуя холода, не чувствуя ничего, кроме стыда от воспоминания о том, как увядала в глубине ее лона плоть Десмонда, а она… она ничем не могла спасти себя.
В комнате горела только свечечка в ночнике, по сравнению со спальней Десмонда здесь было темно, однако Марине и этого слабого огонечка было много. Она ощущала себя выставленной на публичный позор. Хотелось оказаться воистину в кромешной, непроглядной тьме… спасительной или губительной, бог знает. В такой тьме она пребывала лишь однажды в жизни, когда блуждала по замковым потайным переходам, ведомая Макбетом. Вот если бы у нее была такая же дверь за гобеленами, как в комнате Джаспера, она бы вошла в эти черные ходы, скрылась бы, заблудилась бы в них, исчезла бесследно, как некогда исчез злополучный сэр Брайан, оставив бедняжку Урсулу навеки убиваться по себе. А кто будет убиваться по ней? Да никто, если честно говорить. Десмонду она не нужна, он даже не хочет ее больше. Вильямс отплыл к каким-то там далеким берегам, а ведь он единственный знал об их браке. Может быть, он и не воротится никогда… и после бесследного исчезновения Марины, поудивлявшись, попожимав, как это умеют делать только англичане, плечами, Десмонд в конце концов сдастся на милость Джессики и обвенчается с ней в домовой церкви Маккол-кастл. И Джессика получит того, кого не любит… Вот везет же Джессике! Во всем везет! И Десмонд будет принадлежать ей… и соперницу она довела до того, что та готова живьем в могилу зарыться, только бы исчезнуть. Как это расчетливая Джессика, так хорошо понимающая «мисс Марион», не подрассчитала и не распорядилась отвести ей комнату с потайной дверью, ведущей в лабиринт, во тьму… в никуда… Впрочем, в этой части дома таких тайных дверей нет. Только в старой башне, где живут Джессика и Джаспер.
Джессика и Джаспер…
…Марина подняла голову. На коленях доползла до кровати и ощупью взобралась на нее, зарылась в одеяла, перины, подушки, силясь согреться. Чудилось, уж невозможно замерзнуть более, чем она замерзла, однако дрожь так и пронизала ее, едва лишь мысленно встретились два этих имени. Собственные горести ее даже несколько потускнели при вспышке внезапного озарения.
Джессика и Джаспер…
Их комнаты рядом. Им совсем не обязательно выходить в общий коридор, чтобы встретиться. Достаточно пройти через потайные двери. И обе эти двери ведут в переход, который тянется к старой башне, где томилась в заточении Гвендолин – и откуда она бесследно пропала.
Джессика и Джаспер! Марина замерла, почти перестав дышать от внезапной догадки.
Какая глупость… Нет, не глупость! Не глупость! Чего ради Флоре приводить Алана к замку? Едва ли Джасперу это понравилось бы! Джасперу, который держал в заточении мать этого ребенка. А Флора хотела порадовать, утешить несчастную узницу. Она поступила против воли Джаспера, она рисковала ради Гвендолин, а значит… а значит, не она та любовница Джаспера, о которой говорила Гвен с Урсулой. Конечно, не она! Ведь… Марина напряглась, вспоминая… ведь Гвендолин хотела, чтобы эта любовница застигла ее мучителя на месте преступления. Значит, он боится ее. Наверное, она каким-то образом прибрала его к рукам. Да разве Флора на это способна? Ведь она безмерно любит Алана, и если бы Джасперу понадобилось приструнить ее, он мог бы пригрозить расправиться с мальчиком. А получается, что его самого кто-то держит мертвой хваткой, заставляет трепетать. Кто? Теперь ясно. В замке есть только одна женщина, подходящая для этой зловещей роли: Джессика.
Джессика – с ее змеиной проницательностью, острым мужским умом, Джессика – с невинными голубыми глазами, светло глядящими из-под каштановой легкой прядки. Джессика – неразборчивая искательница наслаждений, для которой хорош всякий мужчина: неутомимый и столь же неразборчивый Хьюго, красавцы Алистер или Десмонд, истраченный, измученный Джаспер. Джессика – вся нацеленная на то, чтобы властвовать над людьми. Неведомо, чем скрутила она Джаспера. Скорее всего проникла в его позорную тайну, может быть, стащила у него запасы опия, без которого он не может жить. А может быть, их свел взаимный интерес? Джаспер алчет Маккол-кастл. Джессика мечтает о том же. И вот они каким-то образом похищают Гвендолин, распустив слух о ее смерти, и мучают ее, желая узнать… что? Где находится законный лорд Маккол? Но ведь Джасперу это отлично известно. Или… или неизвестно?
– Вот это да, – прошептала Марина. – Вот это да!
Затрещав, погасла свеча, и Марина вздрогнула от страха. Нет, не этот внезапный звук испугал ее: ей стало страшно за Флору.
