Скандальный портрет - Берроуз Энни (книги без сокращений .TXT) 📗
А Эмитист даже не спросили, как она себя чувствует.
Порывшись в сумочке, она достала носовой платок и вытерла нос. Прошло уже столько лет. Ее больше не волновало, что думали о ней родители. Они так сильно ошибались во многих вещах. Тогда зачем она стоит здесь, думая о них, когда они не уделили ни секунды, чтобы подумать о ней?
И вдруг, прежде чем Эмитист успела сообразить, что происходит, ноги понесли ее в магазин прямо к кассе. Ее мать считала, что она не достойна жемчугов. Тетя придерживалась мнения, что вульгарно даже думать о таких вещах. Но теперь ни мать, ни тетя больше не распоряжались ни ее жизнью, ни ее состоянием. Если ей хотелось увешать себя жемчугами и бриллиантами, она имела полное право это сделать. Так почему бы не купить какую-нибудь вещицу, просто чтобы получить удовольствие, выбросив деньги на то, что было ей недоступно в прошлом?
Магазин был настоящей сокровищницей самых прекрасных украшений, которые ей приходилось видеть. Один предмет в особенности приковал ее внимание. Искусно вырезанная из слоновой кости заколка для волос, украшенная бриллиантовыми полумесяцами. А может быть, стеклянными. Имея маленький опыт в приобретении подобных вещей, Эмитист ни за что не смогла бы определить, из чего сделаны эти маленькие капельки жидкого огня, бриллианты это или подделка.
Но, как бы там ни было, ей хотелось получить эту заколку. Она была не такой бесполезной, как жемчужное колье. Кроме того, Эмитист решила, что не стоит покупать вещь, напоминавшую о том болезненном эпизоде из прошлого.
Она бросила неуверенный взгляд на мужчину, заправлявшего в магазине. Его оценивающий взгляд не отрываясь следил за ней. На какое-то мгновение Эмитист захотелось, чтобы рядом оказался месье Ле Брюн. Он не позволил бы хозяину магазина обмануть ее. В своей манере пресыщенного жизнью скептика француз немедленно поставил бы его на место.
Эмитист отбросила эту мысль прочь. Она справится сама. Может, она и не разбиралась в драгоценностях, зато хорошо разбиралась в людях. Тетя Джорджи научила ее, как в два счета распознать лжеца. Она не позволит хозяину заставить ее заплатить больше, чем стоит вещь по ее мнению.
Сделав глубокий вдох, Эмитист спросила, сколько стоит заколка.
— Madame понимает, что это бриллианты?
Обращение невольно взбесило ее. Почему французы упорно называли ее madame? Это заставляло ее чувствовать себя такой… старой. И немодной.
И еще больше укрепило ее в решимости заказать новое, более красивое платье.
Эмитист кивнула, стараясь выглядеть непринужденно, и обхватила себя руками, готовясь услышать огромную цифру. Когда хозяин назвал более чем скромную сумму, она от удивления невольно резко втянула воздух.
Это означало, что, скорее всего, бриллианты могли оказаться ненастоящими. Продавец действительно пытался обмануть ее.
Подобно всем мужчинам, он решил, что она слишком глупа, чтобы это заметить. Эмитист прищурила глаза. Она слегка выпрямилась и уже собралась что-то сказать, когда дверь резко распахнулась, и в магазин стремительно вошел Нейтан Хэркорт.
— Я уже почти утратил надежду застать вас в одиночестве, — начал он, схватив ее за руку.
Эмитист почувствовала, что Нейтан тащит ее подальше от окна в полутемный закуток магазина.
Она не должна была позволять ему делать ничего подобного. Но сегодня Эмитист была не настроена поступать, как положено.
Кроме того, что-то во взгляде Хэркорта заинтриговало ее. Она увидела в его глазах не злость, которую он демонстрировал в их предыдущие встречи, а что-то, больше похожее на… отчаяние. И его слова прозвучали так, как будто он выслеживал ее. Искал возможности поговорить с ней наедине. Эмитист не могла не почувствовать себя несколько сбитой с толку.
— Когда мы встретились в прошлый раз, я должен был сказать… что… проклятье! — Он провел пальцами по волосам, оставив борозды в густой непослушной копне.
Господи, он сгорал от возбуждения. Из-за нее.
— Я постоянно думаю о вас. Это просто пытка, знать, что вы здесь в Париже, так близки, но… недоступны.
Теплая волна женской гордости разлилась по всему ее существу. У нее едва не вырвалась наружу улыбка. Едва, но не совсем. У Эмитист хватило разума придать своему лицу равнодушное выражение.
Во всяком случае, она на это надеялась.
— Вы не думали о том, чтобы оставить своего француза?
Все ее попытки выглядеть холодной и спокойной и вести себя с достоинством пошли прахом.
И хотя ей удалось быстро взять себя в руки, Нейтан заметил ее реакцию.
И она ему не понравилась.
— Я понимаю, что выгляжу не самым лучшим образом, — сказал он, указывая на свою неряшливую одежду. — Но, по правде сказать, я не так стеснен в средствах, как можно подумать, глядя на мой костюм. Я надеваю его, когда работаю, вот и все. На меня сыплется пыль и уголь, и… впрочем, это не важно. Главное, что со мной вам будет лучше, чем с ним.
— Вы… вы это уже говорили, — ответила Эмитист.
Его предложение, подтверждавшее, что он считал ее женщиной определенного сорта, льстило и вместе с тем оскорбляло ее. Хорошо. Пусть она польщена, но она не позволит себе растаять у ног мужчины, который облекал свою лесть в оскорбительную форму.
— Вы имеете фантастическую наглость стоять здесь, критиковать мой вкус и мою мораль, ровным счетом ничего не зная обо мне. А потом позволяете себе говорить, что считаете себя наилучшей кандидатурой для меня?
Все получилось как-то неправильно. Эмитист хотела сказать, что месье Ле Брюн не является и никогда не являлся ее покровителем. И что, если бы таковой ей понадобился, она была бы более разборчивой в этом вопросе.
— А вы попробуйте, — проскрежетал Хэркорт и, прежде чем она успела сказать ему какую-нибудь колкость, которая поставила бы его на место, он схватил ее за плечи и стал целовать. Крепко. В самые губы.
Эмитист застыла, остолбенев от возмущения. Но только на одно мгновение. Потому что, к своему удивлению, почувствовала, как за всплеском негодования последовала волна такого поразительного наслаждения, что она едва не застонала.
О, но прошло так много времени с тех пор, как ее целовал мужчина. С тех пор, как этот мужчина — ее первая и единственная любовь — целовал ее. Только на этот раз его поцелуй был совсем другим. Тогда его поцелуи казались почти целомудренными. Неуверенными. Как будто Нейтан боялся испугать ее.
И в тот самый момент, когда Эмитист стало казаться, что он хочет наказать ее этим жестоким поцелуем, губы Хэркорта сделались нежнее. Его руки, скользнув по плечам Эмитист, обхватили ее за талию и сильнее прижали к себе. Она вдруг перестала понимать, почему так важно удержаться и не растаять у него на груди. Никогда в жизни не испытывала она ничего столь соблазнительного, как эти губы, касавшиеся ее губ, эти руки, обнимавшие ее, жар его тела, прижимавшегося к ней. Теперь ее целовал мужчина. Опытный мужчина, а не зеленый юнец. И это было совсем другое.
Но самым соблазнительным в его поцелуе была страсть. Томление, волнами исходившее от него, заставляло его тело содрогаться. Именно страсть — а не умение — делала его неотразимым. Потому что заставляла Эмитист чувствовать себя желанной.
Когда — как ей показалось, слишком быстро — Хэркорт отпрянул назад, она открыла глаза, с удивлением обнаружив, что закрывала их.
— Вы видите?
Что? Что она должна была увидеть? Все это время она ничего не видела, кроме него. Даже если бы в магазин ворвалась толпа вооруженных казаков, она бы ничего не заметила.
— Вы по-прежнему хотите меня.
Все удовольствие вмиг поблекло. Неужели Нейтан всего лишь пытался что-то доказать, взывая к их прошлому? И если так, то что?
— Зачем обманывать себя, Эмитист? Идем со мной.
Зачем обманывать себя? Он говорил так, словно завести любовника для нее было так же просто, как купить заколку для волос.
Тогда как это было совершенно не так. Даже если речь шла о нем. Хэркорт стоял, дрожа от желания обладать ею.
