Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана "Змея" (полные книги txt, fb2) 📗
Вель и в самом деле успокаивается: перестает дышать часто и шумно, глаза вместо гнева вновь излучают тепло.
— Хорошо. Позволь мне все-таки поправить повязку, ведь ребра должны быть туго стянуты, доктор Гидо говорил… Ох, впрочем, нет, эта уже не годится: ты весь взмок, ее надо сменить.
— Было жарко, — виновато оправдываюсь я, понимая, в каком неприглядном виде предстаю сейчас перед женским взглядом.
— Я сейчас тебя вымою. Почему Лей до сих пор не сделала этого? Ах, да, что я болтаю, она же была со мной. А Аро? Ну да ладно, погоди. Я сейчас.
— Вель, не суетись, — пытаюсь ее удержать. — Ты не должна возиться со мной.
— Я и так слишком долго возилась с другими. Почти не вижу тебя в последнее время. Подожди, попрошу Сай принести теплой воды.
Возражать бесполезно, и я просто откидываю голову на подушку. Каждое усилие, даже малейшее, бросает меня в испарину, а мне не хочется представать перед ней вонючим боровом с липкой шкурой. Закрываю глаза — всего на мгновение, только чтобы справиться с внезапно накатившей усталостью…
Джай уснул. Я смотрела на его расслабленное лицо, сидя возле бесполезных теперь ведер с теплой водой, и любовалась тем, как луч закатного солнца играет озорными бликами на его сомкнутых веках. Небритые щеки непривычно запали, обозначив высокие скулы, темные круги под глазами стали как будто резче. Его совсем недавно перестала терзать лихорадка, и он был еще слишком слаб. Я осторожно уложила на постель свесившуюся на пол руку и со вздохом отметила подсохшую кровь на губах: доктор Сальвадоре не слишком бережно снимал с них швы. Зато отеки с лица уже сошли, и постепенно оно стало приобретать прежние, знакомые черты.
Посидев так некоторое время у постели спящего Джая, я вспомнила о книге со сводом законов Кастаделлы и сходила за ней в свои покои. Было бы удобнее читать в собственной спальне, сидя у распахнутого окна, но мне не хотелось оставлять Джая одного. Вернувшись, я привычно устроилась в плетеном кресле напротив его постели и погрузилась в чтение.
Уже на второй странице сухой казенный текст стал вызывать у меня сонливость. Но я упрямо продиралась сквозь бесконечный перечень правил со множеством разъяснений, едва ли более понятных, чем витиеватый текст самого закона, пока не нашла, наконец, нужное место: раздел о владении рабами. Внутренне содрогаясь, я внимательно читала о том, что дозволялось и что возбранялось господам при обращении с живым имуществом, какие наказания рекомендуются за провинности (особенно жестокими выглядели наказания за побег и за убийство господина), ответственность за ущерб, причиненный рабом свободному горожанину. Перечитав раздел об отпущении на свободу и убедившись, что в случае с Аро я соблюла все требуемые предписания, я вернулась к рекомендациям относительно оформления купчей. С особым вниманием перечитала разъяснения о метках на телах рабов, свидетельствующих о принадлежности их хозяевам. И чем больше я вчитывалась в мудреные строчки, тем больше торжествовала внутри: нигде не сказано, что это жуткое клеймо было обязательным! Сказано лишь о том, что метка должна быть отчетливо видна на коже при досмотре и не терять очертаний при повседневном воздействии, как-то: от трения одежды, от мытья, от солнечного загара, от ношения кандалов.
Воодушевленная, я тотчас же отправилась к Диего. Памятуя о прошлых неприятных открытиях, я деликатно постучала в дверь, сообщая о себе, и дождалась, пока муж ее откроет.
— Вельдана? — он удивленно поднял брови. — Что-то случилось?
— Вот! Я нашла! — ткнула я пальцем в раскрытую книгу.
— Зайди, не говорить же на пороге, — насупился он, пропуская меня внутрь.
Он был облачен в легкую домашнюю одежду и халат и выглядел слегка помятым, будто со сна, но не растрепанным. Ким, если и находился в его покоях, сейчас был надежно спрятан от моих глаз, и я мысленно поблагодарила за это мужа.
— Что же ты нашла?
— О господских метках на рабах. Здесь нет ни слова о том, что это должно быть именно клеймо!
— Хм, — сдвинул брови Диего и заглянул в книгу. — Правда? Но так заведено испокон веков…
— И что, что заведено? Вам бы только мучить людей, а никто из вас не задумывается, что им больно!
— Это терпимая боль.
— Ты когда-нибудь обжигался? — наступала я с вызовом.
Диего упрямо поджал губы.
— Что же ты предлагаешь? Как иначе поставить метку, которая не сотрется со временем?
— Татуировку! — с торжеством победителя воскликнула я. — Это не так больно, а у халиссийцев и так принято украшать себя рисунками!
— Вот то-то и оно, что принято! Где бы ты поставила такую метку на Звере, а? У него же все тело синее.
— Не у всех же так! — не сдавалась я. — На новеньких, к примеру, их не так много.
— Да меня просто не поймут, Вельдана! — вскипел Диего. — Это… это…
— Это свобода от устаревших догм, — сказала я ласково и обвила шею мужа руками. — Ты и так слывешь новатором среди законодателей. Я слышала, о чем говорил вчера твой дон Пауль. Ты ведешь разумную политику в Сенате, считаешься с позицией стран-соседей, предлагаешь взвешенные законы, прислушиваешься к мнению горожан. Ты знаешь, что Лаура даже позавидовала тому, что мы додумались нанять свободных бедняков на плантации! Так почему же ты не можешь быть новатором в такой мелочи?
— Ты хитришь. И уже научилась лести, — пробурчал Диего, но гораздо мягче.
Я растерянно моргнула, глядя ему в глаза.
— Ну хорошо. Давай попробуем на твоих. Но если я столкнусь с возмущением от уважаемых господ…
— Спасибо, милый! — я почувствовала, как губы расплываются в улыбке.
— Но это не задаром, — добавил Диего, глядя на меня с напускной строгостью. — Я кое-что потребую от тебя.
— И что же?
В следующий миг Диего поцеловал меня в губы. Первым моим порывом было вырваться, но я усилием воли заставила себя подчиниться. Он мой муж, напомнила я себе. Имеет право… Надо просто расслабиться, просто отвлечься, лучше просто начать считать в уме… Но Диего отпрянул от меня раньше, чем я успела сосчитать до десяти.
— Вот это. И еще ребенка. Ты ведь подаришь мне сына, Вельдана?
— Я… сделаю все возможное… — пробормотала я, вконец растерявшись.
— Уж будь добра, сделай, — тише ответил Диего и коснулся моего лба своим. — И тем самым ты сделаешь меня счастливым.
Когда открываю глаза — кажется, всего через мгновение, но уже совершенно выспавшийся, — Вель сидит у постели, слегка склонившись надо мной. Она так красива в густо-оранжевом свете заходящего солнца, что хочется зажмуриться, чтобы не ослепнуть.
— Как ты себя чувствуешь? — шепчет обеспокоенно.
— Хорошо. Ты так и сидела здесь, пока я спал?
— Не все время, — отвечает тихо, и после короткой паузы добавляет: — Ты стонал во сне.
Недовольно морщусь. Во сне-то себя не сдержишь…
— Наверное, это от жары. Кошмары снятся.
— И правда, ты весь взмок. Позволишь себя вымыть?
Если уж Вель вобьет себе что-то в голову, то не отстанет, пока не добьется своего. Это я уже выучил по тому, как она лечила мои раны, оставленные плетью.
Подчиняюсь. Вель садится совсем рядом, на край кровати, и я наслаждаюсь первыми влажными прикосновениями: вода для мытья успела остыть и теперь приятно освежает кожу.
Закрываю глаза, но ее неторопливые движения вижу даже сквозь сомкнутые веки. Тихий всплеск воды, легкий вздох, отнимающий у меня дыхание, едва слышный скрип кровати, когда она перемещается ближе. Чувствую боком тепло ее бедра сквозь тяжелый шелк платья. Ощущаю прикосновение прохладной влажной губки к разгоряченному лбу. Наверное, это неправильно, что она опять занимается мною сама, а не поручает меня рабыням, но я не в обиде. Губы сами собой растягиваются в улыбке; свежие струпья на месте снятых швов кое-где лопаются, заполняя трещины тягучими капельками крови. Готов поклясться: со стороны это выглядит жутковато. Лицо невольно поворачивается в сторону прикосновений, тянется навстречу, язык невольно облизывает пересохшие губы. Мое единственное желание сейчас — лежать так вечно.
