Жена Лесничего (СИ) - Вайнштейн Стелла (лучшие книги .TXT) 📗
— Нет, Дэмиен, — Чармэйн завернула булочки обратно. — Проведи меня домой и ступай в Вирхольм. Я напишу тебе письмо для родных, пусть знают, что у меня все в порядке. Я не расстроилась, правда.
Домой они уже не торопились, да и дорога стала совсем другой, ровной, поросшей изумрудной травой. К Чармэйн садились на плечи прежде дичившиеся пичуги, пронзительно чирикали, вытянув горлышко, как бы прося прощение за прежнее пренебрежение. Ясное солнышко причудливым узором водило хоровод из солнечных зайчиков на палой листве.
Зайдя в хижину, Чармэйн напилась как следует и, борясь с сонливостью, написала письмо для родных. Лесничего в городе уважали, но к возвращению в одиночку отнесутся с подозрением. Никакое письмо тревогу не уменьшит. Как бы ничего плохого с мужем не случилось…
Чармэйн заказала в письме у мамы любимых леденцов, попросила собрать гребень, белье и разные мелочи, которые не захватила в день замужества, а ныне жалела. Отцу передавала поклон и благодарила за мужа. На этом месте Чармэйн в смятении провела пером по щеке — как бы не переборщить со сладостью, чтобы не вызвать лишних вопросов. Написала про добротный, но маленький дом. Рассказала, о найденных подарках и о том, что Хозяину леса настолько приглянулась, что и выпустить не пожелал.
А на последних строчках, Чармэйн внезапно отставила перо, закусив губу. Внимательно посмотрела на мужа, который вычищал очаг кочергой, отгребая угли и сажу в подставленное ведро. Нарядную рубаху он снял и повесил на крюк за дверью, на пояс повязал рабочий фартук поверх штанов.
Борода старила Дэмиена, а сейчас со спины было видно — он молод, силен и статен. Мышцы перекатывались под кожей, управляя точными выверенными движениями и Чармэйн невольно засмотрелась. Три месяца прошло с тех пор, как она стала его женой, а до сих пор не познала сладость объятий. Будет ли он так же нежно ласкать ее тело, как обнимает порой стволы вековых сосен?
Глаза Чармэйн затуманились, прошлая боль и ужас близости с лесным фейри канули в небытие. Осталась легкость и томление, как раньше, много раньше встречи за яблоней, на заднем дворе родительского дома.
Как завороженная встала Чармэйн и направилась к преклонившему колени мужу. Опустилась позади него, провела ладонью по широким плечам, отметив как замер и напрягся Дэмиен. Склонилась, прижавшись грудью к спине и поцеловала в основание шеи, провела по ней языком до мочки уха. Дэмиен закрыл глаза и откинулся назад, отдаваясь на ее волю. Чармэйн нашла губы Дэмиена своими, только вместо нежного поцелуя чуть прикусила и игриво вернулась терзать мочку уха, заставив мужа резко выдохнуть.
Дэмиен развернулся назад, схватил Чармэйн и затащил к себе на колени. Принялся целовать, как она любила, с открытым ртом, лаская языком, только на сей раз не медленно и нежно, в готовности прекратить по первому знаку. На сей раз Дэмиен крепко держал ее, забывшись желанием. Нагнулся сверху, одной рукой обнимая за талию, а второй накрыв грудь. И так сладко было Чармэйн, так чудесно, что потянула она мужа на пол и шепнула на ухо:
— Не останавливайся.
А он даже не понял, что она имеет ввиду, совсем потеряв голову от близости жены. Только спустя мгновение застыл посреди поцелуя, встретился глазами с Чармэйн, желая увидеть подтверждение. Она потянулась как кошка, изогнувшись, маня приглашающим жестом. Дэмиен последовал за ней, не веря, что можно наконец дать волю рукам.
И позже, постанывая от удовольствия, Чармэйн удивилась про себя, отчего сладкий туман застил прежде острые воспоминания, заставлявшие держаться от Дэмиена подальше, превращавшие любые прикосновения в нетерпимые. Сейчас горячее тело мужа и резкие толчки отзывались негой, а дыхание Дэмиена опаляло плечо и Чармэйн чувствовала, что вот-вот вознесется в неведомые дали.
Она сама стала другой. И если бы наслаждение не накрыло бы ее, затопляя мысли, Чармэйн обязательно задумалась бы над этим.
Дэмиен шел по направлению к деревне — котомка полна гостинцев от жены, в кармане свернутое письмо. Голова легкая, а вот на сердце тяжело. Долго ждал он первого раза, думал и мучился томлением, а когда тот настал, оставил горький привкус. Чармэйн было хорошо, наверное. Она когда все кончилось обвила шею рукой и поцеловала в щеку, поблагодарив. Только Дэмиена не оставляла мысль, что с Тейлом было лучше. А как может по иному, если тот и статью и опытом Дэмиена превосходит. К тому же Чармэйн пылала к сыну леса, а на долю лесничего остались лишь угольки.
Эх, не построить им семьи. Нужно было Чармэйн сразу домой отослать, как только обман раскрылся. А теперь поздно уже, сам лес не пускает, ему поперек ничего не скажешь. Придется Дэмиену скрутить гордость в бараний рог, смирится и попытаться жить, считая себя вторым сортом. Хотя что это за жизнь?
Тот день, открывший обман, многое отобрал у Дэмиена. Главное, что никогда не вернется — доверие к Чармэйн. Сколько бы она не говорила про свой выбор, сколько бы не ластилась, просительно заглядывая в глаза, в глубине души Дэмиен считал, что их время на исходе: как только у Тейла и Чармэйн все стерпится-слюбится, остаться ему одиноким с своей хижине коротать век рогатым отшельником.
Хотя, когда он видит ее все мысли улетучиваются и хочется привязать ее к себе всеми силами, использовать любой шанс лишь бы была рядом, лишь бы понимала его, как только она умеет, лишь бы зажигалась радостью и была счастлива.
За деревьями показался просвет и Дэмиен ступил на тропу между нетронутых полей. Впереди золотился церковный шпиль и серели покатые крыши Вирхольма. Перед встречей с родным Чармэйн неприятно отдавалось в затылке. Многое придется сокрыть, а в этом Дэмиен не мастер.
Застучали под подошвами каменные мостовые. Вирхольм был по своему красив, рукотворной красой непривычной глазу лесничего. Искусная роспись вокруг окон с обилием завитков и листьев. Полная оберегов, вплетенных в узор то ликами святых, то изображением животных. Старую веру в Вирхольме уважали, но и близость неведомой силы давала о себе знать. Говорили, что за благочестие был выбран Вирхольм процветать в то время, когда мире за завесой царит война и голод. Заблудшие странники, нашедшие путь в Вирхольм из внешнего мира и осевшие навсегда, рассказывали приевшиеся новости о разграбленных деревнях, городах с жестокими правителями, междоусобных войнах и грабежах. Всего этого в Вирхольме не было.
Текущие дела — работа на полях, сбор обильного урожая, уход за скотом не требовали чрезмерных усилий — жизнь в Вирхольме была размеренной и сытой. Оставляла время для обучения грамотой и праздных занятий вроде живописи и грамоты.
Севернее города в сухую пещеру в холме раз в месяц сносились красивые безделушки, сделанные на досуге, которые очень ценились в мире за пологом. Граница сдвигалась и через неделю жителей Вирхольма ждали насущные предметы, обговоренные в специальной бумаге. Кроме списка обменных вещей, писать что либо еще запрещалось договором.
Сытая и размеренная жизнь не всех прельщала, бывало неведомый зуд подталкивал за пределы знакомого до зубного скрежета кусочка земли. Лес никого не держал силой, а вот дорога назад становилась заказанной навсегда.
Мэр и его жена встретили Дэмиена настороженно. Сразу же спросили о причине отсутствия Чармэйн и только письмо смогло немного притушить тревогу. Мэр долго расспрашивал Дэмиена о дочери, но многого лесничий сказать не мог, так как оберегал тайны леса, а оставшиеся крохи про быт в хижине встревоженного отца не интересовали.
— Скажи честно, — сказал мэр поглаживая седую козлиную бородку. — Жива ли Чармэйн? Здорова ли?
— Я не мог пожелать себе лучшей жены, — помолчав, ответил Дэмиен на вопрос, который мэр не задал. — Она добра и ласкова, мастерица на все руки…
Родители переглянулись с недоумением: о Чармэйн ли идет речь или лесничий недоговаривает…
— На мою дочь непохоже, — отрезала теща.
