Сиротка для дракона. Бои без правил - Шнейдер Наталья "Емелюшка" (книги без сокращений TXT, FB2) 📗
«Хорошо, тогда что ты намерен делать, если через час ее нам не вернут?»
«Я вспомню, чей я сын и как ведут себя зарвавшиеся „знатнюки“, как выражается Нори. И плевать, что придется раскрыться».
«А если и это не поможет – мы все тут разнесем?»
«Да. Засекай время».
Он прислонился к стене, скрестив руки на груди, и приготовился ждать.
Лианор
Скрежет замка показался оглушительным. Я подняла голову – движение далось тяжело, слишком сильно колотило. Дверь открылась, свет резанул по глазам, я зажмурилась.
– Вставай! – окрикнул кто-то.
Я попыталась распрямиться. Не получилось, тело словно превратилось в одну сплошную ледышку. Трясущуюся ледышку.
– Да вы совсем страх потеряли! – донесся до меня смутно знакомый голос.
Думать, где бы я могла его слышать, не хотелось. Вообще ничего не хотелось, разве что спать. Почему меня не оставят в покое? Почему просто не дадут заледенеть окончательно, ведь финал все равно известен, и незачем тратить время, изображая фарс с судом.
– Ты – немедленно за лекарем, – продолжал все тот же голос.
– Да, вашсятельство! – бодро отозвался кто-то, заторопились по коридору подкованные каблуки, и я снова зажмурилась, каждый шаг словно вбивал гвозди в мою голову, которая и без того кружилась.
– Ты – быстро к начальнику тюрьмы, пусть ждет меня в своем кабинете со списком тех, кто додумался сунуть девушку в карцер, и прошением об отставке. И передай, если я его не застану – найду и собственноручно запихну его в этот карцер, чтобы не сбежал. На недельку-другую, а потом привезу сюда императрицу полюбоваться, как на самом деле содержатся подозреваемые.
– Но вашсиятельство, преступница…
– Марш! И пришли кого-нибудь с ключом от ошейника!
Кто-то подхватил меня под руку, осторожно повлек вперед, к свету. Я кое-как распрямилась – кто бы ни был этот человек, если он распоряжается в тюрьме, он не мой друг, а показывать врагам слабость нельзя. И без того я наверняка выглядела жалко – дрожащая, в «гусиной коже». Я шмыгнула носом – сколько ни щурься против света, слезы все равно потекли. Вытерла глаза рукавом, заставив себя проморгаться. Выдохнула то единственное, что имело сейчас значение:
– Я невиновна.
Глава 10
– Вам лучше, Лианор? – спросил тот же голос.
«Вам», вот как! Простонародью не говорят «вы». Что это – очередное издевательство? Попытка сбить с толку? Заставить расслабиться перед тем, как сунуть в допросную под кнут?
– Мне просто замечательно, – пробормотала я.
Губы не слушались, и зубы стучали так, что говорить было трудно.
Я осторожно повела локтем, проверяя прочность хватки того, кто меня держал. Хотя что толку, даже если вырвусь, далеко не убегу. Бежать надо было пытаться в университетском парке, зря я тогда не решилась. Попали бы мне в спину боевым заклинанием или нет, бабушка надвое сказала, а из тюрьмы точно не убежать.
– Рад что вы сохраняете присутствие духа, – продолжал все тот же голос, пока рука куда-то повлекла меня.
Разглядеть куда не получалось. Хоть и немного было света в тюремных коридорах, но после непроглядной тьмы глаза никак не хотели к нему привыкнуть.
– Я отпущу ваш локоть, если вы пообещаете не делать глупостей и не пытаться на меня напасть.
– Обещаю.
Напасть я сейчас могла разве что на комара, имевшего давние проблемы со здоровьем, и то с сомнительным успехом. Тело по-прежнему казалось ледышкой, дрожь никак не унималась. Кружилась голова. И добивала меня магия, точнее, ее отсутствие. Я потянулась к ошейнику, ощупала грубую металлическую полосу, дернула замочек. Конечно же, это не помогло. Исчезнувшая магия ощущалась неприятнее всего, хоть я и не смогла бы толком объяснить, в чем это выражалось. Наверное, так же ноет к перемене погоды давно отсутствующая нога.
Мужчина выпустил мою руку, отошел в сторону. Я проморгалась, наконец-то разглядев его, и охнула, узнав.
– Разрешите представиться, граф Сандью, министр внутренних дел, – поклонился он мне как равной.
Так. Кажется, я все-таки рехнулась в ледяном каменном мешке. Или брежу, устав от холода? Остро захотелось себя ущипнуть, но крупная дрожь, по-прежнему колотившая меня, ощущалась как нельзя реальней. Нет, это не сон определенно. Бред? Не знаю, никогда не доводилось прочувствовать, как ощущается бред. Я огляделась. Сколько же здесь света!
Камера, такая же, как та, в которую меня определили вначале, только пустая. А я даже не поняла, как меня сюда привели. Что ж, если я и брежу, замерзая, стоит постараться сохранить остатки достоинства. Чтобы, представ перед пресветлыми богами, не устыдиться самой себя, когда мне покажут все свершенное в жизни.
– Лианор Орнелас. – Присела я в реверансе. Точнее, в том его подобии, которое смогла изобразить задубевшими мышцами. Стиснула зубы, чтобы не рассмеяться – настолько нелепым и диким было все происходящее.
– Рад знакомству. – Как я ни старалась, не смогла расслышать в голосе министра издевки. – Моя жена и дочь очень хорошо о вас отзываются.
Бред, бред, бред!
Я попыталась изобразить светскую улыбку. Получилось так себе – губы не слушались, тряслись. Когда ж я согреюсь наконец! Ни министр, ни маячившие за его спиной тюремщики не ежились и не дрожали, значит, здесь должно быть тепло.
– Передайте графине Кассии и графине Оливии мою благодарность, – простучала зубами я.
Но если это не бред, если Оливия в самом деле говорила обо мне с отцом, значит, она меня не бросила – а я плохо подумала о ней!
Но почему она молчала, когда мне так нужно было хотя бы одно доброе слово? Не хотела дать понять следователю, на чьей она стороне?
– У вас будет возможность сделать это самой.
В самом деле? Не верить! Нельзя верить, нельзя надеяться, потом будет еще хуже. Может быть, Оливия говорила обо мне с отцом не сегодня – а рассказывая о новых знакомствах. Может быть, министр не верит в мою невиновность, ведь у меня ни доказательств, ни свидетелей, а Бенедикт наверняка запасся ими.
– А еще передайте, чтобы они не думали обо мне плохо. Я не травила барона, хоть и не могу этого доказать.
Граф словно бы не услышал, что я оказалась здесь ни за что.
– Лианор, как министр внутренних дел, приношу вам извинения за действие моих подчиненных. С вами обращались недопустимо: карцер – это изоляция тех, кто представляет опасность, а не пытка.
Не верит. Тогда пусть напишет свои извинения на бумаге, желательно гербовой, пожестче, скомкает ее, чтобы получилось побольше острых углов, засунет себе поглубже и провернет пару раз!
Но подвести Оливию и госпожу Кассию было никак нельзя, и вместо этого я сказала:
– В сложившихся обстоятельствах я не могу принять извинений, ваше сиятельство.
– Понимаю, – кивнул граф.
Продолжать извиняться он не стал, да и глупо было бы этого ожидать. Граф замер, внимательно на меня глядя, и я так же застыла молча, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Получалось плохо. Тело начало согреваться, и я прикусила губу, чтобы не взвыть – в мышцы словно впились десятки иголок, так бывает, когда возвращается чувствительность в отсиженной ноге. Зато трясти стало меньше.
– Присядьте, вам вовсе незачем стоять, пока мы ждем лекаря, – сказал граф.
Ответить, что простонародью нельзя сидеть в присутствии знати, так же, как ему самому не подобает сидеть при императорской семье, я не успела. Дверь раскрылась, впуская человека в штатском. Следом за ним вошли двое в форме, замерли по обе стороны от двери. Еще надзиратели? Что, опасней меня в этой тюрьме никого нет?
Граф указал на меня тому, что в штатском.
– Пожалуйста, осмотрите барышню и исцелите, если понадобится.
«Барышню»? Я же «девка». Но и эти слова я благоразумно придержала – просто удивительно, сколько во мне разом нашлось благоразумия, где ж оно пряталось до сих пор?
