Беги, ведьма - Корсакова Татьяна Викторовна (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗
И начинал рассказывать удивительное, а потом рисовать прутиком на дорожке схемы и чертежи. И она, Лиза, все-все понимала, хоть Петруша и говорил, что дамам в делах инженерных нипочем не разобраться. А папенька, царствие ему небесное, наоборот, наставлял: «Учись, Лизавета, всему, чему только можно. Умение за плечами не носить». И она училась, слушала папенькины рассказы, от гувернантки не пряталась, к прислуге приглядывалась. Однажды даже напросилась со Стешкой корову подоить. Пеструшка, самая спокойная из стада, стояла смирно, только косилась подозрительно, а когда Лиза слишком уж увлекалась, нервно переступала с ноги на ногу. Молока получилось надоить полведра. Больше Стешка, девчонка, которая присматривала за скотиной, не позволила.
– Довольно животинку мучить, – сказала и тут же испуганно носом шмыгнула, потупилась.
Лиза не обиделась и не разозлилась, вытерла сладко пахнущие молоком руки о подол платья, подхватила ведро, чтобы папеньке показать.
Не показала: оступилась и растянулась посреди двора, молоко пролила и даже всплакнула немного от обиды, а еще от боли в оцарапанных коленках. Выручила Стешка, быстро, не успели слезы высохнуть, надоила нового молока, но ведро Лизе отдавать не стала, сказала, насупив белесые бровки:
– Сама донесу, а то еще снова…
А папенька Лизины старания тогда очень хвалил, выпил большую кружку принесенного молока, поцеловал дочку в лоб, подхватил на руки и долго кружил, подбрасывал аж до самого неба. Мама пожурила за испачканное платье, но было видно, что она нисколько не злится, а ругается для порядка, чтобы Лиза не забывала, как должно себя вести воспитанной барышне.
А на Крещение, когда снега насыпало столько, что Лиза могла спрятаться за сугробом с головой, с папенькиного благословения кучер Яков взялся учить ее управляться с запряженной в сани тройкой. Коренника поставили спокойного, тягловитого, а вот пристяжные попались с норовом. Лизе казалось, что косятся они на нее с неодобрением и, стоит лишь дать слабину, понесут по накатанной снежной дороге за самый горизонт. Но боялась она только первое время, а потом освоилась, правила лихо и вполне уверенно и даже научилась бандитскому посвисту, как у Соловья-Разбойника. Свистеть так же громко, как у Якова, у нее не получалось, но и ее потуги вызывали одобрительную усмешку на по-цыгански смуглом Яшкином лице.
– Ай, молодца! Ай, лихая девка! Охолони, не гони! Вертаться пора.
Вертаться не хотелось, снег летел в лицо, Лиза радостно смеялась и отмахивалась от мороза шерстяной рукавичкой.
К дому вернулись в сумерках. Мама уже ждала на подъездной аллее – волновалась. На Якова глянула так, что тот вмиг словно стал меньше ростом, а на Лизу вовсе не посмотрела, лишь велела:
– В дом иди!
В доме ждали пироги с зайчатиной и чай с малиновым вареньем, а еще долгий разговор об ответственности. Мама говорила тихим голосом, но Лиза понимала: еще чуть-чуть – и она сорвется на крик. Не со зла, из-за волнения, из-за того, что дочь поступила безответственно, заставила родителей волноваться. А папенька молчал. Когда мама злилась, он старался не вмешиваться, прятался за газетой и клубами сигарного дыма, но на Лизу поглядывал одобрительно, даже подмигнул однажды, когда мама отвернулась.
Той крещенской ночью ей снилась метель. Метель кружила, окутывала жарким коконом, который приходилось разрывать руками, отлеплять от лица, чтобы сделать хоть один вздох. Утром Лиза проснулась совсем больной, с жаром и разрывающим внутренности кашлем.
Воспоминаний о болезни осталось немного: душное одеяло, которое все время давит на грудь и от которого хочется избавиться. Холодные мамины руки на лбу, которые слишком быстро нагреваются, но с которыми все равно легче. Питье, то горькое, то сладкое, но непременно горячее, просачивающееся сквозь крепко сцепленные зубы тонкими ручейками. Глухой папенькин голос: слов не разобрать, но она знает – папенька читает ей сказки Андерсена. Пусть бы про Русалочку, сказка про Русалочку прохладная и пахнет солью. Или про Снежную королеву, там вообще зима, а зимой не так жарко. Лиза сильная, ей нужно потерпеть. И она будет терпеть, потому что воспитанные барышни не могут позволить себе глупости в виде слез.
Иногда, кроме родительских, Лиза слышала и другие голоса. Они говорили непонятное, и после сказанного мама начинала плакать, хоть сама же учила, что слезы на публике – это дурной тон. Один голос был особенно настойчивый. Его Лиза слышала чаще остальных.
– …Слабые легкие… никакого противления болезни… Если выживет, потребуется длительное восстановление…
Она выживет! Назло голосу. Легкие, может, и слабые, но сама она сильная.
– …А если и не выживешь, не велика печаль. – Эта девочка, так похожая на нее саму, приходила все чаще, ложилась рядом в постель, гладила по волосам, заглядывала в глаза и улыбалась. – Уйдешь со мной. Будем играть, я стану рассказывать тебе сказки. Ты ведь любишь сказки?
– Люблю. – Только девочке, так похожей на нее, Лизе удавалось ответить, только ее прикосновения забирали боль.
– Вот и я люблю. – Маленькая ладошка заслоняет свет ночника, и можно больше не жмуриться. Это хорошо. – Нам будет весело, обещаю.
А в груди у девочки золотая искорка, то вспыхнет, то почти погаснет. Как звездочка на ночном небе.
– Пойдем со мной.
И ей хочется уйти, но папенька с мамой расстроятся, потому что туда, куда зовет ее девочка с искоркой вместо сердца, им дороги нет.
– Не могу. Может быть, в другой раз. Хорошо?
– Хорошо. – Девочка соглашается легко, словно заранее знает, каким будет ответ, заплетает волосы в косу. Сначала Лизины, потом свои. Или коса заплетается сама?
– Расскажешь сказку?
– Расскажу. Выбирай любую.
– Расскажи сказку с хорошим концом.
– Сказок с хорошим концом не бывает. Если, конечно, это настоящая сказка.
Ей интересно, как сказка может быть настоящей, но спрашивать Лиза не станет. Не в этот раз. Она спрашивает другое:
– Мы еще увидимся?
– Я буду приходить, пока ты этого хочешь.
Девочка спрыгивает с кровати, отступает к стене. Свет от ночника падает так, что не разобрать: вроде бы девочка, а вроде бы тень девочки. Какие забавные иногда случаются сны…
Лиза пришла в себя на излете зимы, когда никто, даже папенька с мамой, уже не чаял. Открыла глаза, полюбовалась морозным узором на стекле, а потом своими ладошками – тонкими, полупрозрачными, как у девочки из сна, и как-то сразу поняла, что самое страшное позади, что с неминуемой весной вернутся и силы.
Папенька с мамой плакали. Оба. Обнимали ее, зацеловывали до сбивающегося дыхания и роняли соленые слезы на иссушенную за время болезни Лизину кожу. А потом мама кормила ее с ложечки и расчесывала волосы костяным гребнем, а папенька просто сидел в кресле и наблюдал. Он постарел за эту зиму, ввалились глаза, заострился подбородок, а в пышных усах появилась седина, и взгляд его был хоть и по-прежнему ласковый, но сторожкий, словно папенька все время ждал беды.
Не будет никакой беды! Все у них теперь пойдет хорошо. Лиза так ему и сказала.
Поверил ли? Ей очень хотелось, чтобы поверил.
Выздоравливала Лиза медленно, несмотря на все старания. Вставать на ноги ей не разрешали очень долго, а когда наконец разрешили, Лиза упала. Не зашиблась, даже ударилась совсем не больно, но мама заплакала. В последнее время плакала она часто, нимало не заботясь этикетом. А папенька ничего не сказал, поднял Лизу на руки, отнес на кровать, поцеловал в лоб и ушел.
Его не было долго, и на все Лизины расспросы мама отвечала с печальной улыбкой:
– Он вернется, ангел мой. Все будет хорошо.
Папенька вернулся к Пасхе, вошел в Лизину комнату большой и шумный, поцеловал сначала в щеки, потом в лоб, сказал ласково:
