Пленённая княжна (СИ) - Богатова Властелина (бесплатные версии книг txt) 📗
— Ты так красива и так пахнешь, как сама лесная берегиня. Откуда ты такая взялась? — прошептал он чуть хрипло, окутывая и обволакивая полыхавшим внутренним огнем взглядом.
Ему не нужен был ответ, потому что он упивался мигом, будто сама Макошь сплела нас. Он с каким-то упоением — или мне так хотелось видеть — водил губами по пальцам и вдыхал запах кожи на запястье и снова прижимался губами к сердцевине, разламывая последнюю корку сомнения, которой я покрылась с того мига, как столкнулась с ним на торге. И то, с каким наслаждением ок меня касался
— изучая, пробуя, вкушая — вызвали трепет и невольную тревогу — не догадался ли он о чем-то, но тут же успокоилась, напомнив себе, что такого быть не может. Но отчего-то до остроты хотелось узнать, многих ли он касался так и говорил?
Он, будто услышав мои колебания, выпустил руку, мягко обхватил шею и притянул к себе. Я коснулась губами его шеи, глубоко потянув в себя горячий терпкий запах дубового листа и тягучего меда, он разлился по языку и горлу сладко-горьким цветочным нектаром. Мне хотелось коснуться его до потемнения в глазах. Я вновь опустила руку на живот и робко повела вниз к паху. Вротислав чуть сдавил пальцы на моей шее, прижимаясь к моей ладони теснее, и я ощутила под пальцами завитки жестких волос, провела по гладкому, твердому, как дуб, естеству. И это, кажется, проломило кору его устойчивости. Княжич обхватил меня под спину, поддавшись вперед, уложив на лавку, глыбой навис сверху. Его ладони блуждали по моему телу везде, оглаживали, ласкали, его горячие губы скользили по шее и груди, очерчивая каждый изгиб, смыкались на вершинках и вновь продолжали двигаться по коже — она горела там, где бывали его ласковые губы и опаляющее тяжелое дыхание, которое я слышала словно в тумане.
Вротислав оперся руками о лавку по обе стороны от меня, его глаза потемнели, становясь бездонными. Короткий миг — и он толкнулся с такой потребностью, что голова закружилась, плавно проник внутрь меня до основания, вторгаясь, казалось, в самую душу. Обхватила его плечи, и от ощущения наполненности поплыло все кругом, а под веками замелькали золотистые всполохи. Он двигался размеренно и мягко. Каждое влажное тугое движение его внутри отдавалось в живот, разносилось горячими волнами по бедрам — блаженство заливало всю целиком с головой, но следом меня выбрасывало на поверхность, и я будто ударялась о твердые скалы, вновь падала в глубокие недра только для того, чтобы снова быть вытолкнутой. Дыхание сбилось, все тело покрылось испариной, и я теперь цеплялась за его ставшие влажными плечи и шею, чтобы удержаться и не быть раздавленной этим натиском. Хлипкая лавка от каждого твердого глубокого толчка грозила рухнуть. Это стало еще опаснее, когда Вротислав обхватил мои плечи и начал вбиваться еще быстрее, стискивая тело до желанной боли, которая отзывалась в каждой мышце.
5_7
Он задвигался резче и иступленнее, придавливая меня к лавке, а я запрокинула голову, обхватывая его крепче. Неведомо сколько продолжалось это буйство, что вымотало обоих, выжало до последней капли. Вротислав излился, продолжая беспрерывно скользить внутри моего содрогавшегося лона, по напряженному до предела телу хлынули потоки горячей дрожи, выталкивая меня за пределы этих тесных стен куда-то ввысь, далеко-далеко, в самую глубину неба, или пропасти — все смешалось. По крупице, не сразу возвращалась в эту душную истопку, на грубую влажную лавку, чувствуя жар тела и тяжесть Вротислава, который замер надо мной, дыша обрывисто и протяжно. Но было сил открыть веки, внутри меня все клокотало и качалось, каждая мышца отзывалась приятной усталостью и тяжестью. Он еще был внутри, оставляя мне это ощущение наполненности, ощущение его рук, которыми продолжал гладить, собирая дрожь. До ломящей боли в груди, до слез не хотелось, чтобы эта связь сломилась, словно ветка, на которой уже есть соцветия.
Я открыла глаза, ловя тускневшие отсветы огня в глазах Вротислава. Кажется, ему тоже не хотелось прерывать это хрупкое уединение, но помалу его лицо приобретало знакомые уже сосредоточенность и серьезность. Он задумчиво провел пальцем по моим губам — я ощутила их чуть соленый и вместе с тем пряный вкус, опустил взгляд и прильнул в последний раз, будто хотел запечатать и сохранить, толкнулся бедрами так глубоко, будоража утихшее было блаженство, и вышел, увлекая меня за собой, поднял с лавки, усаживая на себя. Одной рукой придерживал, другой подхватил ковш, зачерпнул полно воды и пролил на живот и бедра. Горячие ручейки смыли последние следы напряжения и усталости.
— Нужно возвращаться, — сказал он, отложив ковш, и потянулся за моей рубахой,
— скоро хватятся, что меня долго нет, будут искать. Я ведь обещал вернуться за стол.
Каждое его слово приводило меня в чувство. И в самом деле, уже поздно, да и печь остывала. Я забрала у него одежду, едва не вырвав из рук, и, соскользнув с его колен. Поторопилась одеться, ощущая на себе изучающий и тягучий взгляд Вротислава. Я старалась изо всех сил не думать о случившемся, о том, что только что сама отдалась незнакомцу, но не выходило — все пылало, смешалось, крутилось водоворотом. Он получил свое, и теперь не задерживал на мне свое внимание — это даже лучше. Пусть вовсе забудет, что я в его отряде.
Княжич свою рубаху нашел на полу, мокрую и помятую, но другой не было. Собрались молча, каждый думая о своем, да и не хотелось ничего говорить, хоть внутри теснее становилось, хоть плачь. Мы вышли под ночное небо, затянутое тучами. Воздух к ночи остыл, холодил нутро, вытесняя жар, отрезвлял, проясняя ум, и с каждым вдохом меня все больше покрывала прежняя плотная корка льда — теперь казалось, что все то, что испытывала там, возле печи, в руках этого молодого воина, и не я была вовсе.
Вротислав попытался поймать мою руку, чтобы притянуть ближе, я отстранилась, сжимая пальцами ворот кожуха.
— Не нужно. Зачем пригревать и приручать, если дороги наши скоро разойдутся?
— сорвалось с губ, будто обида какая, и я поежилась, когда увидела, как его глаза разом потемнели гуще, а желваки напряженно прокатились по скулам.
Он отвел взгляд и, ни сказав не слова, сошел с порога, вынуждая следовать за ним.
Шли обратной дорогой по холму через сад, так и не разговаривая. И хорошо.
В избе сделалось еще шумней, видимо, решила вся весь собраться на посиделках у старосты. По заметно омрачившемуся лицу Вротислава я поняла, что ему это тоже не нравилось. Он чуть замедлил шаг, когда мы оказались в переходе, намереваясь что-то сказать, но я поспешила уйти прочь, желая скорее оказаться в клети, ощущая его пристальный взгляд на себе.
Заперев дверь, привалилась в ней, распахивая ворот кожуха, что стягивал и душил, высвобождая тяжелую влажной косу, прикрыла ресницы, понимая в какой яме сейчас. В груди полыхало все, как и между бедер — ощущение его внутри не покидало.
Гпупая, какая же глупая. Зачем позволила? Зачем? И что теперь будет? Я открыла глаза, рассеянно скользнув взглядом по горевшему светцу, что стоял на столе, по взбитой мягко постели и уже приготовленному тюфяку на полу. Тяжело отринув от двери, разулась, устало прошла вглубь, скидывая с себя кожух, положила на лавку и опустилась на постель, накрыв ладонями разгоряченное лицо. Легла, уставившись в низкий потолок.
Глава 6
Уснуть этой ночью не удалось. От старосты, как и думал, разойтись так просто не вышло. На вечерню пришли и девушки, не упуская случая — вон сколько мужей прибыло за раз, не иначе сама матерь судеб позвала. Я даже сам мог в то поверить, что все это будто подстроено кем-то из богов, заливших дождем окрестности, вынудивших ютиться у Лейника целых два дня к ряду.
И сам угодил в эту западню, и чем яростней боролся, пытаясь делать вид, что не замечаю Сурьяну, тем плотнее сужался мир вокруг нее, тем больнее смыкался капкан. To, что творилось в голове, помешательством только можно назвать. Помешательством и одержимостью той, чья моей не была и не будет никогда. Та, которая за короткий миг перевернула все внутренности, та, которая сейчас за стенами рядом и, верно, уже спит, устав изрядно.
