Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана "Змея" (полные книги txt, fb2) 📗
— В чем?.. — сглатываю я, и сердце мигом проваливается в желудок.
— Это твоя вина! — кричит мне в лицо красавчик, брызгая слюной.
У меня темнеет в глазах.
— Она… жива?!
Тонкие губы искажает злая усмешка.
— «Она»? «Она»?! Не «она», а госпожа, бесстыжий ты ублюдок!
Как же хочется встряхнуть его как следует, чтобы ответил на вопрос! Но я лишь с силой стискиваю зубы, пытаясь сохранить самообладание.
— Простите, господин. Госпожа жива?
Он швыряет хлыст в сторону, хватает меня за грудки и с силой отпихивает к стене. Плечи больно бьются о деревянные доски. Мне кажется, что еще немного — и я сойду с ума.
— Ни на что не способен! — кричит он, сшибая со стола глиняный кувшин, и тот с грохотом разлетается на осколки. — Так и знал, что ты ни на что не способен!
— Ради всего святого, господин! — рычу я, чувствуя, как меня трясет. — Что случилось?
— Ты! — он вновь кидается ко мне, словно раненый зверь, и тычет в лицо аристократически длинным пальцем. — Ничтожество! Столько времени! Столько усилий!..
— Госпожа…
— Она должна была родить мне сына! — орет он во все горло, и тут же осекается, злобно покосившись на закрытую дверь. — А что в итоге?
— Что?..
— Ты больше не прикоснешься к ней! — шипит он, вновь хватая меня за грудки и пытаясь вытрясти из меня душу. — Богом клянусь, ты больше не прикоснешься к ней и пальцем!
Из моего горла вырывается стон облегчения. Значит, жива…
Но что стряслось, дери его дьявол?!
— Что с ребенком?
— Заткнись! — он с силой встряхивает меня, так, что затылок бьется о стену.— Заткнись, или я тебя убью!
— Он жив?..
— Он? Он?! Как бы не так! Это она! Девчонка!!! — кричит он, и тут же сбивается на ядовитое шипение: — Вы оба ни на что не способны! Но нет, я больше не повторю такой ошибки! Конец ее капризам и истерикам! Я устал ей потакать! Теперь она будет делать, что я велю! А ты — не единственный, кто может тыкать в нее членом!
— Что?! — Теперь меня трясет от ярости. — Только посмей ее принудить!
— И кто мне запретит, ты?! — его губы издевательски кривятся прямо перед моим лицом. — Вонючий раб! Ты — никто! Грязь под моими ногами! Она ляжет с тем, с кем я велю!..
— Черта с два! — рычу я в ответ и бросаюсь на него, судорожно смыкая руки на его горле. — Черта с два ты ее заставишь!
От неожиданности он дико выпучивает глаза и пытается отодрать мои пальцы от своей глотки. Обезумевший, я тесню его к двери, понимая, что никакая сила не заставит меня сейчас разжать руки.
Из его горла вырывается хрип — но разум, увы, покинул меня, а не его. Сквозь шум крови в ушах слышу два громких удара в дверь — каблуком сапога. А в следующий миг раздается звон клинка — и висок взрывается болью.
От оглушающего удара гарды я трезвею, и тут же оказываюсь на полу, скрученный чьими-то безжалостными руками.
— Он поднял руку на господина, — хрипит красавчик, но я не вижу его лица: меня впечатали лицом в пол. — К столбу его, немедленно.
Мир переворачивается несколько раз, пока меня с грубыми пинками и тычками волокут наружу. Будто во сне ощущаю, как с меня рывками сдирают одежду, раздевая донага, слышу — не разбирая слов — гневные окрики господина. Мгновением позже удар под колени сбивает меня с ног прямо на камни. Еще рывок — и меня, будто куль с трухой, перекидывают через колоду, а запястья, вытянув вперед, привязывают к столбу. Меня передергивает от гнева и отвращения к самому себе — в унизительной позе, развернутый задом к кругу площадки, на виду у всех, жду наказания.
— Дай сюда, я сам! — властно командует господин.
Плеть со свистом рассекает воздух, и я чувствую обжигающую боль на бедрах.
В голове бьется омерзительная мысль — почему не убил? Он должен был убить меня, выдернув из суставов конечности, выпотрошив на глазах у всех, ведь я поднял на хозяина руку! Следующий удар приносит новую боль, но, как ни странно, приводит мысли в порядок.
Недоумок! Щенок Адальяро прав: я сам виноват. Что мне стоило сдержать свой язык и руки? Проявить раболепие? Разве и в самом деле от моих слов что-либо зависело? Он ведь и правда может сделать с Вель что захочет — по праву мужа, — но не сразу же после родов! Даже зверь дал бы женщине время оправиться… а за это время мы бы что-нибудь придумали — я бы что-нибудь придумал!
Что теперь? Как я могу ей помочь?
Недоумок!
Удар обрушивается за ударом; злобный ублюдок определенно хочет больше унизить, чем причинить мне боль: спине почти не достается, зато зад уже полыхает огнем. Наказание, достойное глупого мальчишки, но не мужа.
Тело раз за разом каменеет, ожидая удара; с лица градом катится пот. Пытаюсь вжать разгоряченный лоб в плечо и закусываю губу, чтобы не застонать. По бедрам тоже сползают капли: но это едва ли пот, ведь кожа наверняка уже разорвана в клочья.
Будь ты проклят, Диего Адальяро. Придет день, и я отомщу тебе за все свои унижения. За несвободу. За боль и кровь. За слезы твоей жены.
Вель.
Ее образ вспыхивает в сознании и, несмотря ни на что, приносит облегчение.
Она жива.
Но ребенок…
Лишь теперь, содрогаясь под градом жестоких ударов, я, наконец, ощущаю горькое разочарование — наверное, такое же, какое ощутил Диего Адальяро, узнав о рождении дочери.
Так много времени впустую! Нужен еще как минимум год, а может, и больше…
От этого жгучего осознания хочется выть в голос. Вот только чем это поможет?
Дьявол знает, сколько времени я пребываю в тупом оцепенении, уже не чувствуя ни боли, ни стыда, ни отчаяния. Лишь когда рука сенатора Адальяро утомляется, меня отвязывают от позорного столба и вздергивают на подгибающиеся ноги. Я окидываю мрачным взглядом застывшие в немом ужасе лица своих собратьев.
И только на одном из лиц вижу тень злорадной усмешки.
— Она красивая, правда? — спросила я, не сдерживая счастливой улыбки.
— Да, госпожа, — улыбнулась в ответ Лей. — Славная крошка.
Я нежно тронула маленькую круглую щечку, и малышка тут же повернула голову в сторону прикосновения, во сне зачмокав крохотными розовыми губками.
— Изабель недовольна, — вздохнула я, вспоминая недавний визит свекрови.
На ее каменном лице не промелькнуло и тени улыбки, когда она смотрела на мою новорожденную дочь. «Не стоит ее баловать, я пришлю к тебе кормилицу», — вот и все, что она изволила вымолвить, брезгливо наблюдая за тем, как я прикладываю хнычущего ребенка к груди. Я ответила резко — пожалуй, излишне резко, — что не нуждаюсь ни в каких кормилицах, и лишь крепче прижала к себе драгоценный сверток. Фыркнув, Изабель удалилась, оставив меня наедине с дочерью и чувством вины. Я знала, что виновата во многом. Что усердно скрывала весь день тот факт, что у меня начались схватки. Что следующей ночью, сгибаясь пополам от боли и хватаясь за руку Лей, пыталась задушить в себе крики — чтобы не перебудить весь дом. Что доктору Сальвадоре, чьему мнению так доверяла Изабель и совсем не доверяла Лей, следующим утром осталось лишь сделать запись о появлении на свет сенаторской дочери.
А еще я была виновата в том, что родила не долгожданного наследника рода Адальяро, а всего лишь девочку.
— Она привыкнет, — утешила меня Лей. — Дайте ей время, госпожа. Уж попомните мои слова — эта крошка еще заставит себя полюбить.
Я провела языком по пересохшим губам.
— Диего… дома?
Прошло уже почти двое суток с того дня, как я благополучно разрешилась от бремени, а Диего все еще не приходил. Не захотел повидать ни меня, ни ребенка, которому даст свое имя. За эти два дня я чего только не передумала! Прошлой ночью, задремав ненадолго, я с криком проснулась от кошмара: мне приснилось, будто Диего обвинил меня в измене и собрался продать мое дитя в рабство…
— Да, госпожа, — кивнула Лей, избегая смотреть мне в глаза. — Он справлялся о вас.
— Справлялся, — повторила я бездумно, укачивая на руках спящее дитя. — И это все.
