Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана "Змея" (полные книги txt, fb2) 📗
К возвращению в поместье мои коленки уже изрядно тряслись, однако я чувствовала себя счастливой. Правда, для полного счастья мне не хватало кое-чего важного…
Сегодня удача определенно улыбалась мне. Изабель, надышавшись вместе со мной морским воздухом, во время обеда с трудом сдерживала зевки, и вскоре ушла отдыхать в свои покои. Бдительная Лей сообщила, что Хорхе укатил на торги — следовало сбыть крупную партию винограда, что в изобилии дозревал на отягощенных богатыми лозами склонах. Самое время было наведаться к Джаю, разлука с которым мучила меня столько месяцев…
Вель.
Имя стучит в висках, бьется в груди, перекатывается на языке, маревом проходит перед глазами. Мне удается увидеть ее лишь мельком: невысокая фигурка в длинном платье без кринолинов, что шла медленно, почти скрытая от моих глаз служанкой и стражем, от ворот до конторы. Не дожидаясь распоряжений, с бешено колотящимся сердцем иду к бочкам, чтобы смыть с себя пот и песок и наспех переодеться. Перед тем, как на меня надевают оковы, привычным жестом потираю широкий шрам в том месте, куда ударил нож. И стараюсь держать голову ровно. Это трудно: края разрубленных сухожилий, заживая, стянули мышцы и слегка перекосили шею.
Удар не достиг цели и не рассек сонную артерию, сказал потом Гидо — благодаря моей невероятной удачливости. Но я и сейчас думаю, что дело тут не в удачливости, а в чувстве самосохранения, появившемся за годы жизни в постоянной опасности. Помню, что успел дернуться, а дальше… Как бы ни пытался восстановить в памяти ту злополучную ночь, выходило плохо. Удар, изумление, падение — и кровь на собственной ладони, перехватившей лезвие занесенного вновь ножа. Убийце, чье лицо скрыл холщовый мешок с прорезями для глаз, не удалось меня добить. Грохот падения привлек дозорных снаружи — и нападавший молнией выскочил в окно, я успел лишь углядеть краем глаза голую спину.
Его не нашли. Слишком долго возились со мной, пытаясь закрыть дыру в шее, слишком долго суетились, посылая за стариком Гидо, и к тому времени, как рабов среди ночи вытащили из бараков и провели досмотр, все оказались на месте — и без следов крови на руках.
Допросы длились несколько дней — ровно столько, сколько Гидо боролся за мою жизнь. Нескольких человек показательно выпороли, но казнить кого-либо господин Адальяро не осмелился, справедливо опасаясь бунта.
И я ему благодарен. Теперь я внимательно наблюдаю за каждым.
Гидо помог лишь одним: предположением, что нападавший высок, почти как я. Будь он ниже, не смог бы нанести такого удара. Это знание я оставил при себе, все последующие недели и месяцы наблюдая за собратьями.
Дюжина человек. Один из них пытался меня убить. Однажды я его найду.
Тычок аркебузы меж лопаток приводит меня в чувство. Переступаю порог конторы — и моргаю, пытаясь привыкнуть к мягкому полумраку после яркости солнечного дня.
— Госпожа, — раздается голос Лей, который я едва способен услышать из-за шума крови в ушах, — вот… я позволила себе…
Светловолосая голова склоняется над смуглой ладонью.
— Ох… как тебе удалось?.. — бледные пальцы касаются раскрытой ладони и неуверенно берут тронутый ржавчиной ключ.
— У меня много талантов, — улыбается Лей. — Вы желаете?..
— Ну разумеется. Благодарю тебя, милая.
Лей тенью проскальзывает мне за спину, почти бесшумно поворачивает ключ в оковах и на удивление ловко избавляет меня от них. И правда, как ей удалось?..
— Я побуду снаружи, — слышится из-за спины ее голос. — Понадоблюсь — позовите.
— Конечно, Лей, — другой голос, манящий и родной, выбивает из головы последние мысли.
Дверь за спиной закрывается, а я все еще стою у порога, не в состоянии сдвинуться с места, и лишь жадно ощупываю взглядом фигурку Вель. Лицо бледнее, чем обычно, — или я уже просто забыл, как она выглядит? Глаза кажутся большими из-за нездоровых голубоватых теней под ними, но на угловатых ранее скулах появилась непривычная, уютная мягкость. Черты лица приобрели округлость линий, прежде скрадываемых худобой. На шее под тонкой кожей пульсирует жилка, а вот рассмотреть плечи мешает платье, наглухо застегнутое до самого ворота. Платье скроено по северной моде — слишком скромное по южным меркам, — без пышных юбок и тугих корсетов, подчеркивающих соблазнительность груди.
Ну да, какие уж тут корсеты. Огромный живот смотрится чужеродно в этой знакомой до боли фигуре. Но отчего-то он не вызывает раздражения, и желание ее обнять становится непреодолимым.
— Здравствуй, Джай, — произносит она тихо. — Я так рада, что ты выжил. Прости, что не приходила…
Вглядывается в меня широко распахнутыми глазами, где таится тревога. Наконец обретаю способность двигаться и шагаю навстречу, уничтожаю разделяющее нас расстояние, аккуратно сгребаю ее в объятия и прижимаю к себе.
И лишь тогда понимаю, что все это время не дышал. Выдыхаю ей в волосы над ухом, ощущая головокружение:
— Вель. Я все знаю. И ты меня прости.
Раздутый живот мешает ощутить вожделенное тело целиком: я боюсь прижать его слишком сильно и сдерживаюсь изо всех сил. А губы уже вспоминают — нежный висок с едва заметным бисером испарины, изящную форму ушной раковины, мягкую мочку, трогательную впадинку на шее под ухом, линию челюсти. Ее руки ложатся мне на плечи, и я вздрагиваю от удовольствия; терпким медом разливается внутри меня желание.
Вель чуть поворачивает лицо, и кончик моего носа скользит по ее скуле, наши губы встречаются, словно их тянет друг к другу неведомая сила. Не понимаю, что со мной. Спина взмокла от напряжения, от борьбы с порывом стиснуть женское тело до хруста в ребрах. Вместо этого осторожно целую мягкие губы, провожу ладонью по спине, погружаю пальцы в чуть влажные волосы на затылке. В паху становится тесно, но из меня почему-то льется только нежность, только желание прикасаться — легко, бережно, чтобы не разрушить нереальную хрупкость. Наш странный поцелуй еще никогда не был столь целомудренным: я просто трогаю слегка раскрытые губы своими, прослеживая контур ее рта едва ощутимыми касаниями, а она время от времени прихватывает то одну, то другую мою губу, словно боится не получить от меня необходимой ей ласки. Решаюсь слегка усилить нажим, обвожу языком внутреннюю сторону ее рта, а она пьет мою нежность уже не таясь. Кажется, мы целуемся так целую вечность, как пара подростков на заднем дворе церковной школы, но мне все еще мало. Обхватываю бледное лицо ладонями и целую каждый дюйм ее кожи: чистый, словно фарфоровый, лоб, шелк светлых бровей, тонкие синеватые веки с трепещущими ресницами, выступающие скулы и мягкость щек. Легким движением побуждаю ее запрокинуть голову и с наслаждением покрываю поцелуями нежную шею от подбородка до ямки у основания ключиц, ниже которой лишь край раздражающего платья. С наслаждением вдыхаю аромат — такой родной, такой волнующий, чистый и как-то неуловимо изменившийся, словно вместо душистых масел в ее ванну добавили топленое молоко.
Запах матери.
Спрятав лицо у нее на груди, шумно выдыхаю. Рука сама ложится ей на поясницу, а пальцы другой руки осторожно прикасаются к выпуклому животу, несмело скользят то выше, то ниже. Ее ладони обхватывают мою шею, локти ложатся на плечи, и мы замираем на миг в тесном, но бережном объятии.
В голове так много вопросов, но я не знаю, какой задать первым. С губ внезапно срывается жалобное:
— Как долго я тебя не видел.
— Я не могла прийти, — оправдывается Вель, щекоча дыханием волоски у меня за ухом. — Я столько месяцев провела в кровати… Доктор запрещал мне даже гулять по комнате!
— Знаю, все знаю. Лей говорила мне. Но сейчас ты пришла… Доктор разрешил?
Дышу ею — ровно, размеренно, хотя напряжение в бедрах никуда не ушло. Пальцы сами собой ощупывают ее поясницу сквозь плотную ткань платья.
— Дон Сальвадоре сказал, что теперь угроза миновала. А Лей сердилась, что я так много времени провела без движения. Теперь велит гулять как можно больше.
