Угольки (ЛП) - Кент Клэр (читать книги без .TXT, .FB2) 📗

***

Я не позволяю странности или ворчливости Кэла лишить меня лучших моментов в моей жизни. Так что следующей ночью, как только он встает ворошить угли, я выбираюсь из постели и ложусь в его кровать, как обычно.

Он качает головой, возвращаясь.

— Тебе необязательно делать это каждую ночь, знаешь ли, — несмотря на свое ворчание, он не колеблется и укладывает меня перед собой.

— Мне нравится. Не все же тут антисоциальные засранцы, которые делаются ворчливыми от близости с кем-либо, — когда он закидывает на меня руку, я хватаю ее и притягиваю его предплечье к моей груди. — Мне нравится такая близость.

Он не отвечает, но ничего страшного.

— Как думаешь, долго продлятся эти морозы? — спрашиваю я через минуту, просто чтобы поддержать разговор.

Он невнятно буркает, и этот звук, наверное, означает, что он не знает.

Я не настаиваю на беседе, поскольку сегодня он явно не в болтливом настроении. Ничего страшного. Он держит меня, обнимает, позволяет мне льнуть к нему. Это намного больше, чем было у меня даже две недели назад.

Я закрываю глаза и наслаждаюсь ощущением его расслабляющегося тела позади меня — его рука на мне тяжелеет, дыхание замедляется. Сегодня он засыпает первым, чего обычно не случается.

Это по какой-то непонятной причине делает меня счастливой.

Пока он спит позади меня, я осознаю самый ошеломляющий поток чувств. Привязанность. Знакомость. Доверие. Ласка. Нежность. Я честно думала, что моя способность переживать за других людей перманентно повреждена, но я ошибалась. Потому что прямо сейчас я чувствую все это к Кэлу.

Он может быть грубым, стоическим, ворчливым, невозможным, неспособным на базовые человеческие связи, но он всегда делал все возможное, чтобы позаботиться обо мне. Даже отталкивание меня, когда он возбуждается — это наверняка попытка позаботиться обо мне. Он не знает, что я хочу от него таких чувств. Он не знает, что я тоже это чувствую.

Но я не знаю, что с этим делать. Подкатывать к отцу своего покойного бойфренда — это не типичная ситуация для двадцатилетней девушки. Не существует инструкций, как с этим справиться.

Я так и не разобралась, что делать, когда наконец-то погружаюсь в сон.

***

Я просыпаюсь, охваченная возбуждением. Это каким-то образом произошло во сне.

Мои щеки и шея горят. Сердце бешено стучит, дыхание вырывается частыми вздохами. Нужда болезненно пульсирует между ног. И я трусь о теплое, жесткое мужское тело.

Он тоже спал. Может, до сих пор спит. Он постанывает, потираясь эрекцией о низ моего живота, и его огромные ладони накрывают мою задницу.

Видимо, я во сне развернулась к нему лицом. Мои соски будто тянет к Кэлу. Я никогда не думала, что они могут ощущаться вот так. Я скулю и трусь своей грудью об него, двигая бедрами навстречу его небольшим толчкам.

Его тело застывает, и он издает гортанный звук. Раньше он спал (я наконец-то осознаю этот факт), но теперь определенно проснулся.

— Какого…

Я зашла слишком далеко, чтобы остановиться. Я извиваюсь, льну к нему, снова хнычу от бесконечной ноющей боли чистого желания, которое испытываю.

Он прерывисто вдыхает и отпускает мою попу.

— Бл*дь, детка, ты должна перестать.

Эти слова пробиваются сквозь туман похоти в моем мозгу, заставляя меня замереть. Издав беспомощный всхлип, я отлепляюсь от него и плюхаюсь на спину.

Чуть не плача от агонии неудовлетворенности, я провожу руками от бедер до грудей и обратно, пытаясь унять эту пытку.

Кэл поднимается в сидячее положение, оставаясь спиной к изголовью.

— Черт, я очень сожалею, детка. Я не хотел этого делать, — он делает несколько прерывистых вдохов и грубо трет лицо. — Я спал.

— Я знаю. Я тоже. Но разве мы не можем… — любой стыд или смущение, которое я могла бы испытывать, поглощен волной такой тоски, что я капитулирую перед ее натиском. — Ты не думаешь, что мы могли бы… могли бы… сделать что-нибудь?

Я беспомощно ерзаю и снова глажу груди под флисовой пижамой. Такое чувство, будто похоть буквально дерет меня когтями изнутри.

Несколько секунд он почти жадно смотрит на меня, затем резко отворачивается.

— Бл*дь, нет. Мы не можем.

— Почему нет?

— Я не могу тебя трахать. Это абсолютно неправильно.

— Почему это неправильно? — теперь, когда это озвучено, мне почти легче. Я не стыжусь того, что чувствую к нему, так что нет причин не сознаваться в этом.

— Потому что ты хочешь этого лишь потому, что нет никого другого.

— Что? — я ахаю, совершенно ошеломленная его натянутыми словами.

— Это несправедливо по отношению к тебе. Что ты застряла со мной. Что в твоей жизни нет другого мужчины, кроме разбитого бывшего зэка, который достаточно стар, чтобы быть твоим отцом. Это несправедливо по отношению к тебе, и я не стану пользоваться ситуацией.

Он говорит искренне. Я слышу это по его голосу. Он серьезен, и это вызывает у меня желание расплакаться.

— Но у меня сейчас такое чувство, будто я умираю.

— Я знаю, детка. Мне очень жаль. Это естественно. У людей есть потребности. И у тебя никогда не было возможности испытать это с мальчиком твоего возраста. Который тебе очень нравится.

— Но я не хочу мальчика, который мне нравится.

— Конечно, хочешь. Когда снова станет тепло, я постараюсь почаще выводить тебя. Попробуем найти хороших людей, оставшихся поблизости. Может, найдешь себе хорошего парнишку, — он делает странную, рычащую гримасу, будто ему ненавистно говорить такие слова. Будто он ненавидит саму мысль об этом. Он не оборачивается ко мне.

И внезапно я понимаю. Что он говорит. Что он не говорит. И почему он всегда отстранялся, когда я подходила слишком близко.

Он хочет меня. Хочет. Не меньше, чем я его.

Но он считает, что хотеть меня в таком отношении — неправильно.

Так что мой голос звучит более ясно и собранно, когда тихо говорю:

— Кэл, я не хочу хорошего мальчика. Я не чувствую такого к хорошим мальчикам.

Он бросает взгляд на мое лицо. Его плечи заметно напрягаются.

Так что я говорю ему остальное.

— Я чувствую такое только к тебе.

Эти слова странно влияют на него. Он уставился на меня. Его дыхание сбивается.

Так что я повторяю.

— Ты единственный, кто когда-либо вызывал у меня такую реакцию.

— Ты серьезно?

Я сажусь в ту же позу, что и он.

— Да, я серьезно. Я не хочу какого-то парнишку. Я хочу только тебя, — мои щеки так горят, что как будто обжигают мое лицо, и я не могу сделать полный вдох. — Если ты меня не хочешь, я понимаю.

— Конечно, я хочу тебя. Кто тебя не захочет? Желать тебя — это неотъемлемая часть моей жизни.

Мы долго смотрим друг на друга, оба тяжело дышим.

Затем, наконец, я спрашиваю:

— Если ты не будешь трахать меня, ты можешь хотя бы прикоснуться ко мне?

— Прикоснуться?

— Нам необязательно трахаться. Я понимаю, если это для тебя чересчур. Но ты не можешь хотя бы… прикоснуться ко мне?

— Просто прикоснуться?

Я внезапно взволнована. Похоже, его стены наконец-то рушатся. Шаг за шагом, возможно, станет лучшей стратегией.

— Да. Это все, что мне нужно.

Теперь в его глазах тлеет нечто новое, горит как зарождение огня. Он на несколько секунд отворачивается, затем переводит взгляд обратно ко мне.

— Ничего, кроме моих рук.

— Меня устраивает. Я не хочу ничего такого, на что ты не согласен. Просто мне так сильно это нужно.

Вот и все. Он дает трещину. Ломается. Стонет и притягивает к себе на колени.

— Только руки.

Я не уверена, кому он напоминает — себе или мне, но это неважно. Потому что это происходит. Наконец-то.

Он располагает меня так, что я лежу поперек его коленей, опираясь на его левую руку, а мои ноги лежат поверх его бедер. Он запускает правую руку под пояс моих пижамных штанов и трогает мою киску.

— Черт, детка. Ты уже так возбудилась.