Карт-Бланш для Синей Бороды (СИ) - Лакомка Ната (книги хорошего качества TXT) 📗
— Значит, все — только громкие слова, леди Алария, — сказал Ален, возвращаясь к креслу и поднимая бокал. — Давайте я выпью за ваше здоровье, а вы тем временем утрите слезки с вашей милой мордашки, а потом убирайтесь, откуда пришли. И если вы еще раз заявитесь ко мне, чтобы оголяться, я сломаю вам палец. Один ваш нежный беленький пальчик. Может хоть это научит вас вести себя скромнее.
Допивая пунш, он смотрел, как девушка поднялась, ступая нетвердо, подобрала накидку и долго не могла ее надеть.
— Я помогу вам, — сказал Ален с преувеличенной вежливостью.
Он помог Аларии расправить накидку и накинуть капюшон.
— А теперь бегите к папаше, — велел граф, — и по дороге не делайте глупостей. Иначе я прикажу вас выпороть, как беспутную.
Ему не пришлось повторять дважды — Алария поспешила вон, забыв попрощаться.
— Доброй ночи! — пожелал ей вслед де Конмор.
Дверь за несостоявшейся соблазнительницей глухо стукнула, и Ален подавил желание шарахнуть в нее бокал. В кои-то веки у него было сносное настроение, а эта бесстыдная девчонка умудрилась все испортить. Но он тоже хорош. Надо было сразу выпроводить ее вон, наградив затрещинами, а он позволил себе поиздеваться над ней, поиграть, как кот с мышью. Зачем?
Он повернул вправо-влево медный браслет на правом запястье. Почему его так взбесили ее слова? Потому что она говорила то, о чем понятия не имела. Не имела понятия, а значит, не имела права говорить такое.
Дверь снова скрипнула, и увидев женщину в темном плаще, Ален все-таки швырнул бокал, от души впечатав его в стену в двух локтях от головы женщины.
— Я же сказал тебе убираться! — почти прорычал он.
Женщина посмотрела на погнутый бокал, покатившийся к креслу, и сказала:
— Всему виной та зареванная девица, которая чуть не сшибла меня на лестнице? Чем она тебе не угодила, Ален? Это на ней ты решил жениться?
Она откинула капюшон и встряхнула белокурыми кудрями, упавшими на ее плечи и спину волной. На лице женщины была бархатная черная маска, но она не торопилась ее снимать.
— Так это была будущая графиня де Конмор?
— Нет, — ответил Ален. — Зачем ты здесь, Милисент?
— Разве я могла оставить тебя одного? — она подошла к нему и обняла, заставив наклониться, после чего поцеловала в губы. — Ах, как я выдержу без тебя этот год, любимый? Но год — это ведь не очень долго, правда? Всего лишь двенадцать месяцев, и ты снова будешь свободен. И мы сыграем самую лучшую свадьбу, и будем вместе — ты и я. Разве это не чудесно?
Она целовала его все жарче и жарче, а потом страстно зашептала:
— Ты ведь пока не женат, Ален… Значит, еще можно… Я вся горю, милый… любимый…
19
Обычно ее поцелуи дурманили и распаляли, но в этот раз Ален целовал Милисент без прежнего пыла. Он списал все на усталость. Ведь уже не двадцать лет, чтобы скакать с юными девицами на балу весь вечер. Позволив Милисент усадить себя обратно в кресло, Ален смотрел, как она улыбается под маской, расстегивая перед ним платье. Она повернулась спиной и лукаво поглядывала через плечо, изящно изогнувшись и чувственно покачивая бедрами.
Сбросив платье, женщина осталась в одной короткой нижней рубашке, к которой лентами крепились шелковые чулки. Больше на ней ничего не было — явно готовилась к встрече.
Ален потянул поясной ремень, но Милисент проворно наклонилась:
— Я расстегну сама, не беспокойся. Побереги свою руку, милый.
Он позволил ей это сделать, потому что одной рукой это и вправду было несподручно, и приподнялся, чтобы Милисент было удобнее стянуть с него штаны.
Потом она ласкала его, поглаживая сначала нежно, потом все требовательнее, но возбуждение не приходило. В конце концов, Ален погладил ее по голове и отстранил, давая понять, что не желает продолжения.
— Что-то не так? — спросила она.
— Наверное, слишком много вина и танцев за сегодняшний вечер, — сказал Ален. — Я не ждал тебя.
— Но я приехала, и не отступлюсь, — Милисент ловко оседлала его, умудрившись втиснуться в кресло вместе с ним, и удвоила старания, целуя с пристонами. Она просунула пальцы под рубашку графа и легко провела ногтями, мурлыча при этом, как кошка.
Раньше ему очень нравилась эта игра, но сегодня и она оставила его безучастным.
— Ты сам на себя не похож, — сказала Милисент, прогнав через него весь арсенал своих соблазнительных приемчиков. — Эта женитьба тебя так расстроила? Но я, действительно, очень боюсь, Ален!
И она всхлипнула, изображая испуганного ребенка, и прижалась к нему, утопив в волне золотистых кудрей.
Граф отвел ее волосы от лица — они щекотали нос, и хотелось чихнуть.
— Все хорошо, — успокоил он Милисент.
— Ты уже выбрал? — спросила она, уютно устраиваясь у него на коленях и перебрасывая ноги через подлокотник.
— Да, она милая девушка.
— Красивая? — спросила Милисент ревниво.
— Красивая. Но не такая, как ты.
— Надеюсь, она будет вести себя пристойно, а не как эта девица, что заявилась к тебе ночью. Чего она хотела?
Меньше всего Ален желал говорить сейчас об Аларии.
— Это неважно, — сказал он. — Я ходил к местной пророчице, Милли.
— Зачем? — она удивленно захлопала глазами. — Ты же терпеть не можешь всех этих гадалок, знахарок и провинциальных ведьм?
— О ней рассказывали много хорошего, — Алан задумчиво посмотрел на правую руку, подняв ее повыше. — Она сказала, что знает, как избавить меня от боли.
— Неужели? — Милисент расцеловала его в обе щеки, а потом схватила правую руку и тоже пылко поцеловала. — Так это замечательная новость, милый. Есть средство? Какое лекарство она назвала? А что это за браслет? Не видела его у тебя раньше…
— она погладила медный браслет в виде змеи, пожирающей собственный хвост. Браслет был старинной работы, и в углублениях змеиной пасти медь позеленела от времени.
— Это пророчица дала мне браслет, — сказал Ален.
— Он заколдован? — спросила Милисент с жадным любопытством.
— Да, заколдован…
— И от него ты вылечишься? Если это произойдет, я сама пойду к этой ведьме и щедро ее одарю.
— Все не так просто.
— Есть какое-то условие?
— Да.
— Какое? Ты ведь не станешь ничего от меня скрывать? Я твоя будущая жена, Ален, я должна быть с тобой, что бы ни случилось, быть тебе опорой и…
— Она сказала, что мне поможет только человек, который… Вернее, девушка, женщина, которая согласится добровольно надеть этот браслет, а вместе с ним… — фразу он договорил совсем тихо, на ухо своей возлюбленной.
— Как страшно! — ахнула Милисент, отдергивая руки от медного браслета. — Но мы не должны терять надежды. На свете много добрых людей, которые нуждаются в деньгах и согласятся на такое.
— Да, не должны терять надежды, — сказал граф после недолгого молчания. — Уже поздно. Встань, пожалуйста. Скажу Пепе, чтобы он устроил тебя на ночь.
— Он такой молодец, твой Пепе, — похвалила слугу Милисент, выбираясь из кресла и поднимая с полу платье. — Вели ему приготовить карету наутро. Я уеду до рассвета, не хочу, чтобы меня видели.
— Да, не надо, чтобы кто-нибудь узнал, что ты приезжала, — Ален смотрел, как она одевается, и чувствовал, что между ним и этой красивой белокурой женщиной пролегла пропасть. Он левой рукой подтянул приспущенные штаны и с третьей попытки застегнул ремень.
Милисент запоздало бросилась ему помогать, но в этом уже не было необходимости.
— Ты же не сердишься на меня? — спросила она мягко и подергала его за бороду. — И между нами ничего не изменилось?
Ален покачал головой, ничего так не желая, как чтобы она поскорее ушла.
Желание его исполнилось, потому что в двери постучали, а после разрешения зашел Пепе.
— У нас останется гостья, — сказал Ален, допивая остатки пунша прямо из кувшина. — Она хочет уехать до рассвета. Устрой ее на ночь и позаботься о лошадях и карете.
— Будет сделано, милорд, — ответил Пепе чопорно и распахнул двери пошире, давая дорогу женщине.
