Мемуары рядового инквизитора. Господин королевский некромант (СИ) - Романова Галина Львовна
Мысль мелькнула и пропала, когда монах услышал поблизости шорох. Волосы зашевелились у него не только на голове, когда он краем глаза заметил какое-то движение на ближайшей могиле. Но оглянуться и рассмотреть как следует он не мог – из осиновой рощи выходили все новые и новые беспокойники. Пока большая их часть кружила за оградой, но он-то успел позвать ту, первую, упыриху. И она оказалась внутри.
Буквально перед ним.
Теперь он мог как следует ее рассмотреть. И это было последнее, что он увидел.
Второй монах-«смертник», убежденный в том, что сегодня не его очередь вскакивать ни свет, ни заря, чтобы отпереть храм и прибраться в нем, благополучно проспал. Продрав глаза два часа спустя, он не спеша выбрался из кельи, на ходу тоже спуская штаны – да так и замер на пороге, выронив завязки.
Кладбища больше не было. Ограда оказалась проломана в трех местах, все могилы, которые он видел, оказались разрытыми. Возле некоторых лежали только отдельные кости, целиком или разрушившиеся от времени, но и только. Двери Храма Смерти носили следы глубоких царапин, словно нежить пыталась проникнуть внутрь, но сами двери уцелели. И, насколько мог увидеть монах, когда решился обойти кладбище и осмотреть его, пропали почти все покойники, кроме одного.
Этот кто-то был его напарник. Вернее, то, что от него осталось, изодранное упырями.
Торжественные похороны короля Болекрута Пятого вылились чуть ли не во всенародный праздник. Нет, демонстративный траур никто не отменял – многие питейные заведения закрылись, занятия в Институте некромантии, колледже богословия и некоторых других учебных заведениях тоже приостановились, а бродячих артистов, которые накануне приехали в столицу, гнали за ворота чуть ли не палками. Прекратили работу также некоторые цехи, закрылись лавки в центре города, да и городской рынок тоже. Дневная и ночная стража перешла на круглосуточный режим работы, потому как улицы наполнились толпами праздношатающихся горожан, которым просто некуда было себя деть – подмастерья, сидельцы в лавках, студиозусы, слушатели вольных курсов и их наставники – все сидели, сложа руки. Хозяева подсчитывали убытки и тихо материли власть, которая не давала народу работать. Но что поделать? Короли умирают не каждый год! Можно и потерпеть. Тем более что было торжественно обещано, что на другой день после похорон все войдет в нормальное русло.
Неудивительно поэтому, что толпы зрителей с раннего утра в день непосредственно похорон буквально затопили улицы, по которым должно было следовать торжественное шествие. Забитыми под завязку любопытствующими горожанами оказались Королевский Тракт, ведущий от дворца до главного собора Свентовида, где три дня оставался на всеобщее обозрение труп короля, Верхне-градский спуск, начинавшийся с Площади Властителей до площади, где стоял Храм Смерти и Улица Скорби, протянувшаяся от него до главного кладбища. Забиты до отказа оказались и все примыкавшие к ним улицы и переулочки, где тоже толпились любопытные. Кто-то штурмовал заборы, кто-то в буквальном смысле лез на стену, и многие горожане обогатились, сдавая желающим место у окна в своем доме, чтобы люди могли с комфортом полюбоваться на зрелище. Подозреваю, что такое количество «скорбящих подданных» было вызвано отнюдь не верноподданническими чувствами. Просто люди хотели своими глазами убедиться, что короля наконец-то похоронят и можно продолжать жить, как прежде.
Три дня траура я проболтался, фигурально выражаясь, между небом и землей, если за землю считать Институт, а небом – монастырь. Пра Михарю стало немного лучше, настолько, что он уже сам мог ходить по келье, не опираясь на руку послушника, но еще был слишком слаб, чтобы присутствовать на богослужениях. И мне приходилось частенько отдуваться за наставника, простаивая долгие часы молитв в храме, а потом, сломя голову, нестись в Институт. Да, вопреки расхожему мнению, учителя на каникулах не отдыхают, а остаются на рабочих местах. Пишут многочисленные отчеты, доделывают планы работ, разбираются с должниками, решают мелкие вопросы, в том числе и ремонта, а если все это закончено – просто сидят. Да-да, сидят, сложа руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я к таковым не относился. Должников у меня не было – пентаграммостроение третий курс сдал, хвала всем богам, без пересдачи, по теологии тоже все смогли легко написать тест, как и по нежитеведению. Нет, это был не мой предмет, просто я помогал мэтру Визару принимать экзамен. Старик стал заметно сдавать, так что помощь молодого коллеги пришлась кстати. Поэтому все, что мне оставалось, это дописать парочку отчетов и лишний раз припрячь лаборантов к мытью окон.
Чем, спрашивается, оставалось заниматься эти дни? Ну… дел хватало.
Во-первых, сын. Мне удалось пристроить Родольфа Беркану на факультет ведовства. Сам он рвался к боевым магам, но там в этом году не нашлось ни одного свободного места. А среди ведунов был недобор. Слишком многие, подавая документы на этот курс, оказались по итогам собеседования слабаками. Как будто люди постепенно утрачивали умение видеть невидимое и чуять неслышимое. У самого Родольфа ведические навыки были средними, но все равно лучше, чем у доброй половины его новых соучеников. Что же до некромантии… ну, как вам сказать. Отец у него некромант, мать – ведьма. Вроде бы способности были, но неразвитые. Через год-другой его можно было бы перевести на факультет некромантов, но я не стал этого делать. Граф-некромант… как вы себе это представляете? Тем более что официально он из рода Беркана…как моя дочь – из рода Байтов. Вот ирония судьбы. У меня трое детей, а продолжить род Груви некому. Даже если я официально женюсь на матери Луны… чего мне не хочется делать по понятным соображениям. Графиня Изабелла Байт не та женщина, которую я хотел бы видеть в качестве смертной жены, даже если бы моя истинная супруга, Смерть, разрешила бы мне вступить в этот брак.
Пока я проводил время с сыном. Мне хотелось знать о Родольфе все – как он рос, кто менял ему пеленки, как звали его кормилицу, чем он болел в детстве, когда впервые взял в руки деревянный меч, у кого служил пажом, у кого – оруженосцем, кто и при каких обстоятельствах посвятил его в рыцари… В общем, все-все-все. Даже в каком возрасте он впервые поцеловался с девушкой, и кто это была – опытная служанка, которую Робер Беркана нарочно приставил к молодым господам «для услуг», наивная деревенская девчонка, которой вскружило голову внимание племянника герцога или одна из его кузин?
Задав этот вопрос, я ожидал уклончивого ответа и даже гневной отповеди – мол, папа, вы уж слишком многого хотите! – но никак не стеснительного молчания и малинового румянца по всю щеку. Юноша, а краснеет, как…
Хм… провел ладонью над его головой, как будто хотел погладить чуть вьющиеся волосы, да не решился. Нет, ну это просто уму не постижимо!
- Родольф, ты… девственник?
Румянец на щеках моего сына стал еще ярче. Аура юноши полыхала всеми оттенками голубого от снежной белизны до густо-фиолетового.
- Отец, я… - только и прошептал он.
- Не надо, - я коснулся его локтя, сжал. – Ничего не говори. Конечно, в твоем возрасте хотя бы пару поцелуев сорвать у хорошеньких горничных не только не зазорно, но и желательно. А кое-что большее можно позволить с любой трактирной девкой…
- Отец! – на сей раз в его голосе прозвучал гнев. – И вы туда же!
- А что, я не первый?
- Сэр Робер… он задал мне этот вопрос, когда я прибыл домой на побывку. Мой первый отпуск в качестве оруженосца и… и в числе вопросов, которые он мне задал, был этот. С кем я уже успел… переспать в замке моего господина? Я ответил, что ни с кем, и это его… - он пожал плечами, - обрадовало! Он сказал, что четырнадцать лет – этот возраст хорош для первой любви, но чтобы ложиться в постель, рано. Однако если я захочу приобрести новый опыт, он предоставит в мое распоряжение любую служанку.
- И предоставил? – заинтересовался я. Каюсь, любопытство нездоровое, но, во-первых, я все-таки монах, а во-вторых, речь шла о жизни моего сына.