Жена Лесничего (СИ) - Вайнштейн Стелла (лучшие книги .TXT) 📗
Изображалась молодая девушка, склонившаяся над воином со стрелой под ребрами. Раненый, приподнялся на локте и выглядит не страдающим от боли, а заинтересованным красавицей напротив. Его рука соприкасается с ее и вокруг их прикосновения по стене расходится золотое сияние.
На следующей фреске девушка сияет вся с головы до ног. Она благодарственно смотрит на небо. За ее спиной стоит старец, чем-то напоминающий Альфреда, обнимающий ее за плечи. Золотое сияние перетекает в его руки. Следующий рисунок — старец очерчивает золотую линию вокруг трех деревьев и города. Еще один — перед старцем преклоняют голову фейри, узнаваемые по нечеловеческой красоте и звериным изъянам. Кто с ветвистым рогам на головах, у кого вместо ступней копыта.
История возникновения леса, о которой Чармейн до сих пор не задумывалась. Вирхольмцы переиначили ее на свой лад, уделив больший вес праведности предков и божественной благодати. Тут показывался творец, и если Чармейн не ошиблась, творец плоти и крови, сотворивший волшебную завесу. Хозяин леса на рисунках показан человеком. Так ли это или допущение художника?
Нужно спросить Дэмиена. Он явно в храме не в первый раз, ведь не глазеет по сторонам, а сосредоточено наблюдает за Альфредом. Чармейн выучила как проявляются настроения мужа, сейчас он был напряжен, словно ждал подставы.
Он взял ее руку крепко в свою и шепнул:
— В случае опасности перекинемся в птиц и вылетим вон в то окошко над фреской с золотой леди. Оно открыто ты видишь?
— Перекинемся? Но как?
— Положись на меня. Сильно испугаешься, захочешь вырваться, тело само тебе подскажет как поступить. Вспомни ощущение во сне, когда взлетаешь над землей.
Чармейн до сих пор летала во снах. Подруги выросли давно из детских видений, а она до сих пор могла вспорхнуть в небеса и, расправив крылья, оставить злодея далеко позади. Да, она помнила это чувство особой легкости в сердце, когда понимаешь, что привычные правила не имеют над тобой власти. Вот и сейчас у нее закололо в кончиках пальцев, стоило вспомнить то чувство восторга.
— Чшшш, бельчонок успокойся. Перьями обрастаешь.
Чармейн с удивлением обнаружила, что мелкие волоски у запястья превратились в белый пух. Она часто задышала, страшась невозможности контролировать собственное тело. Перышки задрожали и втянулись обратно в кожу, бесследно растворившись. Чармейн прислонилась к мужу, его запах сосновых шишек и мускуса всегда действовал на нее успокаивающе, отгораживал от всего белого света.
Тем временем Альфред закончил благодарить лес и раздавать поклоны четырем концам света. Он встал во весь рост на вершине скалы, протянул обе руки вперед и замер. Перешептывания и шорохи тут же прекратились, в храме воцарилась напряженная тишина. Слышно было журчание воды на камне и тяжелое дыхание соседей. Стало жарко и от затхлого воздуха запах лилий еще больше дурманил голову.
— Дети мои, — сказал Альфред неожиданно проникновенным ласковым голосом. — Сегодня я пришел передать вам важные и радостные вести. Лес услышал ваши молитвы.
Чармейн наклонилась к самому уху Дэмиена и прошептала:
— О чем это он?
На нее шикнул мэр города со звериной яростью во взгляде, Чармейн мигом смутилась и замолчала. Дэмиен все так же сосредоточено смотрел на Альфреда.
— Отныне все мое время я буду посвящать вам. Лес благословил Ахтхольм за верность и подношения, снял с нас обязанность лесничества. Ваше усердие замечено, просьбы услышаны. Ахтхольм ждет великое будущее. Возрадуемся, дети мои.
Дэмиен вздохнул с облегчением и заметно расслабился. Теперь в его взгляде читалась ирония… и жалость?
А Чармейн кипела от возмущения. Ни слова покаяния, ни намека на благодарность. Альфред солгал, дабы сохранить свое положение в городе.
Горожане внимательно слушали обещания прочившие обильные урожаи, хорошую погоду и светлое будущее. Альфред распинался о том, что теперь сможет услышать просьбу каждого, оказать посильную помощь. И никто, никто не догадался спросить кто теперь будет ухаживать за лесом.
«Город дураков. Поклоняются лесу, но думают лишь о себе».
Хотя Вирхольм можно обвинить в том же самом. Следовательно, это человеческая черта.
«Неправда. Дэмиен всегда думает о других. Поэтому он лесничий».
И что Хозяин ему за это подарил? Неверную жену, беременную от другого?
«Дэмиен смотрит за лесом на за награду, а по внутреннему призванию».
А вот призвание Альфреда помогать горожанам. Лесничим он был не слишком удачным, но может роль духовного наставника и тайного правителя подойдет тому намного лучше.
Если раньше седина Альфреда вызывала у Чармейн уважение, то явная ложь с трибуны заставила взглянуть на него по иному. У каждого в сердце живет маленький мальчик. Можно вложить ему в ручки бразды правления, следовать на поводу у обид и амбиций. Но умение сдержать порывы отличает настоящих взрослых. Не смотря на возраст, из-за невозможности принять вероятность того, что будет осмеян, Альфред предпочел поступить вопреки совести.
Ярость схлынула, теперь Чармейн смотрела на простирающего руки духовника совсем как Дэмиен — с жалостью и сожалением.
— Мы лишние на этом празднике, — прошептал муж. — Когда начнут поздравлять Альфреда мы тихонько выйдем.
Когда началась суета, жители города ринулись к спустившемуся Альфреду за благословением, они взялись за руки и тихонько вышли. Широкая площать перед храмом была безлюдна. Солнце светило с ясного морозного неба, после спертого храма ветерок чистым потоком лился в грудь.
— Свой долг мы выполнили, Альфреда проводили до самого дома. Он не будет в обиде, что ушли не попрощавшись, а если будет, то и пес с ним. Лес заждался нас. Готова летать, женушка?
— Летать? Ты еще спрашиваешь, я об этом с детства мечтала.
— Так дерзай!
Держащие ее руку пальцы стали шершавыми, а потом, мазнув пером выскользнули, и вот, перед ней не человек, а бьет крыльями крупный сокол со снежной грудью с россыпью угольно черных перьев. Он пронзительно вскрикнул, моргнул человеческим глазом напротив лица и сделал круг над головой.
Чармейн вздохнула, закрыла глаза и канула как в глубокую яму в реальность сна. Мир поплыл и она почувствовала, будто падает с кровати. Крепко зажмурилась, а когда открыла глаза обнаружила себя в воздухе, напряженно работающей крыльями.
Реальность так и не обрела яркость. Чармейн была легкой и всесильной. Воздух не холодил и не гудел в ушах, она болталась в нем как в теплой ванне, совсем ошалевшая от новых ощущений.
Рядом раздался резкий окрик сокола, тут же за ним последовало нежное чириканье. Чармейн с удивлением увидела, как рядом с нею машет крылышками золотой птенец. Ее ребенок! Он промелькнул напротив носа и унесся куда-то вверх. Чармейн последовала за ним то и дело заваливаясь на бок. Она пыталась плыть, отталкиваться ногами и грести руками, но это было неправильно, следовало делать совсем другие движения, знакомые новому обличию. Чармейн своими попытками лететь правильно только мешала себе самой.
Она плохо понимала, где верх, где низ, куда ей следует направляться. Она видела один лишь золотой хвост и понимала, что ей ни в коем случае нельзя его выпустить из виду. Ей хотелось посмотреть на своего птенчика еще немного, запомнить все детали, чтобы потом на земле перебирать и гадать кто у нее — мальчик или девочка.
Хотя гадать не надо. В полусонном состоянии все чувства обострились. Чармейн как давно известную истину приняла то, что у нее будет мальчик. Златовласый и голубоглазый совсем как отец.
Чармейн посмотрела вниз на бесконечную гладь деревьев, простирающихся серо-зеленой мозаикой. Новое зрение играло с ней в непонятные игры — все казалось то размытым, как детский рисунок акварелью, то ясным, будто с гравюрный рисунок. расстояния вытянутой руки. Она разглядела крошечного единорога далеко внизу, смотревшего на нее с полянки. Вдруг оказалось, будто он совсем близко и еще чуть-чуть сверкающий рог дотронется до плеча. Через мгновение единорог пропал, а с ним и чувство неловкости в полете. Чармейн ринулась вперед и за два длинных взмаха крыльев догнала своего малыша, весело пищащего подле крупного сокола, ее мужа. По крайней мере она была твердо уверена, что рассекающая крыльями воздух птица это Дэмиен. Так иногда бывает во сне, вещи выглядят как что-то одно а на самом деле — совсем другое. Встретишь на дорогах сна волосатого незнакомца и будешь уверен, что это мама.
