Заклятые враги (СИ) - Либрем Альма (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Сегодня они не смели проронить ни единого слова.
…Молча опустились на колени, изъявляя своё подчинение, когда уверенным, может, слишком быстрым шагом прошли мимо них король и королева.
Солнце словно обагрило белое платье королевы, чёрными пятнами отразилось на алом камзоле короля — и странным сиянием скользнуло по коронам.
Взметнулись в воздух флаги — алый и небесно-голубой, по две стороны дороги. Отсалютовали шпагами воины своему правителю, тонкими вспышками пламени отозвались ведьмы Её Величества.
И мир будто бы замер — только ветер трепал тяжёлые ткани флагов, и рядами вспыхивали фамильные гербы.
Их могли короновать боги — словно весть из далёкого неизвестного мира, праведные духи прошлого.
Могли сойти к ним из высоких королевских палат и возложить на голову нового правителя новую корону.
Но хотел ли народ увидеть свидетельство существования древних эльфов, творцов этого мира?
Нет.
Сколько б они не молились в храмах, сколько б не опускались на колени пред древними иконами, всё это — шепоток прошлого. А нация, новая, объединённая, собранная из осколков, не мечтала о прошлом. Каждого из них интересовало только то, что впереди, то, что ждало в следующем дне. И кому б они ни молились, важны были живые — не мёртвые — пред которыми они склоняли колени.
— Отрекаешься ли ты, — голос Лиары не дрожал, звучал твёрдо и уверенно, — от престола Элвьенты и Торрессы, сдавшейся на милость, ради мира и единства, ради континента, на котором не будет больше места границам?
Дарнаэл поднял на неё взгляд, суровый и уверенный.
— Отрекаюсь.
Флаги Эрроки будто бы увереннее затрепетали на ветру — поникли головы элвьентцев, вспыхнули ярче пульсары ведьм.
— Отрекаешься ли ты, — он не повернулся к толпе, не посмотрел на тех, что шёл за ним столько лет, — от престола Эрроки и Торрессы, сдавшейся на милость, ради мира и единства, ради равных прав каждого, кто готов верой и правдой служить своему государству?
Лиара умолкла на мгновение, будто бы сомневалась, позволила на мгновение возликовать своим подданным — но пауза не продлилась больше секунды.
— Отрекаюсь.
Он коснулся кончиками пальцев чужой уже короны, снимая её с головы без всякой жалости, возложив её на ритуальный камень — где они только нашли этот высокий постамент? — и в последний раз провёл по рубинам. Она — без жалости возложила рядом сверкающую сапфирами диадему, словно прощаясь навеки с правительством, со своим статусом королевы, с тем, что было ей дорого все эти лета.
— Отрекаюсь, — прошептали почти одновременно, будто бы совершая личную клятву, и кожа соприкоснулась, словно случайно — это тепло для двоих значило в разы больше, чем каждый драгоценный камень этого мира.
— Во имя единства, — почти в унисон прошептали они, — во имя мира. Во имя славы. Во имя континента.
Лучи солнца будто бы утонули в сапфирах и рубинах корон, на мгновение ослепляя толпу, и казалось, будто бы в этот миг — когда за горами Эрроки скрылось последнее солнце старого века, — два духа, две тонких линии света взмыли в небеса откуда-то из дворца.
Они здесь больше не нужны — ни вдвоём, ни один из них.
Боги приходят только тогда, когда ни короли, ни королевы не способны заставить мир жить дальше.
Боги вмешиваются в течение дел, когда слишком много злобы собирается вокруг тонких линий мироздания, когда источник вновь тянется своими грязными руками к их творению — тому, что они любили всю свою жизнь, тому, что создали своими же руками.
Боги куют любовь из ненависти только тогда, когда больше этого сделать некому.
…А когда вместо зашедшего за горы солнца вспыхнули ряды факелов, двух корон больше не было. Только одна, сияющая всеми оттенками рассвета и заката, ночи и ясного дня, тонкая и величественная, возвышалась она на постаменте — ничья и всего этого государства одновременно.
Дарнаэл и Лиара отступили к рядам людей, по обе стороны, и только огонь взмывал всё выше и выше к небу.
Вместо осколков древних корон — тех, что не превратились в новую, единую, тех, что знаменовали вражду и разность между двумя огромными странами, объединившимися в одну, — сверкали на запястьях тонкие венчальные браслеты.
Огненная, яркая стена факелов, казалось, ослепляла всех — пока не умерила пыл, не заставила отступить, делая дорогу ещё шире, ещё яснее.
Пока огненными языками не обрисовала силуэт нового короля.
На нём не было ни короны, ни камзола, свидетельствовавшего бы о стране. Не было фамильных драгоценностей — просто черная ткань одежды.
Но каждый из них признавал в нём своего короля.
Они сдались ему на милость тогда — они и сейчас, когда он проходил мимо, покорно склоняли головы, шепча короткое “Ваше Величество” в приступе собственной покорности, преданности новому королю.
Он поднялся на высокий постамент, опустился на колено перед своей новой короной — будто признавал верховность закона, и права, и мира.
Шептал тихо ритуальные слова — пока они, отрёкшиеся мгновение назад, не опустили новую корону ему на голову.
А после повернулся к народу, что ждал его слов, ждал хоть одного приказа или требования — и пламя засветилось мягче, будто бы принимая нового властителя.
— Во имя державы, — его голос звучал мягко, негромко — но слышал, наверное, каждый, такая гробовая тишина застыла на площади, — во имя веры и во имя счастья этого континента.
— Во имя державы, — эхом отозвался народ.
— Во имя единства, — он расправил плечи, — во имя долгого пути развития и во имя вашего торжества — и на войне, и в мире, и в каждом дне долгого тернистого пути жизни.
— Во имя единства, — гулом пронеслось по воздуху.
— Во имя нового солнца, что взойдёт завтра на небесах. Во имя страны, которую больше никогда не будут сотрясать междоусобные войны.
— Во имя нового солнца, что взойдёт завтра на небесах, — повторяли они неведомую, но такую правильную ритуальную фразу, — и вечного царствования Вашему Величеству!
Он должен был стоять всё так же ровно, смотреть на них всех с поразительной серьёзностью, уверенностью, молчаливо и тихо.
Ему на плечи опустили тяжёлую мантию — и скипетр бы вручили, аж целых три, если б было откуда их взять.
Жаркий мех будто бы обжёг плечи — и новый король должен был царственно миновать своих подданных, направляясь обратно во дворец.
Он шёл вперёд, упрямо и гордо, вскинув голову — словно не имел права отступить от намеченной линии.
Замер на самом краю дороги и повернулся, посмотрев на народ — теперь уже его.
— Да здравствует Его Величество! — громко проскандировали армии.
Он обернулся — с удивительной хитрой улыбкой на губах. Теперь уже стоял к ним лицом, всё с той же дурацкой мантией на плечах, со сверкающей короной на голове.
Они были готовы вновь рухнуть на колени, поддаваясь древнему закону — но почему-то остановились. Не рискнули, а может, почувствовали, что что-то пошло не так.
Улыбка превратилась и вовсе в озорную. Он расправил плечи, опустившиеся под тяжестью огромной мантии, окружившей его ало-синим ореолом, и сдёрнул её с плеч.
— Новый король, — он говорил уже громче, чем прежде, — новые правила.
Он сбросил с плеч тяжёлую мантию, отбросил в сторону — кажется, даже оттолкнул ногой.
— Шэйран… — послышалось досадливое откуда-то со стороны отрёкшейся королевы. — Ну почему нельзя без цирка хотя бы сегодня…
Дарнаэл покосился на Лиару, перехватил её руку, словно не позволяя сделать ничего, что восстановило бы церемонию в прежнем её торжестве.
— Раз уж вы поприветствовали своего короля, — прищурившись, продолжал Рэй, — то, думаю, найдёте достаточно радости и ликования для своей королевы?
Лиара прошипела что-то невразумительное, но с места не сдвинулась — молча наблюдала, как принц, да что принц — король уже, стоявший на пороге одного из двух своих дворцов, нагло миновал ряды факелов, выстроенных в его честь — как ограничительные линии, — поймал за локоть ведьму, не абы какую — свою, любимую, — и с нею под руку вернулся на порог замка.