Страсть Волка (СИ) - Адьяр Мирослава (читать полную версию книги .TXT) 📗
— Ты летишь в Ан-Салах?
Он кивает в ответ, а на его лице ходуном ходят желваки.
— Это послание оставили не просто так. Капитану что-то от меня нужно. Так сильно нужно, что он готов грязно шантажировать меня ребенком.
— Как только я разберусь с Альгиром…
— Не надо, — Виго поднимает руку, заставляя меня молчать. — Ты ничего мне не должен. Это моя беда.
— Когда мне нужна была помощь — ты с радостью вызвался!
— У тебя будет множество своих проблем. И Нанна…
Я только отмахиваюсь от его слов.
— Нанна, если ты не забыл, грудью Мерай защищала в логове змей. Не принимай решений за нас двоих. Договорились?
Еще один кивок, но я вижу, что все равно Виго поступит по-своему. Такой уж он человек. Упрямый, безмерно преданный семье, но не ждущий преданности в ответ. Такие, как он, бросаются на меч ради любимых и никогда не ждут, что кто-то примет удар за них.
— Тебе пора, — говорит он, пряча глаза. — Альгир не станет ждать вечно.
И я ухожу.
Ухожу, оставив брата на причале, омытого светом нового восхода. Ухожу в разрыв, созданный сферой.
Ухожу не оборачиваясь, потому что знаю — я очень скоро сюда вернусь, даже если тигр и не верит в это.
Глава 7
Когда я открываю глаза — над головой не солнце и не бесконечная синева, а под спиной не шуршащий горячий песок. Место кажется отдаленно знакомым, а запахи — привычными, и только через несколько бесконечно долгих секунд я вскакиваю и испуганно осматриваюсь по сторонам.
Нет сомнений — я в Волчьем Клыке!
В плену у Альгира.
На мне простое хлопковое платье, подвязанное тонким пояском, никакой обуви. Своих вещей я нигде не вижу, да и комната кажется пустой. Тут нет даже шкафа, а большую часть помещения занимает тяжелая ванна на гнутых темных ножках.
За окном пляшут снежинки и темные пятна, будто замок укрыт мраком, но то тут, то там прорывается картинка реального снежного мира.
Тихий стук в дверь заставляет меня подскочить на месте и тихо вскрикнуть.
Альгир не станет стучать — значит, это не он. Нужно выдохнуть, просто выдохнуть и успокоиться. Возможно, мои родители где-то здесь, и я должна их найти. Просто обязана! Никакой паники!
Осторожно подхожу к двери и, повернув ручку, тяну на себя. Сердце гулко отстукивает рваный ритм, а на губах стынет удивленный возглас:
— Имран!
Мужчина медленно входит в комнату и закрывает за собой дверь. В первое мгновение кажется, будто ничего не изменилось, но что-то в темном взгляде Имрана мне совсем не нравится. Его лицо совершенно ничего не выражает, а светлые лиственные глаза теперь затянуты болотной темной зеленью.
— Прости, Нанна, — говорит он тихо, замерев на пороге и переминаясь с ноги на ногу. — Мне очень жаль, что так вышло.
Я порывисто обнимаю мужчину, а он даже немеет от такого жеста, неуверенно обхватывает мои плечи руками и вкрадчиво поглаживает по волосам, пропуская между пальцев короткие прядки.
— Имран, моя семья…
Управляющий как-то странно напрягается и чуть отстраняет меня, чтобы посмотреть в глаза. Мне до дрожи страшно услышать ответ, отчего я цепляюсь пальцами за накрахмаленную рубашку и комкаю ее в руках, не в силах вымолвить ни единого слова. Просто жду, заглядывая в темные глаза, жду приговора или спасительного: “С ними все хорошо”.
Пожалуйста, пожалуйста, Галакто, все существующие боги, все, кто может меня услышать, не отвернитесь, не бросайте, не дайте сгинуть…
— Он одурманил их, Нанна, — тихо говорит Имран и подталкивает меня к ванне. — Тебя нужно подготовить. Если господин почует неладное, если поймет, о чем мы тут разговариваем!.. Я все тебе расскажу, милая, только нужно быть аккуратными.
Ванна до середины наполнена холодной водой, и Имран достает из мешочка несколько камней, зашарских светляков, которыми он когда-то, в прошлой жизни, грел нам воду для чая.
На полочку рядом он кладет брусок цветочного мыла и жестом указывает на табуретку, куда я могу сложить вещи.
— Я отвернусь, — говорит мужчина. — Подглядывать не буду, честное слово управляющего.
Он пытается шутить, отчего мне даже на секунду становится легче, и отходит в противоположный угол комнаты, чтобы расположиться в кресле у окна.
От воды вверх поднимается пар, а камни медленно растворяются, оставив после себя только крохотные искорки на самом дне. Быстро скинув платье, я залезаю в ванну и пытаюсь представить, что я дома и ничего плохого не случится.
Опускаюсь под воду с головой, чтобы выгнать все мысли, сжаться в комочек и дождаться, когда легкие вспыхнут колкой болью от нехватки воздуха.
Стоит только снова показаться над водой, как в комнате загорается слабый свет. У кровати Имран оставляет крохотную сферу-лампу, чтобы окончательно не утопить помещение во мраке.
— Что я могу сделать, чтобы спасти родителей?
— Я не уверен, что это возможно.
Ответ Имрана бьет меня по самому больному, а непрошенные горькие слезы наворачиваются на глаза и медленно стекают вниз, скапливаясь на подбородке.
— Должен же быть хоть какой-то выход…
Мужчина тяжело вздыхает.
— Все очень сложно, Нанна. Этот дурманный сон завязан на крови господина, на его жизненной силе. Только он сам может пробудить их, вот только…
— Он не захочет! — из моего рта вылетают не слова даже, а самое настоящее рычание, будто под кожей возится и поднимает голову дикий, изголодавшийся зверь. — Постой. Если этот сон связан с его жизненной силой, то если Альгира убить…
— Возможно, тогда твои родители никогда не очнутся.
Нет спасения. Всего два слова, а сколько в них тяжелой тоски и бесконечного горя. Я еще верю, верю, что все может наладиться, но с каждой проходящей секундой шансов все меньше. Даже если каким-то чудом удастся разбудить матушку и отца, сбежать — то что дальше? Вечное скитание по островам? Прятки? Бегство от могущественного врага, которому нет и не будет конца? Этот враг способен натравить на одну несчастную семью все свои темные силы, всех капитанов-регентов.
Весь мир.
Но как я могу принять подобное решение?
Это нечестно! Я не хочу…
— Он убьет меня, да?
Зачем я спрашиваю? Знаю же, что убьет.
— И твоего суженого тоже. — Я могу не смотреть на Имрана, чтобы знать — мужчина хмурится, а на лбу появляется упрямая складка. — Это его одержимость, его больная фантазия.
— Почему он убил всех этих женщин? — я беру с полочки брусок мыла и тщательно натираю кожу. Приятный запах ромашки щекочет ноздри.
— Он так кормится, — без запинки отвечает Имран. — У каждого капитана-регента своя пища, и для Альгира нет ничего слаще, чем страх его жертвы, — низкий, полный горечи голос управляющего на мгновение затихает, а потом вновь бежит по коже холодными мурашками: — Когда он вскрывал своих жертв — они все еще были живы.
— Ты ведь тоже умрешь, если Альгир…
Тихий смешок Имрана кажется мне самым мрачным из всего, что я услышала. Это смех человека, который не просто живет с чувством обреченности, это смех того, кто смирился со своей судьбой. Горький, как полынный отвар, беспощадный, безнадежный.
— Я уже мертв, милая. Я умер в тот день, когда моей дочери не стало.
— Альгир…
— Нет, господин не имеет к этому отношения, — еще один тяжелый вздох — и скрип. Имран поднимается и подходит ближе к окну, кладет широкую ладонь на исписанную морозными узорами стекло. — Время, милая, время убивает людей. Мы не в силах противостоять этому врагу. Он невидим и отнимает у нас всегда самое дорогое, — Имран ведет рукой вниз, оставляя на стекле влажный след. — Я живу слишком долго, я связан с господином слишком глубокими узами и не могу изменить это. И ты… ты так сильно на нее похожа, что я не мог допустить…
Он поворачивается, подхватывает широкий отрез грубой ткани и разворачивает его передо мной.
— Я найду выход, Имран, — я смотрю на него и хочу, чтобы в моем голосе звучала вся возможная уверенность, даже если я ее совсем не чувствую. — Вот посмотришь.
