Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
— Ваш разгул — сплошное разрушение. И все же я кое-что знаю. А вы все не знаете, — плохо подбирал аргументы Эльф. Слишком тяжело идти против правды неправых, ведь они даже истину переворачивают вверх дном.
— Но толку-то? Все мы что-то знаем. Сведения — дорогая вещь, — голос Нармо пропитали торжествующие нотки превосходства, он даже поднес палец к губам и демонстративно огляделся, точно на самом деле опасался шпионов: — О, я тоже кое-что знаю. Полагаю, ты никогда не поделишься этим со своим дорогим другом? Не хватит смелости, знаю, не хватит.
— Замолчи! И не смей говорить! Иначе я заставлю тебе замолчать! — прорезал полумрак тронного зала возглас Сумеречного. Он дрожал от гнева, сердце больно колотилось в груди. Да какое же сердце? Видимость! Видимость тела, иллюзия жизни. Зато боль вины чересчур настоящая для могущественного призрака.
— А в чем, собственно, дело? Боишься, что Раджед расстроится? Или — ох, бедняжечка Эльф — больше не захочет видеть тебя в Янтарной Башне? — в голосе Нармо отчетливо проступили стальные нотки. — Весь мир построен на лжи. Эйлис или Земля — не важно. Все построено на недомолвках и лжи. К примеру, я. Я для вас — зло. Зло должно быть повержено и посрамлено? Для начала ответьте, кто здесь настоящее зло, а кто — абсолютное добро? Все лишь ложь! Ты ее часть, великий лжец.
— Замолчи! Замолчи! — прорычал Сумеречный, но ныне в нем уже говорила тьма. Сначала бросило в жар, потом сковал вечный холод мрака. Тьма подступала, голос покидал пределы связок, разнося по стенам узоры темного инея. Меч сам собой оказался в руке, и лезвие понеслось к голове Нармо.
Наплевать, что мироздание запрещало убивать тех, кто не был обречен! В тот момент негодование затмило чувство долга, слишком уж навязчиво проклятый Геолирт напоминал о кровоточащем рубце, буквально ковырялся в этой ране своими грязными пальцами, как в могилах королей, разрывая саваны и выискивая каменья.
Сталь готовилась врезаться в податливую плоть, разорвать все сухожилия, разрезать кость. Но встретила в ответ призрачные, но не менее твердые когти. Два мага схлестнулись в поединке, энергетические нити натянулись струнами. На недоступном человеческому восприятию уровне реальности загудел тяжелый инфразвук от их соприкосновения, затем взвился до ультразвука, точно кто-то резко неумело провел смычком. Напротив — сошлись два матерых профессионала, лицом к лицу.
Нармо глядел в упор на Сумеречного, не прекращая скалиться. Конечно, ведь он почти намеренно провоцировал, испытывал себя. Лезвия мечей скрежетали, почти не двигаясь, сцепившись, как два быка рогами. И с не меньшей дикостью сквозили ожесточенные лица противников. Эльф отмечал их моральное сходство — беспринципность и отвращение к себе, вечная насмешка над собой.
Наверное, это заставило Нармо ввернуть фразу посреди разгоравшейся битвы:
— Меч? Ты посмотри, как предсказуемо. Давай-давай разнесем всю башню! А потом ты будешь убирать. Нехорошо же в гостях оставлять мусор.
Сумеречный вдруг громко втянул воздух и отскочил где-то на метр. Тон Нармо отрезвил его, напомнил, что самый опасный зверь — это он сам, его тьма, которая при освобождении жаждала сокрушить башню. Одну, другую, весь Эйлис и еще энное количество миров. И что бы он сказал Раджеду? А Софье, сестра которой все еще спала под волшебным колпаком? Зверь… Убийца… Маньяк… Адский шут. Нармо видел его насквозь через призму себя самого.
— Ну, давай без меча, просто посидим и позлословим. Ты мне даже этим нравишься, — усмехнулся Сумеречный, радуясь, что хотя бы враг вовремя выдернул его из тьмы. Да и враг ли? Он, возможно, требовал законного возмездия. А вот на Землю рвался совсем незаконно, так что Эльф снова на всякий случай загородил спиной портал.
— Какие откровения. Но легко говорить то, за что не несешь ответственности, — изобразил польщенность Нармо, поправляя свалявшиеся бахромы плаща. — Как насчет более весомых тайн?
— Всему свое время, — отвернулся Эльф, делая вид, будто изучает сплетения лепнины, и мимоходом восстанавливая то, что недавно повредил сам янтарный льор.
— О да, время — главный двигатель уничтожения, — с какой-то великой торжественностью начал Нармо, подхватывая со стола витой подсвечник и задумчиво проводя рукой вдоль пламени. — Время-время стирает секреты… Все мы храним чьи-то тайны. Конечно, Раджед не поверит врагу, если ему рассказать. Впрочем, меня тоже не тянет с ним говорить по душам. Зато ты — другое дело, Страж Вселенной, разрушитель миров. Злишься? Боишься? Мучаешься чувством вины? Как это просто и… мелочно!
Вновь его голос подскочил на высшую ноту рыка, но тут же стих. Нет-нет, Нармо прекрасно контролировал себя, неотрывно и пронзительно впиваясь взглядом в собеседника, как волк зубами в добычу.
— Думаешь вывести меня из себя? Не получится, — убеждал себя Эльф, нервно сглотнув. Казалось, что пол уходит из-под ног. Хорошо бы просто взлететь, а он именно падал, увязал в болоте собственных недомолвок.
— Да нет, ты же предлагал поговорить. А я пока обдумаю, какую локальную катастрофу устроить, чтобы ты унесся подальше отсюда.
Нармо беспринципно взгромоздился с ногами прямо на столешницу, давя грязными подошвами остатки яблок, чей сок сочился, как прозрачная лимфа.
— Не получится, я связан обещанием, — деловым тоном говорил Эльф, мстительно заставляя стол вовсе исчезнуть. Но Нармо быстро среагировал и ловко спрыгнул, не позволив поставить себя в глупое положение. Мелкие пакости и подлости с ним не проходили, он и сам их практиковал, прицыкивая:
— Обещание другу. Какие фальшивые правильные слова. Да что ты знаешь о дружбе?
— Да уж побольше тебя, — кивнул в его сторону Сумеречный.
— Обманываешь друга — оправдываешься, — все расплывался в ухмылках и смешках льор-падальщик. — Вот и вся цена твоей преданности. Я уже понял, что для тебя дружба — это просто топографические метки на карте чужих судеб. И чем же ты лучше меня?
— По крайней мере, не тревожу мертвых, — привел единственный весомый аргумент Эльф. А, действительно, чем? Не убивал ли он? Убивал! Не использовал ли порой людей? Приходилось. Разве только не плел придворных интриг, потому что никогда не правил.
— Это все условности, — отмахнулся Нармо. — Тогда в мире Земли придется первым делом уничтожить всех археологов.
— Боюсь, ты уничтожишь не только их.
— Как ты меня демонизируешь!
— С учетом того, какими «веселыми» играми увлекался твой отец… — Эльф наконец нащупал ту нить, которая причиняла боль оппоненту. С Нармо вмиг слетело веселье, он как-то нахохлился, втягивая голову в широкие плечи, но сдержанно признал:
— Я не он. Пожалуй, он тоже виноват в том, что случилось с Эйлисом.
Виноват, тоже виноват. Этот психопат, этот безумец, искалечивший всех. Сумеречный улавливал случайные мысли собеседника, спокойные и рассудительные, которые он не высказывал вслух: «В могилах всякого навидаешься. И лучше поймешь, что жизнь — это неизбежная часть смерти. Судьба сыграла свою злую шутку, наделив таким отцом, не доставало только терзать себя по этому поводу. Шутка, не более! Шутка…»
У чародеев кровавой яшмы издревле в башне располагался интересный, но бесполезный артефакт: зеркало земного мира, которое показывало любой уголок по велению хозяина. Многие годы Нармо пытался превратить его в портал, в конце концов, признав, что только у Икцинтусов есть вожделенное сокровище. Зато подсматривать за копошением людей ему никто не запрещал, как и его предкам. Геолирт-старший славился своими кровавыми играми с ячедом. То ли в незапамятные времена оценил забавы в римском Колизее, то ли вдохновился «подвигами» инквизиторов. Однако «кровавой» яшму называли не только за цвет, но и за злобный нрав обладателей талисмана.
Пока еще чума окаменения не сковала Эйлис, отец Нармо устраивал для ячеда что-то вроде тотализатора со смертельной игрой. Собиралось много людей, которым не оставляли выбора. задания придумывали самые разнообразные — от игры в карты до акробатических трюков без страховки. Раньше своих собратьев-дельцов на Земле Геолирт-старший изобрел прототип казино, вот только ставкой неизменно оказывалась жизнь простолюдина. Зато победителю обещали недостижимый приз — магический самоцвет. Только за все время кровавых игр яшмы никто не доживал до вожделенного финала. Но ячед неизменно шел на смерть.
