Огонь его ладоней (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
— Может, еще помирятся, — предположила я.
Он качнул головой и не ответил. Я не стала развивать тему. Не хочет говорить, так и не скажет. И потом, Таня и Крис — его давние друзья, а я их впервые в жизни на Таммееше увидела в этот цикл.
Но как-то присутствие третьего лишнего в нашем домике напрягало. Татьяна старалась не мешать, однако мешала — самим своим наличием. Я знала, что она где-то рядом, хоть и не показывается на глаза.
И вот ведь как, я все понимала. Я сама, к примеру, совершенно точно не выставила бы Таську, если бы она в трудный период попросилась бы пожить у меня. Я понимала, что давние друзья Января имеют право на часть его территории и внимания точно так же, как Таська — на мое. Но Татьяна мешала.
Мы не ссорились. Общались сдержанно. Если бы Татьяна куда-нибудь внезапно делась, я бы порадовалась. Но специально творить пакости, выживать с общей территории и вообще открывать войну на поражение я не хотела. Она же не собиралась уводить у меня мужчину. Если бы собиралась, я бы увидела… Наверное.
Пирокинетики — народ, не склонный к истерикам. Я много раз наблюдала Таську в депрессии после очередной смерти очередной любви: она пила и рыдала, рыдала и пила, потом спала, потом ее все бесило, причем бесило как раз то, на что она повлиять никак не могла. То солнце слишком яркое, то ночь слишком темная, то фонари уличные не того цвета вечером… А потом снова слезы.
Таня не плакала.
Она отжималась. На заднем дворе, где стояли нарочно сколоченные из дерева турники. Как я поняла, турники здесь организовали хозяева кластера. Добавочный штрих к натуральной жизни. Хочешь пресс качать — пользуйся тренажерами из природных материалов. Чистая, отполированная тысячами прикосновений, древесина — самое то. Современная комната для тренировок с сотней режимов для различных видов спорта заявленному сертификату о гармоничном проживании на лоне природы не соответствует. Хочешь, мотайся в город в спортивный клуб со всеми наворотами. Но тогда, может, и жить будешь тоже в городе?
Я смотрела, как Татьяна занимается — упорно, не жалея себя, и понимала, что ее способ — лучше Таськиного. Устаешь сильнее, засыпаешь быстрее — усталость не дает ворошить в мозгу ненужные мысли, тело наливается мышцами, а боль выходит вместе с потом.
В Татьяне странным образом сочетались женственность и сила. Крепкое, тренированное тело, голографические татуировки на предплечьях — знаменитые альфы, каждая знаменовала успешное окончание очередного курса. Полный комплект — девять штук. Они вспыхивали на солнце, посылая во все стороны колкие разноцветные искры — красиво. Толстый багровый шрам на бедре, не хочется даже думать, от чего. Наверное, служба подарила ей немало шрамов, но не видно было ни одного, кроме этого. Просто время для пластики еще не подошло, подумала я.
— Присоединишься? — спросила у меня Татьяна, кивая на турники.
После интенсивной тренировки у нее даже не сбилось дыхание.
— Я не выдержу твоего темпа, — честно призналась я.
— Я когда-то тоже не выдерживала, — призналась она.
Говорить нам было не о чем, но неловкое молчание следовало разбавить, и я не придумала ничего лучше, кроме как спросить:
— Почему ты в десант пошла? Женщины-пирокинитеки ведь не служат…
— Обычно да, — пожала плечами она, — но никому не запрещают. Хочешь — иди. Не сдохнешь на отборочных — ну, значит, пришла по адресу…
— И все-таки. Почему?
— Хотела Галактику посмотреть, — сказала она серьезно.
— Но есть же и другие профессии, — возразила я.
— Есть, — кивнула она, вытирая шею коротким полотенцем. — Но мне слишком уж нравилось бить морды нехорошим личностям…
— И как? — полюбопытствовала я. — Жизнь удалась?
— Еще бы! — оскалилась она. — А ты почему в арехологию пошла?
Вопрос на вопрос. Логично…
— Меня всегда интересовали исчезнувшие цивилизации, — объяснила я. — Их тайны и загадки. Про нивикийцев услышала в детстве: к нам каждый год приходили представители той или иной профессии, объясняли, каким интересным делом занимаются, приглашали на учебу по своей специальности… О космической археологии нам рассказал профессор Сатув. Как-то его на Старую Терру занесло, попросили выступить перед детьми нашего интерната. Не отказался.
— Он теперь твой начальник?
— Да, — кивнула я. — Я и диплом у него защищала, и диссертации, обе-две, кандидатскую и докторскую. Мы работали на Шараинне, может, слышала?
— Это где город в горах нашли? — неуверенно спросила Татьяна.
— Да. Высеченный прямо в скалах город.
Полный продырявленных черепов, кстати говоря. Удивительный они народ, нивикийцы. Умудрились вымереть, судя по останкам, практически мгновенно и сразу на всех мирах, где на тот момент проживали. Мы так и не нашли причину их гибели. Даже намеков на эту самую причину! Как будто удар был нанесен внезапно и сразу. И кто его нанес или что, — загадка. Неплохо бы разгадать, а то вот так нарвемся и тоже вымрем. Мгновенно. А не хотелось бы.
— Я б не смогла, — сообщила Татьяна. — Торчать сутками напролет задом кверху в раскопе, ковыряться в прахе…
— А я убить не смогу, — ответила я. — Ты ведь убивала?
— Случалось, — скупо кивнула она.
Она подняла ладонь, и в воздухе вспыхнуло алое пламя. Дохнуло озоном и жаром, смертельное сочетание.
— С этим просто рождаешься, — пояснила Татьяна. — И все. Твоя судьба решена. Либо в няньки с перспективой когда-нибудь стать хозяйкой дома. Либо в десант. К шестидесяти годам — развалина, к семидесяти — гроб и Прощальное Сожжение. Все профессии, где полагается длительное обучение — мимо. Не успеешь не то, что состояться как профессионал, а и просто выучиться.
— Ты жалеешь? — спросила я.
— Я бы хотела вызвать reboot и родиться нормальной, — она сжала кулак, и пламя брызнуло между пальцев, рассыпалось в воздухе колкими искрами. — Но увы. Поэтому не хочу тратить время на глупые переживания. Мне некогда. Понимаешь?
— Ты что, читаешь мысли? — поразилась я. — Но телепатия не совместима с пирокинезом!
— Не совместима. Но твои мысли у тебя на лице написаны. Дай еще раз прочту их: ты привыкла к другому. Привыкла, что расставание с мужчиной — это обязательно сопли, слезы, депрессия, лежка носом в стену и жалость к себе. Но я не могу позволить себе даже минуту лишнюю спустить на этакую чушь. Я — живу дальше. Просто живу дальше.
Я промолчала. Я видела, что она на самом деле хочет убедить себя. Я же сильная, я же десант, я справлюсь. А справляется на самом деле не очень, раз озвучивает такие слова постороннему — а я для них для всех посторонняя, девушка Января, может быть, даже и временная. Но не спорить же.
Тем более, не лезть с утешениями. Такую утешишь! Больше всего на свете пирокинетики презирают жалость. Да, они живут мало, такова плата за их паранормальную мощь, но жалеть себя никого не просят. Других — пожалеют, себя — никогда.
Ночью снова шуршал по крыше дождь, посылая в открытое окно влажные запахи лесных трав и мокрой саангмаковой коры.
— Январь, — выговорила я, ведя пальцем по его плечу, — мы ведь с тобой расстанемся?
Выговорила страшное, и замерла, ожидая ответа. А что будет, если он вдруг ответит: «Да»?!
Он перевернулся на бок, сгреб меня крепкими горячими руками, прижал к себе. Дунул в макушку:
— Что за глупости, Эля?
— Не глупости, — пробормотала я, с удовольствием возя носом по его груди. — А страх. Банальный, вечный женский страх. Что лето окончится, и мы расстанемся.
— Как мы расстанемся?
— Ну, как люди расстаются… В конце отпуска, каждый едет к себе, — я отодвинулась, но исключительно потому, что он мне это позволил.
Из таких рук не вырвешься. Железное кольцо. Надежное кольцо… И зачем из него вырываться, спрашивается.
— Сначала мы бегаем на станцию дальней связи, чтобы услышать голос друг друга, затем обмениваемся видеопосланиями, потом пишем лишь строчки в мессенджере… все реже и реже… а потом ты вставляешь на стену своего профиля фото с какой-нибудь девушкой в… — я вспомнила купальный наряд Таськи, — в плетеных веревочках вместо одежды!
