Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Мечтательная Ксенольетта (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Кейел встрепенулся; его брови медленно поползли на лоб. Кажется, Роми не все сообщил ему и как минимум утаил, где именно хранится наш артефакт. От всеобщего смятения уголки моих губ невольно поднимались.
– …затем спустимся в нее. И там дойдем до последней комнаты. В ней находится ваша цель, – окинула взглядом Роми и Елрех. – Вы воспользуетесь артефактом. Ты, – повернула голову к Кейелу, – по пути не отходишь от Роми. Он научит тебя всему, что знает сам.
– Он может взять сокровища в…
– Они не для нас, – перебила я Роми.
– Как это? – изумилась Елрех. – Тогда для кого?
– Мы возьмем там только то, что нам нужно. А затем уйдем, ничего больше не трогая.
– Ты не ответила на вопросы Елрех. – Роми насупился и, облокотившись на стол, склонился над ним.
– Главное сокровище в ней – для балкора, – призналась я. Понимание пришло в голову внезапно и словно подняло меня над историей Фадрагоса еще выше, позволяя проследить все ее истоки и устья. Зов Вестницы взбудоражил, перехватил дыхание, из‑за его силы вспотели ладони, подогнулись колени, но я тряхнула головой, напоминая себе, где нахожусь, и добавила: – После сокровищницы мне нужно будет к мудрецам.
– Это разумно, – согласился Роми, ничуть не осознавая серьезность моих слов. – Но ты понимаешь, в какую сокровищницу ведешь разбойников и мародеров?
– Понимаю, конечно. Поэтому разбойников мы убьем, а мародеров… Если придется – тоже.
Или наведаться к мудрецам раньше? А если ошибаюсь? Тогда подставлю всех нас.
Глава 19. Сила огня, крепость камня Кейел
Я ходил по комнате, поглядывая на широкую кровать со сбившемся постельным бельем. Вновь приблизился к окну. Луна давно истончилась, о возвращении домой я даже не думал. До полнолуния у меня были шансы, а теперь туда нельзя возвращаться без весомых ценностей. От окна шагнул в сторону кровати, но миновал ее и приложил ухо к стене – в соседней комнате было тихо. Как Асфи может спать? Как она спокойно переживает случившееся? Я ведь видел, какое безумие охватило ее от любви к Вольному. Как она вообще воспринимает меня, опираясь на свое прошлое? Да и какое оно было, это прошлое?
Провел пальцами по стене, обтянутой скользкой тканью, и отдернул руку, отступил. Сердце часто забилось, жар наполнил тело. В который раз за короткое время? Веки невольно опустились, девичий стон, въевшийся в память, казалось, прозвучал рядом. Я облизал пересохшие губы, ладонью грубо стер с них другие воспоминания и резко выдохнул. Тряхнул волосами, стянул пятернями их на затылке и вновь направился умываться. Сомнений не оставалось – до рассвета я уже не усну.
Почему такого не было с Лери? Наверное, потому что она никогда не обнимала меня так и не целовала. Целовала… Я вновь вытер губы и склонился над лоханью с холодной водой. В темноте нельзя было разглядеть своего отражения, но блеск глаз все равно был заметен. Как унять возбуждение? Как забыть о поцелуе, ядом уводящий мысли к подлому пути? Я не слышал и не видел, чтобы кто‑то так целовался. Мерзко, что хотелось еще. На душе становилось хуже от того, что Лери никак в голове не вязалась с таким поведением. В фантазиях, вспыхивающих в забывчивости, и во сне появлялась только Асфи. Смотрела на меня безумными глазами, в которых плавилось Солнце. И я, не меньший безумец, наслаждался его смертью, хотел обречь его на нескончаемые страдания.
– Духи, смилостивитесь… – начал просить я, но остановился.
Духи тут ни при чем. Виноват лишь я и мой скверный разум. Для чего я иду в этот смертельный поход? Я не получу сокровищ, как и не получу память Вольного. Затаил дыхание. Вольный любил Асфи. Она целовала его, а не меня, но целовала так, будто он мог быть лучше любого другого существа. Как она могла полюбить зверя? Чем он завоевал эту девушку?
Не отыскав ответа на свой вопрос, я задержал дыхание и окунул голову в воду. Несколько мгновений не двигался, а после поднялся и, нависая над лоханью, стал жадно глотать воздух. Струи потекли с намокших волос, капли стали собираться на лице, падать на темную гладь и звонко разбивались, оставляя круги. Ледяная вода пробрала тело ознобом, отрезвила. Нельзя забывать о Лери, о нашем с ней счастье – оно ничуть не хуже того, что я испытал, оказавшись на месте другого мужчины, на месте безжалостного зверя. Оно чище и праведней. Деревенские мужья нередко изменяют женам, а жены нередко бегают к чужим мужьям, но у нас с Лери все иначе. Она никогда не простит меня. Повезло, что она вовсе вернулась ко мне.
Нельзя думать об Асфи.
– Духи, спасите меня от грязных помыслов, – пробормотал я, стараясь избавиться от очередной скверной мысли, запрятанной глубоко в сознании, что в таких вопросах духи сами беспомощны. Они никогда не помогают. Но, желая поверить в обратное, продолжил молиться: – Избавьте от плотского желания и отравляющей зависти к зверю. Милосердием своим оградите от низменных проступков…
* * *
Рассвет утратил былую власть над разумом. Теперь, глядя на него, я думал о скверном. Эта скверна распространялась и укоренялась с небывалой скоростью и силой. Она селила в душе одновременно страх и сладость. Страх был перед самим собой, перед невозможностью отгонять короткое воспоминание, дарящее ту самую сладость во всем теле, и думать, думать, думать… Раз за разом представлять Асфи, испуганно отпрянувшую и утратившую разум. Осколки в напряженной руке, кровь, пролитую на пол, – полную отрешенность Асфи от боли. Но, как всегда, мои чувства поменялись: страх остался, а горечь уничтожила сладость – меня так любить не будут. Выходит, я хуже Вольного. Выходит, деревенские никогда не врали мне, но зачем‑то врет Роми.
Солнце разгоралось на горизонте тонкого проема, образованного несколькими домами. Прохладная трава, колеблясь под ветерком, ластилась к рукам. Над головой безмятежно шумела липа, вдали заголосила ранняя пичуга. Краем глаза я уловил движение у дома. Разглядев Асфи, сбегающую по ступеням, ощутил прилив тепла. Дыхание перехватило; я смял траву руками. Девушка зябко ежилась, быстро потирая плечи, сминая пальцами длинные рукава рубахи. Остановилась напротив, не замечая меня. Прикрыв рот, зевнула, затем подняла руки к небу и хорошенько потянулась. Гибкое тело приковало взор, и я сумел отвернуться только на миг. Асфи завела руки за голову и на носочках повернулась. Наконец увидев меня, отпрянула и обняла себя.
– Привет, – поздоровалась она и резко отвернулась. Вздернула курносый нос. – Ты почему здесь? Не спится?
– Привык рано вставать.
– Раньше Елрех? – Карие глаза стали совсем широкими. Быстро оглянувшись на дом, девушка с удивлением призналась: – Не думала, что такое может быть. Она ведь встает до рассвета.
Я закусил с силой щеки, но улыбка все равно вырвалась. Было бы глупо дальше корчить из себя недовольного. В горле билась жилка, пьянящая легкость наполнила тело, согрела ноги.
– Я встаю затемно. Люблю встречать рассветы. А ты зачем поднялась так рано? Отдохнула бы после дороги.
Показалось, будто она вздрогнула перед тем, как уставиться на горизонт. Отступила на два шага, сходя с дорожки, и мотнула головой. Темные пряди упали на румяные скулы.
– Сначала дела – потом отдых. Сейчас умоюсь, разомнусь, потом пойду будить рогатого тирана.
До меня не сразу дошло, о ком она говорит, но догадки подтверждались с каждым дальнейшим словом – иногда с непонятными словами. Откуда она? Никогда не слышал даже похожего произношения.
– Елрех сказала, что он устроил в городе ревизию. Черт бескопытный. Теперь хоть бы нам козни не устроили перед отходом. А ведь тут предстоит приобрести кучу вещей в дорогу. – И, поежившись, пробубнила: – Его бы в налоговую инспекцию отправить, он бы и среди бюрократов шороху навел, и остальным жизни не дал. Наверное, и в коллектив вписался бы идеально.
