Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Мечтательная Ксенольетта (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
– Я вижу, безумная Асфи, – ласково ответила она, обнимая меня в ответ.
Я потерлась щекой о густые, белые волосы и украдкой глянула на Кейела. Кажется, он за все это время не сдвинулся с места. Упираясь запястьем в край стола, крутил в руке отколотую половинку ореха и смотрел на меня пристально. Даже заметив мой взгляд, свой – не смягчил. Напротив, нахмурился и стиснул челюсти так, что на щеках обозначились желваки.
Злится… Духи Фадрагоса, что я натворила?
Елрех быстро увела меня из мастерской в свою комнату, не переставая корить из‑за порезанной руки. Однако уже на лестнице, ведущей на второй этаж дома, разглядела синяки на шее и замолчала. В покоях не хуже Ромиаровских провела меня в каменную комнатку, обставленную под ванную. Там усадила на лавку, налила воду в лохань и позвала духов воды и света. Вскоре стала смывать кровь с моей ладони и, внимательно вглядываясь в нее, вытаскивать мелкие осколки.
Я разрывалась в желаниях: хотела закрыть глаза и вспоминать поцелуи, с другой стороны – гнала провоцирующие образы. Нельзя срываться, нельзя сближаться с чужим мужчиной, к тому же будущим отцом.
– Рассказывай, Елрех, – попросила, отвлекаясь от лишних мыслей. – Говори: как твои дела, что успел учудить Ромиар, кроме покупки этого дома и сбора всех уважаемых девиц этого города в парке напротив. Не молчи, пожалуйста.
– О себе он наверняка расскажет сам. – Она улыбнулась и взглянула мне в глаза. – Он оказывается любитель поговорить.
– Правда?
– Иногда мне некуда было от него деться. Теперь я знаю, почему беловолосые шан’ниэрды так разборчивы в искусстве – им просто хочется чесать языком постоянно, а искусство – это мысли разных существ, которые выражают их разными способами. И мало кто способен своими глазами точно увидеть эти мысли глазами создателя, потому спорить об искусстве можно бесконечно. И дом он купил, – она хохотнула, – тебе назло. Как я передала просьбу о том, что ты просила не привлекать внимания, так он и раскапризничался.
Бережно обрабатывая мою руку, Елрех рассказывала мне обо всех новостях. И вроде бы ничего особенно важного не прозвучало, но каждая весть имела для меня большую ценность, чем те, что принесла я.
Слушать о Кейеле вновь было больно. Еще свежи были в памяти рассказы Роми, да и прикоснуться к губам, закрыть глаза и погрузиться в шквал чувств хотелось дико. А тут к тому же шла речь о его болезни, о его волнении из‑за побега, о его четком разделении своих вещей и вещей родителей. Он переоделся в одежду деда просто потому, что не мог позволить себе забрать лишнего у отца и матери. В итоге сапоги оказались не впору; Кейел не просто намозолил ноги, а содрал кожу до мяса, куда и попала местная инфекция. Да еще и иммунитет подорвался после того, как парень проходил пару дней под непрекращающимся дождем. Больше всего бесило, что он все равно беспокоился о родителях. Разве они этого заслуживали?
О Ромиаре было слушать веселее. В Заводи Ал’лирта вредный шан’ниэрд успел достать не только охранника, задержавшего у ворот Кейела, но и многих руководителей свободного города. Он цеплялся ко всему, до чего добирался. А добрался он до многого… Ему не понравилось, что для покупки дома пришлось тратить полдня. Что гильдия исследователей не получает тут тех привилегий, какие имеет во многих других регионах, подконтрольных правителям. Рогатый черт успевал везде – лично ходил повсюду, припугивал гильдии чем‑то весомым и устраивал проверки. Как я поняла со слов Елрех: вел себя тут словно мэр. И ему везде уступали, а, памятуя слова охранника, я понимала – местные еще и мечтали, чтобы Ромиар как можно скорее убрался восвояси.
– Теперь не только в Обители гильдии при его имени будут кривиться целители, – проговорила Елрех, насухо вытирая мою ладонь. – Да и не только целители.
– Он умеет взбесить, – согласилась я. – Все, Елрех, спасибо, дальше я сама.
Она уперла руки в бока, когда увидела Айссию, стягивающую порез, убирающую синяки, царапины, сглаживающую шрамы. Не дожидаясь осуждения, я объяснилась:
– Хотела получить хоть немного твоей заботы. Я заслужила.
– Ладно порез, а старое почему раньше не вывела?
– Не хотела напрягать духов. – Я повела плечами, вспоминая ночь после ритуала. – Подробнее расскажу при всех остальных, чтобы не повторяться, но, поверь, духам пришлось вложить в меня немало силы. Они потом долго не отзывались. Я даже решила, что обиделись, но все‑таки пришли гораздо позже, вот только эффекта от их исцеления фактически не было. У меня есть теория насчет этого, но сейчас бы разобраться с главными вопросами, а уже потом разбираться в силе духов.
– Еще одна любительница теорий, – добродушно усмехнулась Елрех. Поправила мои волосы и вновь оживила камень в груди: – У вас с Кейелом будет много тем для бесед. Слышала бы ты ту чепуху, какую он несет. А Ромиар его еще и распаляет, будто в самом деле ему верит.
Вскоре мы собрались в комнате у Ромиара, где он вызвал слуг, а затем стал нагружать их бесчисленными распоряжениями, словно предостерегался от подслушиваний. И я понимала его – у эльфов острый слух. И я краснела, вспоминая, когда именно сказал мне об этом Кейел. Тогда, еще будучи Вольным, он тоже злился на меня и смотрел так же пристально, как и сейчас. Кажется, этот взгляд заметили все, но не стали вслух проявлять любопытство.
Елрех сидела рядом со мной на диване, отвлекаясь на энциклопедию по растениям и ожидая, когда Ромиар отпустит слуг. Сам Ромиар так и не вылез из кресла, все еще одновременно и раздавая поручения, и разгребая завал из бумаг, свитков и книг. Я облокотилась на подлокотник изящного диванчика и наблюдала за всеми, кроме Кейела. Он развалился на стуле, сцепил руки в замок и, склонив голову, неотрывно смотрел на меня. Это было не просто демонстрирование интереса ко мне, а, судя по выражению лица, открытым вызовом. Будь он Вольным, я бы такое смелое поведение поняла, но сейчас не могла объяснить. Ладно, я его поцеловала – соблазнила фактически на предательство любимой девушке. Это, конечно, повод для ненависти, но ненавидеть при этом логично самого себя, а не меня. К тому же мне показалось, что иногда он всех нас одаривал этим гневным взором, будто подозревал в подлом заговоре.
Когда дверь за прислугой закрылась, Ромиар снова зашумел выдвижными ящиками, затем застучал амулетами, а после быстрым шагом направился к двери. Молча положил крохотный камешек на узорчатый карниз над дверью. Темно‑коричневый амулет растворился без следа на таком же элементе декора.
– Чтобы наверняка нас не услышали, – пояснил Роми и вернулся к своему месту за столом. – Ну что, думаю можно начинать.
– Хорошо, – с облегчением выдохнула я.
Во мне теплилась надежда, что уверенность в себе, данная с прозрением Вестницы, а также укрепившаяся в Васгоре, вернется сразу же, как я погружусь в воспоминания о всех пройденных испытаниях. Мне хотелось хоть как‑то защититься от незнакомого Кейела, чье прикованное внимание игнорировало любую каменную шкуру и мешало собраться. Несмотря на все знания о нем, о том, какая он со всех сторон беспомощная жертва, я ни на миг не забывала, что зубы у этой жертвы все‑таки имеются. Иначе он бы не появился в Медвежьей колыбели с отчаянной попыткой отомстить за что‑то обидчикам своей ненаглядной Лери. Черт возьми, неужели в его глазах я теперь тоже стала угрозой для нее?
Выпрямив спину и улыбнувшись всем, я приготовилась начать заготовленную речь. Но…
– Я не иду с вами, – вдруг заявил Кейел и, наконец‑то, отвернувшись от меня, уставился на Роми.
– Что случилось? – насупился тот и покосился в мою сторону.
Я округлила глаза и пожала плечами.
– Не хочу мешать вашим планам.
– Ты вовсе не мешаешь, – мягко заверил Роми. – Правда, Асфи?
При чем тут я? Поинтересоваться об этом не успела – меня опередил Кейел:
– Зачем я тебе?
– Кейел, – чутко произнес опешивший Роми, – что случилось с…
– Я не настолько дурак, чтобы отдать себя на растерзание – вот, что случилось!
