Черный принц - Демина Карина (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Он был прав и безжалостен в этой своей правоте.
— Я показал тебе другую жизнь. И дал понять, что ты способна ее добиться. И разве это не заслуживает благодарности? Скажи, Таннис.
Сказать было нечего. А он ждал.
Решать?
Отказаться?
Согласиться? Тогда будет шанс… на что? Не стоит обманываться, в живых ее в любом случае не оставят. Вопрос времени и… надежды.
— Мне хочется жить.
— Я понимаю.
— И… я согласна.
Как-нибудь… перетерпится… свыкнется с мыслью. Свыкнуться ведь со многим можно, а он… он не уродлив… и по-своему остался прежним… разве она, Таннис, в глубине души не мечтала выйти за него замуж? Правда, замуж ее не зовут, но…
…будет шанс.
Терять ей в любом случае нечего.
— Таннис, — он наклонился, подвинув бокалы к краю стола, и за руку ее взял, — ты ведь понимаешь, что предательства я не прощу.
Понимает. И вспоминает черноту подземелья. Белые тени подземников. Мост над пропастью и осклизлые колья. Если Таннис попытается бежать, ее отдадут теням.
Живой.
— Ты… тогда ты знал, куда вы идете? — Она имеет право задать этот вопрос, и Войтех откровенен.
— Знал. Сложно было не заметить, как Малыш дергается.
— Но пошел.
— Так было нужно.
— Кому?
— Мне, Таннис.
— Тебе? А остальные? В тебя ведь верили. Тебе верили! — У нее не получилось не закричать.
— Мне жаль.
— Они умерли, а тебе жаль? И только-то?
Пальцы сжимаются, причиняя боль, но терпимую. И взгляда Таннис не отводит.
— У каждого был свой выбор, Таннис. — Он выкручивает руку, заставляя разжать кулак. Проводит по пальцам, разглядывая их пристально. И с ним смотрит Таннис.
Мозоли почти исчезли, кожа стала бела. А пальцы у нее тонкие, длинные… и ногти подпилены аккуратно. Ей жуть до чего не нравилось подпиливать ногти, но Кейрен требовал, и Таннис подчинялась.
— Рано или поздно, они бы попались. Без меня — скорее рано…
— Этим ты себя успокаиваешь.
— Не дерзи. — Он погладил мизинец, слегка искривленный и перечеркнутый белой нитью шрама. — Мне нет нужды успокаивать себя. Каждый заработал свою виселицу. И тебе следовало бы сказать спасибо за то, что в тот день ты осталась внизу.
— Сливы, да?
— Сливы и настойка жостера. Хорошее средство от запоров. Видишь, кое-чему я успел научиться… тот я, которого повесили.
— И чего ради?
— Мне настала пора умереть. А они… в любой игре чем-то… или кем-то приходится жертвовать.
— И мной ты тоже пожертвуешь?
— Если будет в том необходимость. Видишь, здесь и сейчас я предельно откровенен.
— Благодарю.
Войтех разжал пальцы и отстранился. Он сел в кресле и повернулся к экрану. Пламя рисовало на белом полотне крыльев узоры.
— Два года в темноте и… этом доме. Он похож на тюрьму. Он и есть тюрьма, для всех, и я не исключение. Наверное, ты думаешь, что я превратился в чудовище. Наверное, ты права. Но чистые руки корону не удержат.
— А она тебе так нужна?
— Не мне — людям. — Он морщится и трет глаза. — До сих пор тяжело переношу свет… он хотел, чтобы я доказал свою преданность, отправил к подземникам, а они больны, Таннис. И я заразился… не бойся, врачи полагают, что она передается с… мясом.
Нельзя спрашивать, чье это было мясо. Вот только Войтех ответит.
— Мне пришлось сожрать их вожака… в прямом смысле слова. Выйти против него с ножом. Убить. И сожрать… разделить на всех. Тедди это казалось забавным. Он говорил, что только чудовище способно одолеть чудовище.
— Как ты…
— С ним познакомился? — Он вытянул руки с белесой, полупрозрачной кожей. Когда на нее падала тень пламени, кожа краснела, истончалась, а сквозь нее проступали седоватые мышцы и тонкие, птичьи почти кости. — Леди Евгения. Ты помнишь ее?
— Помню.
— Ты никогда не задумывалась, откуда она взялась?
— Переехала… обеднела и…
— Переехала, — отозвался Войтех, ладонь переворачивая. На внутренней стороне кожа была гладкая, разрисованная тончайшими линиями. — Сбежала. Видишь ли, Таннис, леди Евгения — родная тетка моей матушки. Некогда она пошла против родительской воли, тайком обвенчалась с полукровкой… нищим полукровкой, никчемным настолько, что для него даже стаи не нашлось. Естественно, от дома ей отказали.
Таннис терла запястье, на котором проступали красные отметины.
— А супруг ее, который весьма на наследство рассчитывал, сим фактом огорчился. И злость свою на Евгении вымещал, пока Тедди не подрос настолько, чтобы от него избавиться.
Он поднял бокал, выставив между собой и экраном, словно чернотой вина защищаясь от света.
— Тедди пришлось выживать и за себя, и за матушку. А она, к слову, его не простила. Любила, видишь ли… любовь — опасная вещь, заставляет терять разум. Тедди стал королем, а она не захотела. Он мог бы купить ей любой дом в этом треклятом городе, за исключением, пожалуй, Королевского дворца, но она отказывалась уходить из своей конуры. Видишь ли, в этой квартирке она была счастлива.
Войтех хмыкнул.
— Он приставил меня приглядывать за нею… и учиться. А я сумел понравиться ей настолько, что она согласилась встретиться с ним. Замолвила за меня словечко. Так оно и вышло. Своих детей у Тедди не было. Сифилис… и это нам не интересно, верно?
Таннис кивнула.
Уйти не позволят. Но она готова попробовать. Хуже нет, чем просто сдаться.
— Я оказался в его свите. В этом доме, который, как он надеялся, я унаследую. Он так и не смирился с тем, что его вместе с матушкой вычеркнули из рода. Годы я стоял за его спиной…
— А потом сидел на его троне?
— Сижу. И просижу еще долго, — поправил Войтех, накренив бокал. И вино, добравшись до края, потекло по выпуклой стенке, скользнуло на ножку, окрасив ее багряным. — Он старел. И не становился умнее. Напротив, болезнь грызла его изнутри, его тело выглядело здоровым, а его разум гнил. Я оказал ему услугу, избавив от мучений. Вот такая история, Таннис. Видишь, дорогая, я предельно откровенен с тобой. И в ответ жду, что ты проявишь благоразумие.
Куда она денется?
…в комнату с узкими окнами-бойницами. Стены обтянуты тканью, но камень близко, и камень мокнет, а на ткани проступают влажные пятна. От гобеленов пахнет пылью. И мертвые цветы в древней, с трещиной, вазе покрылись паутиной.
— Извини, дорогая, — Войтех поцеловал руку, — убраться не успели. Да и со слугами беда. Не найти неболтливых. Поэтому придется немного потерпеть.
Кровать на постаменте. Балдахин, провисающий под собственной тяжестью. Влажный бархат и жесткое золотое шитье. Впрочем, золото давным-давно поблекло, а бархат поточила моль.
— Обустраивайся. И надеюсь, ты спустишься к ужину?
Это не просьба — приказ. И Таннис с улыбкой отвечает:
— Да… Освальд.
Одобрительный кивок и прикосновение, от которого она все-таки отшатнулась.
— Не стоит меня бояться. — Освальд против ожиданий не разозлился. — Вспомни, когда-то ты была в меня влюблена…
— В Войтеха, сына аптекаря… и единственного, как мне казалось, друга.
— Я и сейчас тебе не враг.
— Мне нужно время.
— Всем нужно время, Таннис. Так уж получилось, что именно времени нам всегда и не хватает. Но… я и вправду не стану тебя торопить. Отдыхай.
Он вышел, но дверь запирать не стал.
Проклятье. Таннис стояла посреди комнаты, обхватив себя руками, пытаясь унять дрожь и дурноту, которая подкатила к горлу.
…влажное перо.
…влажная овечья шерсть, которую привозят в мешках. И мешки приходится таскать. Они тяжелые, и после второго-третьего спина начинает ныть. Но останавливаться нельзя, сзади подгоняет мастер. Он должен следить за всеми, но смотрит лишь на Таннис. И шипит, стоит ей замедлить шаг, увольнением грозится. А другой работы она не найдет, разве что в борделе.
Надо успокоиться. И дышать, сквозь стиснутые зубы, глубоко, до ломоты в ребрах, до кругов перед глазами… не сесть — упасть в низкое разлапистое кресло, которое трещит и опасно кренится. Кресло дряхлое, как и все в этом доме.
