Невольница для зверя, или Попаданский кодекс мести (СИ) - Мар Диа (читать книги без .TXT) 📗
— Я надеюсь, — шепчу я. Открываю пробку, подношу сосуд к самым губам и нашептываю над ароматной жидкостью слова, что уже знаю наизусть:
— Ты, вино, подобно крови, наполняешь грудь любовью, ты сердца соединяешь и Вселенные меняешь…
О, черт! Коньяк! Коньяк, а не вино! Не сработает…
Отбираю у Михаэля карту и поворачиваю обратной стороной. Говорю очень тихо, чтобы никто не слышал:
— Сбрось невидимые стены и открой врата Вселенных. Остывая на губах, на ту сторону отправь… Михаэля Азара!
А он смотрит на меня и не понимает, что я делаю. Мне кажется, что его глаза блестят от слез, а на губах в мягкой улыбке чудится печаль.
— Захотелось выпить на дорожку? — говорит он и подает руку. — Скорее, нам нужно бежать. Спасибо, дедушка, — он поворачивается к раммону. — Еще свидимся. Спасибо за помощь.
— Не пропадай, внук, — дед хлопает его по плечу и немного отступает, подает знак двум магам идти с нами.
На бегу я вкладываю дедову фляжку в карман пальто Михаэля:
— Это для тебя, — проговариваю с тоской и едва сдерживаю слезы. — Выпей, когда будешь сильно скучать обо мне.
Он сглатывает и коротко кивает.
— Вперед!
Мы мчимся подворотнями и почти вылетаем в густой подлесок. Издали слышатся голоса, шаги, грохот. Михаэль принюхивается и шипит:
— Нужно быстрее! Они уже здесь! Их много!
Я вглядываюсь в карту на бегу. Кажется, мы не сбились с пути: не успели. Красная линия змеится проулками и убегает в лес, как кровавая речка. Впереди четко обозначен холм, а у его подножия — жирный крест. Что это, интересно?
— Да я эту шлюшку… — слышится позади рык Виктора, перебитый одышкой, — заставлю все повторить!
— Элен, — шепчет порывисто Михаэль, — бежим! Мне их не одолеть, ты должна найти способ переместиться! Прошу тебя!
Я вздыхаю. Ни вина, ни даже коньяка больше нет. Два мага, оставшиеся позади, вряд ли сдержат напирающую рать Конторы. Единственный ответ — крест у подножия холма. Красный, как кровь, и вычерченный нарочито жирно.
Мы несемся подлеском, путая следы, и ноги вязнут в подтаявшем снегу. Холодная жижа наполняет ботинки. Низ пальто обмок так, что хоть отжимай! И бежать с каждым шагом все тяжелее: вот-вот носом вниз свалимся. И тогда точно — все.
Впереди, в переплетениях голых веток, высится холм. Он похож на уснувшего под снежным покрывалом медведя.
— Здесь, — говорю я. — Он что-то спрятал тут.
Дыхание жжется, но мы несемся вперед и замираем возле валуна, размером с крупного медведя.
— Вольпий — шутник, однако, — говорит Михаэль и жестом просит меня отодвинуться. — Как бы ты одна это прошла! Был бы он жив, я бы его лично придушил бы.
Я вижу, как вспыхивают огнем волчьи глаза. Михаэль рычит и толкает камень плечом. Воет от боли сквозь зубы, но камень поддается и смещается в сторону.
А я лишь диву даюсь. В мокрой земле вырыт небольшой тайник. Стенки его укреплены щепой и дерном, а в самой глубине переливается кроваво-алый камень на шнурке.
Я склоняюсь и сжимаю пальцы. Руке тут же становится горячо. На гладко-огненной поверхности — гравировка. Одно только слово. И я знаю, что если произнесу его, наступит конец.
Конторщики появляются на пригорке, и Михаэль тянет меня в сторону. Мы бежим через лес, задыхаемся, спотыкаемся.
— Скорее, Элен, — торопит Михаэль и подталкивает меня в спину. — Еще немного!
— Я не могу! — выкрикиваю сквозь одышку. — Больше нет сил!
Сил действительно нет. Ноги подкашиваются. Одежда давно изодрана мерзкими колючками, а обувь пропиталась талой водой.
Лес внезапно расступается, и мы оказываемся на краю обрыва.
Михаэль говорит мне, чтобы я уходила, чтобы спасалась. Я отвечаю, сама не понимаю, что лепечу, и плачу. А он шепчет, что любит и отстраняется. Я знаю, что каждый его шаг — длиной в вечность, и не могу ничего сделать. Мы расстаемся. То, чего боялась больше всего, случилось.
— Я люблю тебя. А теперь беги! И ни о чем не жалей, — бросает Михаэль и трансформируется.
Чтобы спасти его, у меня остался один шанс. Выбор, что разлучит нас навсегда. Гляжу на амулет в ладони и, глотая слезы, шепчу:
— Сказке конец!
Камень в ладони становится еще горячее. Кажется, что кровь закипает под кожей там, где он ее касается. Где-то внизу слышатся звуки борьбы, хруст веток и плеск подтаявшей жижи, но они доносятся словно через толстое стекло. А передо мной — каменное ущелье, на дне которого спит смерть. Краски смазываются, запахи уносит ветер. Я больше не принадлежу этому миру.
Эйфория проникает в кровь и подхватывает меня в полет. То ли взлетаю, то ли падаю. Уже не вижу ничего, кроме блаженных вспышек белизны: ослепительной и яркой. Уже не чувствую ничего, кроме бесконечной радости.
И любви. Бесконечной. Найденной… и потерянной.
Белизна разъедает меня до костей. Вливается внутрь. Забирает сознание и выворачивает наизнанку. И я плаваю в небытии, пока меня не вырывает обратно знакомый голос:
— Лена! Ты меня слышишь?
Правило № 54. Верь до конца
Я знаю, что этот прыжок в никуда последний. Но ради ее жизни я готов рискнуть собственной шкурой. И не одной.
Драка неожиданно обрывается, не успев толком начаться. Конторщики замирают, отступают, стоит Элен рухнуть на землю.
Дед подает мне мое пальто, благо я успел его скинуть перед тем, как в волка превратиться, и качает головой. Я вижу в его глазах сопереживание и сочувствие. Хочется закричать, чтобы не жалели меня, но я сцепляю до боли зубы и опускаю глаза. Я был счастлив, был любим. Разве можно об этом жалеть?
Протискиваюсь сквозь толпу и всматриваюсь в любимые, но теперь чужие глаза. Она ушла в тот мир. Моя Сказочница. Моя Элен.
— Где я? — испуганно шепчет девушка, широко распахнув морозно-синие глаза. Она позволяет себя поднять. И она все еще пахнет моей любовью, моими прикосновениями и поцелуями. От этого так тоскливо и больно, что меня почти не держат ноги. Не падаю только потому что примораживаю себя на месте, натурально вырываю из души чувства. Зачем, не знаю… Просто чтобы жить дальше и верить, что когда-то, где-то, может быть…
Я ухожу. Как только понимаю, что девушке ничего не угрожает. Просто разворачиваюсь и иду прочь. Дед не оставит настоящую Элен, он обязательно поможет. В ней нет магии, что манила Контору, нет великой силы, способной преодолевать пространства. Война окончена, расходимся, голодные волчата.
Я бреду снежными полями босой и не чувствую холода. Я жив, но мертв. Знаю, что другого выхода не было, но мне все равно так кисло, что не передать словами. Когда она сможет найти способ вернуться? Да никогда, потому что наш мир для нее — смерть или вечный плен. Контора затаится на время, пока дед жив, а потом все равно поднимет охоту. Власть имущие никогда не успокоятся, и Элен будет бегать всю жизнь, как и ее отец — Вольпий. Я не смогу защитить свою любимую, я бессилен.
Как попал на дирижабль, не помню. Слышал голоса, потом ломало все тело, потом меня тащили. Приоткрыл тяжелые веки, когда мы оказались в небе. Плевать. Захлопнул их обратно и проспал всю дорогу. Меня мутило во сне, кидало из угла в угол, рвало, будто я отравился, а потом пришла успокоительная темнота. Такая тихая и ледяная, что, открыв глаза в нашей с Элен комнате в дедовом особняке, я ловлю себя на мысли, что хочу одного — у-ме-реть. Но я обещал ждать. Сколько бы ни пришлось. Даже если сотни лет.
— Хватит валяться, Михаэль, — ворчит дед и ставит передо мной небольшой переносной столик. — Свет клином сошелся?
Я поднимаю на него горячий взгляд, и он показывает раскрытые ладони.
— Я понимаю. Просто… — он поджимает старческие губы и отводит взгляд. — Годы идут, я не вечный, а хотелось бы еще внуков увидеть.
— Ты знаешь, что это невозможно, — говорю охрипшим голосом. Лоб горит, а мышцы скручивает, будто я в стиральной машинке побывал.
— Ну, ты супчик поешь, а там чем-то займемся. Не будешь же вечно в постели валяться. А то вдруг вернется благоверная, а ты как бегемот тут разлегся и ждешь Вселенской справедливости.
