Ветер Безлюдья (СИ) - Татьмянина Ксения (читать книги полные txt) 📗
Вот во Дворах и в трущобах можно вдохнуть целую палитру — паркетный воск, обои, шерсть, ткань, дерево, пыль всех видов, плесень и даже землю. Запахи кухни, еды, — единственное, что могло объединить старое представление о доме с новой современной ячейкой этого человеческого муравейника.
Словарь синонимов стоял на второй верхней полке и был самой толстой книгой. Информационно — устарел, но отец его хранил из-за ностальгии — подарок дедушки на его семилетие, со стихами, написанными от руки на фронтисписе.
— Как там у твоей тетки дела?
Я посмотрела на него сверху вниз, понимая, что вопрос не про тетю Лолу, а про Эльсу.
— Хорошо. Стала про тебя спрашивать.
— Нет, мне подробностей не нужно. Я все равно не поеду ее навещать или что-то вроде того… у тебя сейчас много уходит на ее содержание?
— Нет. Отопительный сезон давно кончился, поэтому коммуналка стала меньше. Сезонные фрукты и овощи тоже дешевле, я их беру.
— Хорошо. Да, это даже хорошо, что ты к ней ездишь… нужно всегда видеть и помнить. К чему приводит гонка за пустыми мечтами, розовые очки и безответственность. Где я сейчас, и где она. Учись, Лисенок, и сравнивай. Думай над тем как ты хочешь жить.
Он стал тереть подбородок, но от чтения не отвлекался, говоря это между делом. Мелькнула мысль сказать ему о предчувствии самой Эльсы о скорой смерти, но он мог воспринять это за блажь, манипуляцию. И я знала, что спрашивает о ней из вежливости. Насколько сильно все же вытравились их отношения.
Словарь не удержался в руке, пока я протирала под ним полку, он скользнул из ладони у стукнулся ребром о край. На пол не упал, я все же удержала книгу, но из-за этого удара из толщины листов вдруг выскочил белый треугольник. Потянув за него, достала напечатанную фотокарточку. На ней папе и Эльсе было лет по шестнадцать. Две рыжие головы, две белозубые улыбки и глаза, полные счастья — селфи на смартфон тех лет. Снимок как под заказ на тему разговора и моих размышлений. Я аккуратно положила книгу и открыла на середине, — листы разошлись там, где было вложено несколько карточек. И местами странички оттопырились, где всего по одной-две фотографии. Везде он и Эльса — детские фото, что снимали бабушка или дедушка, школьные, самые старшие — восемнадцати, когда папа уже уходил в самостоятельное плаванье в ВУЗ и отдельное проживание. И снимки были других периодов: мама, — улыбчивая, хрупкая, с копной темных волос под каре, сидела на подоконники большой рекреации. Папа за кафедрой у стереоэкрана — лохматый с приличной бородой по моде тридцатых.
— Чего ты там затихла?
— Фотографии нашла.
— Что? — Папа поднял голову и схмурился, увидев словарь, заворчал: — Не надо в этом копаться…
— А зачем ты их распечатал? У нас огромный цифровой архив, там же все есть.
— Спустись, а то свалишься… я всегда боялся, что что-нибудь случится с жестким диском и все исчезнет, или вирус сотрет. А на бумаге, это вещественно, материально.
— Потерять, порвать, сгореть, она даже выгореть на свету может легко. В чем разница?
— Я тебе не объясню даже… Разница в том, что я могу держать фото в руках, и уничтожить снимок можно только силой. Ты не должна была находить их.
Я спустилась к его креслу.
— Почему?
— Потому что ты не удержишься и все расскажешь маме.
— Не расскажу.
Он забрал у меня стопку фото с Эльсой и с улыбкой стал их перебирать.
— Твоя мама слишком не любит твою тетку, та в один период очень мешала нашей семье своими требованиями. А я, по мягкости, слишком ей потакал. В один из дней мы сильно поссорились, так Надин села за компьютер, пока меня не было дома, и стерла несколько папок из семейного архива. Я восстановил почти все благодаря тому что копии остались у родителей. Но чего у них не было — уже не вернуть.
Ближе к последним страницам в закладках я нашла особое фото. Взяв в руки снимок, почувствовала, как похолодели пальцы — отец сидела за своим рабочим столом в нашей последней квартире в трущобах, печатал что-то, смотрел в экран, а на его плечах лежал тощий серый кот. Папе по виду как раз около пятидесяти, значит, это было то время…
— Бусик…
Я никогда не видела, чтобы отец бледнел! Всегда краснел, а здесь вдруг схлынул в цвете. Он поднялся со своего места быстро, забыв о спине, выхватил у меня из рук словарь и снимок:
— Хватит! Все, иди занимайся кастрюлями. Не нужно убираться, не нужно копаться в моих вещах!
— У нас был когда-то кот?
— Н… ннн… не надо расспрашивать, — с заиканием процедил он, — это ерунда, случайность и все — п-притащил с собой мой знакомый, потом унес. Это его кот, а не наш.
— Какой знакомый?
— Давний. Все. Тема закрыта, и не лезь к фотографиям, они мои. Я же к тебе не прихожу и не роюсь везде? Не лезу?
Не все тайны раскрыты. Еще недавно мне казалось, что папа и мама рассказали мне про убийство и клинику, и это было единственное, что стоило от меня скрывать. Реально важное! Но зачем делать тайну из того, что у нас какое-то время жил кот? Не долго — иначе бы я помнила это из не стертых месяцев своей жизни. А как узнать? У кого спросить? Кто сможет ответить, даже если знает?
Жареная картошка
Утром следующего дня на город упала жара. После дождей воздух превратился в горячий и влажный пласт, в котором труднее дышалось и ходилось. Хотелось скорее занырнуть обратно — в прохладный полихаус, или в прохладную станцию метро.
Я вспотела быстро, но и быстро остыла, пока ехала в вагоне на встречу с Тимуром. Сообщение получила вчера с вариантом, если найду время, встретиться недалеко от больницы, где его жена была на ЛФК, а он как раз располагал часом свободного времени. Я согласилась.
— Извини, что выдернул… я же не сильно помешал планам, что попросил встретиться здесь? У меня бы самого больше времени ушло на дорогу…
Тимуру было неловко, что я подстроилась под него.
— Не смогла бы, не приехала, не переживай.
Он был почти такой же — полный, в костюме, с принт-ноутом в руках. Но в нем чувствовалась энергичная, деятельная струнка, что и рыхлость тела превратилась в плотность. Тимур был собран, суетлив и радостен. Намного здоровее стал выглядеть и моложе. Мы встретились вовремя прямо у больницы и решили, что дойдем до кафе на соседней улице, чтобы не торчать в неуютном зале ожидания.
— У тебя, я вижу, все хорошо?
— Да! Это так сразу даже и не рассказать! Я так… так боялся раньше потерять работу, что до ночи сидел в соцслужбе, трудоголик до мозга костей. А теперь вот, видишь, ушел и занимаюсь тем, чем хочу. Времени больше. С сыном общаюсь… Это все из-за моего отца, он вечно терял работу и мы сидели без денег, вот и привилось, что надо в первую очередь зарабатывать, и не дай бог, если уволят. Страшно повторять его ошибку… Папа был непутевый, выпивал, но тихо. Он бы и мухи не обидел! Его осудили несправедливо.
— И тебя потом как раз бабушка к себе забрала?
— Да. Увезла подальше и в другую школу перевела.
Я еще в метро засунула наушник в одно ухо, чтобы чуть сжульничать подслушиванием — ради интереса. Но его, как и Наталью в последний раз, я уже не слышала. Нашелся второй потеряшка… и это меня очень радовало.
— У тебя какие новости? Есть что-то по поискам?
— Есть.
Еще в феврале Тимур был посвящен во все, и не удивился невероятному. В глаза он не видел ни разу ничего аномального, но поверил следователю. Помочь мало чем мог — раз дело закрыли, то и его расследование по прежней должности тоже быстро свернули. А вне системы — все что он знал, это трущобы и трущобные жители. Все легальные, многие с родней, не многие — очередники в приют. За прошедшие месяцы все события застопорились, так что и Тамерлана не за чем было дергать, — он смог найти новое место, вернуться к семье, наладить свою жизнь.
С жары мы, наконец-то, зашли в кафе и сели не у окна, а в глубине зала, чтобы не слепнуть на солнце.
— Рассказывай свои новости.
