Одна из тридцати пяти (СИ) - Ромова Елена Александровна (читать полную версию книги .txt) 📗
Удар следовал за ударом, но моих эмоций эта женщина не увидит.
— Катись к дьяволу, — прошептала я, решив, что терять уже нечего.
И пусть прихватит сыночка — вдвоем в адской топке не так скучно.
Не смотря на браваду, мне было больно. Хотелось кричать, бить ногами и руками.
Королева едва заметно улыбнулась, пожалуй, даже одобрительно, пошла к двери, а я, собрав силы, бросила ей вслед:
— Он этого не делал!
— Что? — она обернулась, плотно сжимая губы. — Что ты сказала?
— Я знаю, он этого не делал, — совладав с дрожью, прошипела я.
Я не видела ее лица, не знала, какое выражение замерло на нем. Ответом стал оглушительный хлопок дверью.
Надо мной склонились служанки, и я приподнялась, глотая слезы и понимая, что на этот раз встать мне придется без настойки. Однако спустя несколько минут прислуга убедилась, что любое движение для меня подобно подвигу. Несколько раз я теряла сознание и, пожалуй, возвращалась на этот свет лишь из-за дурацкой гордости.
— Вы можете говорить? — лекарь сидел на постели напротив меня, наблюдая сквозь растущее беспокойство за моим состоянием. — Леди Джина, я не могу дать вам настойку еще раз. Это убьет вас. Но вам нужно встать. Самой.
Я не слышала и половины слов, что произносил этот мужчина.
— Вы помните, что было в прошлый раз?
Признаться, нет. Я ничего не помнила, кроме вкуса этого зелья.
— Если королева прикажет, я буду вынужден починиться, вы понимаете? Настойка убьет вас. Вы обязаны подняться, — он обхватил голову руками, понимая, что умирающий человек, вроде меня, просто не способен на такое геройство.
Я снова ухнула в темноту, пробудившись лишь тогда, когда к лицу прикоснулось что-то мягкое, заскользило назойливо. Приоткрыв глаза, захрипела. Мне подали питья — простой воды, хвала небу.
Служанки пытались наложить пудру и румяна, чтобы скрыть бледность моего лица, припухшую губу. Думаю, результат был нулевой, потому что обе недоуменно распрямились, оглядывая свою работу, и их бесцеремонно растолкал лекарь.
— Леди, как вы себя чувствуете?
Я не могла говорить. Казалось, посещение Генриетты отняло у меня все душевные и телесные силы. Снова начала болеть рана. Мое тело горело огнем, горло саднило, в глазах вспыхивали точки.
— Она не встанет. Умрет, — мрачно изрек мужчина, быстро уходя из поля моего зрения.
Мысли путались. Мне показалось, что в комнате был отец, сидел со мной, положив мою голову себе на колени, гладил, убаюкивал. Так бы и спала, но меня резко встряхнули, разжали сведенные челюсти, и мне в горло ворвалась горьковатая жидкость.
— Дышите… дышите, Джина! — приказал лекарь. — Сейчас станет лучше…
Его голос витал в моей голове, на грани между забытьем и реальностью.
Но через несколько минут, как он и обещал, стало лучше: я услышала звуки, окружившие меня со всех сторон — тихие шаги прислуги, шепот, звон колокола в придворной церквушке. Сердце заклокотало так сильно, что на некоторое время заглушило все.
— Вы можете пошевелиться? — все тот же обеспокоенный напряженный голос лекаря.
В подтверждение я приподняла руку, перемещая ее на лоб.
— Говорить? — снова спросил мужчина. — Скажите что-нибудь, Джина.
На ум приходило лишь одно:
— Райт…
— Хорошо. Через пару минут мы с вами попробуем встать.
Я распахнула глаза, глядя на этого человека, который смотрел на меня с искренним состраданием, и удивилась той неизбежности, которую сулил этот взгляд.
— Я умру?
Лекарь растерялся, вздохнул, промокая платком виски. Прочистив горло, он сказал:
— Вы будете жить, если только чудо свершится, леди. Я сделал все, что мог. Рана воспалилась, вы истощены. С помощью валмора я способен подарить вам лишь несколько часов жизни, но затем, когда действие иссякнет, ваши силы растают. Ваш организм не сможет бороться с раной, и вы умрете.
— Я снова буду не в себе?
— У меня есть снадобье, способное оставить ваше сознание ясным, но оно немного снизит эффективность валмора.
— Я хочу понимать, что происходит.
— Я не должен вам его давать, — зашептал лекарь, склонившись надо мной, — если королева узнает…
Я глядела в его глаза, он — в мои. Может быть, нам обоим уже мало что осталось в этой жизни, а может сострадание в душе лекаря взяло вверх, но он заговорил:
— Хорошо, леди, я дам вам снадобье. Но пообещайте, бороться. Когда валмор прекратит действие, не засыпайте, главное, не засыпайте.
Я кивнула. Мужчина подошел к столу, перетер в ступке какой-то травы, плеснул туда жидкость из нескольких пузырьков. Прислуга вряд ли понимала, что делает этот человек, поэтому он снова беспрепятственно склонился ко мне, давая выпить получившуюся смесь.
Дальше вмешались служанки — стащили меня с постели и принялись одевать. Эта мука была бесконечно долгой, я норовила упасть, все время шаталась, пока во мне росли пробужденные настойкой силы. Второе снадобье лишь слегка притупило действие дурмана, мне слышались звуки, которых не было, перед газами мелькали тени и тут же растворялись в воздухе. На мне было столько драгоценностей, что, казалось, ступи я шаг, по дворцу разольется перезвон.
А потом меня усадили в кресло, где я смогла окончательно прийти в себя, если такое, вообще, можно сказать о раненом человеке.
Когда в дверь постучали, услужливый лекарь подхватил меня на руки, и мы вышли в коридор, где дожидалась стража. В самый разгар дня — ослепительного, солнечного — коридор был пуст и до самого тронного залы мы не встретили ни одного человека, кроме расставленных по периметру гвардейцев и воинов гарнизона в доспехах. Перед дверьми лекарь поставил меня на ноги, шепнул: «Только не усните» и быстрым шагом пошел прочь, нервно теребя ворот рубашки. Служанки старательно поправили мое темно-зеленое шелковое платье, и двери в тронный зал распахнулись, приглашая войти.
— А вот и наша драгоценная леди Джина! — Эдмунд мерил шагами тронную площадку, в центре которой расположился тот самый пресловутый трон, на который все примерили свои задницы. А рядом с ним стоял трон поменьше, в котором восседала Генриетта.
Все мои силы были направлены на то, чтобы подойти к ним, поэтому я проигнорировала приветствие.
— На колени, дрянь, когда с тобой говорит король! — рявкнул Эдмунд, но я продолжила идти, бросив чуть слышно:
— Ты не король.
Эдмунд, наверно, был в бешенстве. Однако его мать мягко проговорила:
— Оставь ее, она едва дышит. Бедняга должна дожить до появления Райта.
Райт. Это имя, как сильный шкальный ветер, врезалось в меня. Сердце замолотило, кружа голову.
— Пусть сядет у моих ног! — потребовал принц. — Пусть жмется ко мне, как собака!
О, как же он хотел произвести впечатление на Райта, заставить последнего страдать и мучиться.
Меня усадили у трона, на который через секунду водрузился принц, свесил руку с подлокотника и вцепился мне в волосы, заставляя приблизиться.
Тронный зал был полон солдат, советников и духовных лиц. Мне оставалось лишь гадать, для чего Райту появляться здесь. Неужели из-за меня? Неужели он рискнет всем, даже собственной жизнью, вторгаясь в логово змей?
Я с трепетом ждала, когда откроются высокие створчатые двери, и сквозь льющийся мне навстречу свет я увижу высокую широкоплечую фигуру. Кажется, это давало мне силы дышать, говорить… жить.
— Ваше величество и ваше высочество, — объявил старший канцлер, покуда пред нами предстали четыре человека, — прибыл лорд Берингер и его спутники… эм… — озадаченно пожал плечами, угадав лишь одного знакомца в этой разношерстной свите.
Впрочем, сопровождающие регента остались стоять у дверей в то время, как надменный, яростный, мрачный хищник двигался к нам. Белоснежная рубашка с воротником-стойкой, угольно-черный дублет, смоляной плащ с застежкой на плече, меч на поясе — Райт шел к нам уверенно и спокойно. Может, и было что-то благородное и милосердное в нем, но сейчас все это мирно дремало. Из его темных глаз глядело кровожадное чудовище, способное на единственное — хладнокровное, жестокое убийство.