Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Они изображали два портрета — мужчину и женщину в старинной одежде, которая не существовала на Земле, наверное, ни в одну эпоху. Отчего-то Соня заинтересовалась, кто на картинах. До этого позолоченные рамы служили только меткой в ее поисках выхода. Теперь же некой тайной веяло от одухотворенных лиц, которые в перевернутости восприятия показались чем-то похожими на Раджеда, необычностью заостренных линий.
— Это лабиринт осознания, — донесся тяжкий вздох чародея, и Софья невольно догадалась, что ответ ищет сам хозяин башни. Как знать, может, повторяющаяся комната когда-то снилась ему самому в кошмарах. Вероятно, он многое пережил в своем опасном мире. Многое… Ожесточившее его. С портрета внимательно смотрел похожий на него маг, и вскоре удалось разобрать перевернутую подпись с именем и титулом — покойный отец льора. И рядом не замечалась раньше женщина неземной красоты с ясными честными глазами цвета янтаря — покойная мать. Что-то больно сжалось в сердце Сони, страх потерять семью вновь усилился. И обожгло, что сам льор тоже не из каменной породы родился, не из самоцветов. Человек из плоти и крови, который когда-то, наверное, тоже любил своих родителей, и его любили. От ненависти не оставляют на долгие века портреты на шелковых лентах. Но что-то произошло, что-то… оставившее в одиночестве среди окаменения. Одиночество хуже чумы выедает трепетную душу.
Софья почти в оцепенении смотрела на мать льора, не веря, что такая женщина способна воспитать настоящее чудовище, захотелось рассмотреть ее неперевернутый образ. И в тот миг Софья вспомнила, что только в башне Раджеда удавалось гулять по потолку и стенами. Он явно смеялся над физическими законами. Она подошла к стене, уже не с наскока, не в прыжке, а спокойно ступила на шелковые обои, лишь слегка удивляясь, как кроссовки не оставляют грязных следов. Пространство комнаты закружилось: потолок и пол вставали на законные места, вновь под ногами отзывался холодной твердостью мрамор.
Софья же неотрывно следила за портретами, чтобы не потерять ориентир. Взгляд матери льора казался в тот миг путеводной звездой. Одухотворенное молодое лицо не лгало, ни один художник не сумел бы скрыть за маской доброты пустого злого человека. Как странно… странно было сознавать, что льор тоже человек, по-своему, наверное, очень несчастный.
Но стоило отвести взгляд от портретов, как вновь сковывал гнев: никакая душевная рана не давала ему права так распоряжаться судьбой несчастной пленницы. Никакой по-настоящему добрый человек не стал бы похищать маленькую девочку в качестве приманки. Вероятно, Раджед тех времен, когда в башне кипела жизнь, слишком давно умер, окаменел вместе с кораблем с рудника-причала. И от того не возникало к нему жалости. Прошлое оставалось в прошлом. Поступки в настоящем — вот цена человека, вот мера его. О прошлом можно сожалеть или раскаяться за содеянное. Но вместо того они вновь наткнулись на взаимную неприязнь, Соня вновь попадала в его недобрые игры. И все же…
В лабиринте загадочных комнат всегда оставался выход! Словно Раджед испытывал ее, проверял, насколько она умна. На этот раз Софья раскусила хитрое устройство фальшивой анфилады: стоило лишь вспомнить, что расположение потолка и пола имеет значение. Порог дверей обретался теперь на законном месте, с панно смеялись тонкими губами витиеватые львы и корчились поверженные змеи. А за дверью виделся новый зал иного цвета, бледно-молочный, словно жемчуг.
Стоило опасливо пробраться в него, как плечи хлестнул холод, пространство подернулось разноцветными бликами, точно заискрился гигантский алмаз. Двери моментально заросли стеной, исчезли четкие очертания. Льор изменял облик башни, как того желал, заключая в новую ловушку-головоломку. Он вновь изматывал ее, испытывал, и на этот раз мучением представил встречу… с самой собой.
Лицо утонуло в бесконечных отражениях: теперь пол, потолок и стены обратились в сплошное зеркало без стыков и возможности зацепиться хотя бы за какую-то мимолетную деталь. Стекла выстроились бесконечностью, в которой тонули очертания щуплой ссутулившейся девушки.
Сознание Сони не сразу приняло, что это она, это ее отражение, сотни раз повторенное, даже не искаженное. Она поежилась, озираясь в поисках выхода или подсказки. Но со стен растерянно хлопало глазами свое лицо, сужая пространство, доводя до головокружения. Софья взмахнула рукой — и сотни ее копий повторили жест; приоткрыла губы, поперхнувшись воздухом — и множеством клонов согнулись такой же нелепой дрожью.
Время ощущалось отдаленно, лишь пробегал мурашками хлад, исходивший от серебрящейся поверхности. Лучи света погружались в путы взаимных отражений. И среди них слабо брыкалась, как муха в паутине, одинокая пленница льора. Они повторяли за ней малейшее движение. Которая настоящая из них?
Она припоминала историю, рассказанную одним из учителей в школе: будто в давние времена какому-то дворянину изменила его возлюбленная, и в наказание он запер ее в комнате в зеркальными стенами. Через неделю она сошла с ума.
Этого же добивался Раджед? Лабиринт осознания… Вот, где начиналась настоящая ловушка. Не рудник, не мучения тела — только сотни зеркал. Софья сглотнула желчь подступившей дурноты, закрывая лицо руками, чтобы не потеряться в этом бесконечном пространстве.
Откуда Раджед ведал, что она ненавидела зеркала? Боялась их, хотя в ее комнате родители беспечно установили самое большое, во весь гардероб. Но мимо него удавалось всегда проскальзывать быстро, игнорировать, как слишком привычный элемент интерьера. Софья не любила свое отражение, вечно теряясь в вопросе, чье это лицо, чьи глаза. Каждый раз что-то болезненно теряло синхронность в мыслях: кто-то из зеркала и кто-то живущий — разные люди. Обманная хрупкая оболочка, молодая, притягательная. И тяжелый камень размышлений и разочарования в людях, который, казалось, вечно лежал на сердце. Разные существа. Совершенно разные.
Соня лишь больше разозлилась на Раджеда: даже если он не ведал о ее тайной фобии, то делал ей снова больно. Он снова мучил, не получив должной благодарности. Да, она в отчаянии попросила его защитить Сарнибу, но она не клялась, что ради этого останется в башне. Никто не имел права распоряжаться ею как вещью! Но ведь… и льор не был обязан слушать приказ какой-то девчонки.
Софья сдвинула брови, оскаливаясь. Клоны отражений повторили, отчего лицо вновь исказилось, застыло нейтральной маской. Смотреть на эти множество раз повторенные гримасы? Бессмысленно. Пленница приблизилась к одному из зеркал, пробуя его на ощупь, но стекло оказалось непроницаемым и гладким. В душе у Раджеда тоже стоял какой-то зеркальный барьер, который отражал лишь проекцию его собственных мыслей, не пропуская воззвания других. А, может, так у каждого. Каждый заперт в своей зеркальной комнате.
Соня ступила с опаской на зеркало, поднимаясь по стене и проходя по потолку. Хотя кто разберет, когда законы гравитации не действовали, да и обстановка совершенно не менялась. Зеркала, зеркала — острые пики взоров с той стороны, осколки собственных сущностей. Смещенное восприятие окутывало прозрачным саваном, холод нависал равнодушием. Софья ощупала все стены, каждый угол, старательно игнорируя свои отражения, но они все подступали, выискивая ее, вытаскивая, заставляя это странное существо из головы принять, наконец, что еще тащит на себе сосуд из мышц и костей.
Софья ненавидела собственное тело, этот хрупкий предмет необходимого быта, это несимпатичное во многих проявлениях свидетельство земной жизни. Зеркала и видеосъемка слишком откровенно напоминали, что у души есть еще вместилище. А вырваться бы! Лететь, расправляя белые крылья. Но белые ли? И куда лететь? Софья бессильно прислонилась лбом к зеркалу, тяжело дыша, словно пробежала кросс на короткую дистанцию. Она осознала: из этой ловушки выхода нет. Льор выжидал, когда она взмолится, когда предмет женского тщеславия сведет ее с ума. Но она решила принять это испытание, уже ради себя, коль скоро ей обещалось какое-то осознание. С горящими презрением глазами она узрела себя посреди тысяч танцующих призраков, холодных виллис. Соня укусила себя за палец, намеренно до крови, отрезвляя.