Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
«Какое жестокое лицо, — прочертила она алый след на безупречной белизне. — Это я? Может, в чем-то он и прав. Он уже дважды рисковал жизнью ради меня, а я только обвиняла его. Но я не умею прощать. Жестоко!»
Софья сжала зубы, всматриваясь в свое отражение, показавшееся в высшей мере отчужденным. Какое-то холодное, хоть и юно-нежное лицо уставилось на нее из потусторонней глубины. Зеркало крало образы, танцевало тенями. И страшнее нет, чем встретиться со всех сторон с самим собой, с этой телесной оболочкой, которую носить короткий или длинный срок. Так наполняла ли ее душа?
Софья металась от зеркала к зеркалу, не находя ни двери, ни окна. И в этом пространстве звенели собственные мысли и чувства, двоились и троились разные рубежи собственного образа. Казалось, что она совсем не знает, кто это, что за картины летят на нее. В лживой глубине стекол маячил какой-то человек, один из многих, за которыми она всегда отрешенно наблюдала. Да, она всегда лишь рассматривала, как копошатся другие, как мимо нее течет людская жизнь. А кто ж она? Королева среди призраков? Тайный созерцатель великих печалей мира? Без собственной судьбы, без желания выбирать, чувствовать. Проще замкнуться на мысли, будто стоило родиться в другие эпохи, уйти на страницы книг. Глупости. Какие же глупости. В других эпохах будто было лучше!
Она… затворенная в своей раковине, как будто боялась себя, опасалась совершить ошибку. И ничего не делала, никому не доверяла, обо всех думала хуже, чем они оказывались. Да если бы… Люди раз от раза разочаровывали ее, как и Раджед теперь.
Нет-нет, ее вела правда, а не кривда зеркал, она слышала где-то в отдалении пение самоцвета, что составлял волшебный саркофаг над Ритой. Узнать бы, за какой из стен. Соня закрыла глаза, уже не обращая внимания на зеркала: пусть отражения кружатся без нее. Лабиринт осознания, чтобы увидеть себя под разными углами, но узреть вовсе не то, во что желал превратить ее льор. Она шла за сестрой, она желала спасти.
Песня самоцветов звала ее. И пусть тело поймал однотипный кордебалет отражений, душа рвалась прочь из ловушки, разрывая кожу, точно сквозь сведенные лопатки проступали крылья. И в тот момент она ощутила, как жжется между ключиц жемчужина. Как же она забыла!
«Жемчужина и нож. А, может, и получится, — пронеслась молния надежды, но тут же раздался раскат гнева: — Ты меня достал!»
— Ну, хватит! — непроизвольно громогласным эхом прозвучал голос Софьи. — Хватит.
И в тот миг зеркала пали, рассыпались вихрем осколков, подхваченные неведомой магией. Они не причиняли вреда, их разбрасывали в разные стороны незримые прозрачные нити, линии. Соня не ведала названий, упоенная созерцанием.
Наваждение растворилось: вновь предстал зал с молочно-белыми шелковыми обоями, нежилой, с зачехленной мебелью.
— Нет! Будь ты проклят, Иотил! Это твои уловки! Жемчуг! София! — тут же раздался нечеловеческий рев, который словно подхватили все чудища с картин и мозаик. Они выражали волю хозяина, шипели и выли на сбежавшую узницу.
Соня гордо выпрямилась, почудилось, что и впрямь за спиной распростерлись крылья, которые несли ее через десятки новых залов на зов самоцвета. Она постепенно училась различать их голоса. Они говорили, когда открывался вещий слух.
Сарнибу был прав: управлять нельзя, преступно, возможно лишь договариваться. Но Раджед этого не понимал, он наверняка преследовал, и скользкий страх сцеплял на ногах подлые путы. Гнев чародея обещал обрушиться куда большей силой, чем несмелые попытки девочки с Земли обрести магию. Но если бы янтарный льор ведал то, что она прочла в библиотеке Сарнибу! Кажется, именно эти заветные свитки и фолианты ускользнули из книгохранилищ благородного рода. Если бы… Но сожалеть о его незнании не хватало времени.
Соня терялась в переплетениях дверей и галерей, надеясь, что перед ней никто не выскочит из стены. Впрочем, плох хозяин, который не знает до мелочей своего дома. Стоило приблизиться к комнатке, где все громче звенел самоцвет саркофага, как, наверное, с потолка спрыгнул диким тигром льор.
Софья созерцала пламя в его расширенных глазах, разве только во рту не проступали клыки. Колдун взмахнул рукой с тростью — и вновь пространство закружилось, пол и потолок поплыли неровными линиями, меняясь местами, закручиваясь протуберанцами.
Пленница непреклонно остановилась напротив него, скрестив руки, прикрывая жемчужину. Она только разочарованно покачала головой, даже без слов осуждения. Ей уже так надоела эта игра, что не оставалось сил даже для страха. И, кажется, его отрезвил этот ненормальный покой. Раджед мотнул головой, сжимая кулак возле сердца, прикрывая устало глаза, шепча:
— Хватит! Больше никаких иллюзий.
Что-то щелкнуло взорвавшейся петардой, стены с изумлением поспешно поползли на свои законные места, восстанавливая узор кирпичной кладки.
— Вы это говорите себе? — колко заметила Софья. Мстительная злость все плотнее охватывала ее при виде мучителя. Лопатки больше не сводило от чувства незримых крыльев.
Раджед растерянно приближался к ней мелкими шагами, теребя жабо рубашки, точно ему не хватало воздуха. Льор хрипло продолжал, не забывая одновременно о неизменном лукавстве изречений:
— Да! Вот он я весь, перед тобой. София… Я ведь спас тебя.
— Спасли? Да… Вы отправились за мной в башню Илэни, — все так же непреклонно перебивала Софья. — Я благодарна за это. Отдельно за спасение. Но… Ведь это вы затащили меня в свой мир! Вы не говорили, как здесь опасно!
— Опять на «вы»… — вздохнул Раджед, уставившись куда-то в стену сумрачной галереи, точно там происходило неслыханное действо. Он помолчал, точно ломая себя, свою едкую гордыню, наконец, проговорив:
— Да. Не отрицаю, уже не отрицаю. Эйлис — опасное место.
Софья прислушалась, ей померещилось, что она встретилась с настоящим Раджедом, а не его парадной маской, не его игрой на публику. Но артист продолжал свою трагикомедию на сцене сломанных судеб.
— Но неужели ты не чувствовала, что именно этот мир звал тебя с детства? — подошел к ней льор, но Соня отступила на шаг. — Я недавно это понял.
— Чувствовала, — призналась она, ощутив безотчетную горечь. — Но даже если так, я здесь не нужна. К тому же, откуда мне знать, что вы снова не лжете?
— Насчет спасения? Ты не веришь, что я сражался ради тебя?
Раджед задрожал от негодования. Он рванул яростно камзол и рубашку, срывая застежки, зазвеневшие позолоченными завитками по равнодушным плитам. Слегка обнажилась мускулистая жилистая грудь… вся перечерченная едва зажившими, кое-где кровоточащими глубокими порезами, точно исполосовал огромный дикий зверь.
— Вот это не доказательство? Думаешь, я сам их нанес? — прошипел ожесточенно Раджед, поспешно прикрывая рубашкой свидетельства поединка, горестно отводя взгляд. Может, он заметил, как побледнела Софья, может, уже не надеялся докричаться до нее. Они говорили на разных языках. Хоть магия переводила каждое слово, она не доносила своевременно смысл.
Теперь же Софья остолбенела, почудилось, что за шиворот вылили водопад ледяной воды. Она еще никогда так близко не видела столь жутких ран с припухшими краями. Она с трудом представляла, какая боль сопровождает каждый порез, лишь догадываясь. Казалось, она бы не выдержала такой муки. Максимум, что доводилось пережить ей — это разбитые коленки и ссадины. Вот еще Илэни полоснула по щеке. Но здесь же… Точно полотно, на котором сама жизнь начертила цену смертоносных поединков.
Грудь исполосовали пять глубоких борозд и еще бессчетное количество мелких. Софья впервые видела так много ран. Ее отец никогда и ни с кем не дрался. Честно признавался, что, во-первых, против таких методов, а во-вторых, просто не предназначен для драк. Казалось, что Раджед со всей его утонченностью и манерностью тоже не создан для прямого противостояния. Она ошибалась, слишком беспощадно не верила.
— Не сами, простите, — пробормотала смущенно Софья. Ее обжигал невероятный стыд за то, что она даже не сказала по-человечески «спасибо» за помощь малахитовому льору. А ведь будь Раджед чудовищем, он бы просто грубо заткнул ее, не стал откликаться. Но он прислушался без всякой выгоды для себя. И победа над врагами далась ему нелегко. Пять шрамов наискосок — чуть более старых, и еще три — совсем свежие, незалеченные. С них сочились рубиновые капли и прозрачная лимфа.
