Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия" (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— Вы многого хотите, — сказала она, облизывая губы — не то нервно, не то приглашающе. — Многого.
Но когда он положил одну руку ей на плечо, а другой — притянул Луизу к себе за талию, в её взгляде не было отвращения — лишь разгорающееся любопытство. И Вильгельм не стал медлить с поцелуем.
Целоваться Луиза умела — её гибкий и ловкий язычок был словно предназначен для этого — точно так же, как и для лжи и лести. И даже когда Вильгельм перегнул её через письменный стол, грубовато задрал бархатные юбки императрицы и стащил с неё бельё, Луиза лишь тяжело — но явно не испуганно — задышала, с готовностью раздвинув ноги пошире, стоило ладони Вильгельма пройтись по её бедру.
…И теперь, лёжа в постели капитана гвардии, Луиза не выглядела несчастной или сожалеющей о содеянном. На её красивом, немного усталом лице застыло удовлетворённое — словно у сытой, разомлевшей кошки — выражение. Только вот трудно было сказать, вызвал ли его немалый пыл, проявленный Вильгельмом, или предвкушение грядущей расправы с дядюшкой.
— Так вы довольны? — нараспев произнесла Луиза, поворачиваясь к Вильгельму проводя пальчиками по его широкой груди. — Могу я теперь рассчитывать на вашу верность?
— На мою верность? — улыбку, появившуюся на полных губах Вильгельма, трудно было назвать приятной. — Верность того, кто предал уже двух монархов?.. Я бы никому не посоветовал на неё полагаться. Лучше рассчитывайте на то, что я привык платить щедро… даже шлюхам.
Пощечина, отвешенная ему Луизой после этих слов, вышла смачной и звонкой. Но из объятий, в которые её заключил Вильгельм, подминая под себя горячим тяжёлым телом, императрица высвободиться не пыталась.
***
Она назвала его милосердным — уже уходя, вдруг обернулась и сказала именно так: «Вы очень милосердны, ваше высокопреосвященство». Это походило на какую-то горькую насмешку — убить или отдать под суд стольких магов, чтобы в итоге услышать от чародейки подобную фразу. Всё-таки Эулалия умудрялась сохранять чистоту и наивность даже в том змеином гнезде, которым был Стихийный Ковен. Жаль, только сама не осознавала этого, беспощадно клеймя себя, как ужасную грешницу.
— По-моему, ты сейчас заснёшь прямо здесь, — голос Рихо, хрипловатый и негромкий, но привычно насмешливый, мгновенно выдернул Габриэля из раздумий о непредсказуемой подопечной. — И это будет очень несолидно, так что лучше отправляйся в свою комнату.
Сам Рихо полулежал на кровати, усердно делая вид, что ему попросту удобно в этой позе, а так — он готов в любой момент вскочить и даже отправиться в бой. На самом деле, последняя попытка встать закончилась так же, как и десяток предыдущих — ноги подкосились и, не подхвати его Габриэль, воин Церкви обязательно пропахал бы носом ковёр, устилавший пол спальни.
Рихо не знал, были ли мерзкая слабость и периодически начинавшие плясать перед глазами разноцветные круги последствиями змеиного укуса или же магии, которую использовала Эулалия. Но, как бы там ни было, собственная беспомощность доводила его до бешенства.
Особенно злость — и на себя, и на проклятых ташайских девок — пробирала по вечерам, когда к нему заглядывал измученный делами Габриэль. В такие моменты, Рихо понимал, что прошёл очередной день, в который он безбожно пренебрёг обещанием защищать кардинала, данным себе самому и его сестре. И никакие обстоятельства не могли послужить этому оправданием.
— Успею выспаться, — ответил Габриэль. — У меня на сегодня ещё есть кое-какие дела с бумагами.
— За каким демоном тебе три секретаря, если ты сам делаешь за них всю работу?.. Дай тогда бумаги мне, я всё равно тут… прохлаждаюсь.
— Не всё можно доверить секретарям. А от последних донесений Штайна и здоровому худо сделается. Я не собираюсь навлекать на себя гнев Алимы, издеваясь над её пациентом, — Габриэль улыбнулся, но в глазах его не было и тени веселья.
Он размышлял о том, что будь Эулалия чуть менее расторопной и смелой или же — более законопослушной, сегодняшний разговор с Рихо оказался бы попросту невозможен. Было отвратительно посылать лучшего друга в самое пекло и не иметь возможности сражаться с ним плечом к плечу. Отвратительно, но теперь — неизбежно.
— У Алимы и без того хватает поводов на тебя злиться, и она вовсе не так уж неправа, — хмыкнул Рихо. — Иногда мне тоже кажется, что ты поставил себе цель сдохнуть в кабинете над кипой документов… А, чёрт и дьявол, тебе всё равно бесполезно что-то говорить — вас, Фиеннов, можно остановить только заперев где-нибудь понадёжней!.. Да и то — не наверняка!
Тут уж Габриэль не мог не рассмеяться — тихо, но искренне. Но вот следующие слова Рихо заставили его друга насторожиться.
— Послушай, я хотел сказать тебе это сразу же, как только очнулся, но уж больно голова плохо варила. Думал, может, и правда — бред, и только… А теперь вот понимаю, что слишком складно выходит для бреда. Габриэль, пока я там валялся, во Флидерхофе, я кое-что видел. И помню всё ясно, словно наяву было.
— Рихо, — Габриэль поморщился, потирая лоб костяшками пальцев, — ты вроде уже не младенец. Должен понимать, что при том сочетании магии с отравой, которое тебе досталось, не мудрено насмотреться всякого. Что там тебе явилось? Розовые бесенята? Очередное «пламя цвета неба»? Понтифик в кринолине?.. Честно, когда Лавиния на мои именины притащила порошок лунной лилии, и мы втроём его нанюхались, я и не такое видел.
— Нет, Габриэль. Никаких бесенят и кринолинов. Я видел Шайлу, — как ни странно, именно насмешливый тон собеседника помог Рихо собраться с мыслями. Подробно и не торопясь, он принялся рассказывать о том, что происходило на берегу подземного озера, которое не принадлежало миру живых.
Габриэль выслушал всю эту историю с невозмутимым выражением лица. Знай Рихо того чуть хуже, возможно, он бы и решил, что упоминание погибшей ведьмы для него ничего не значит. Но сейчас Рихо не мог не замечать, что его собеседник отчаянно стискивал вроде бы спокойно лежащие на коленях руки. Украшавший правую руку перстень с силой врезался в левую ладонь, но сам Габриэль не обращал на это внимания.
— Значит, Шайла говорила про древнюю кровь? — его тон был ровным. Слишком ровным, будто линия перетянутой тетивы.
— Да. «Древняя кровь придёт уничтожать и миловать, разделять и соединять» — она сказала именно так. И, как я понимаю, имела в виду твою семью.
— Возможно, — стоило задуматься о том, что могло обозначать видение Рихо. Хотя бы для того, чтобы вытеснить из головы мысли о Шайле, дёргавшие болью куда хуже изуродованной проклятьем кожи. Как будто мало было недавних слов жрицы. «Она кричала твоё имя!..» — эта фраза до сих пор отдавалась у него в ушах.
…Волосы у Шайлы пахли резедой, а когда ведьма варила зелья или что-то готовила на большой обшарпанной кухне, то всегда пела длинные баллады о рыцарях, принцессах и разбойниках. Её звонкий голос разносился по старому дому, и в такие моменты Габриэлю казалось, что в полузаброшенных комнатах становится больше воздуха и света.
Всё это Габриэль помнил совершенно отчётливо. Как и слова «Собачья подстилка», выжженные на груди его возлюбленной колдовским огнём. И то, как Шайла шептала: «Мне не больно, мне совсем не больно», пока он беспомощно держал её на руках — а потом вдруг затихла, закрыв глаза и склонив голову к его плечу.
— А её золотой браслет, — Рихо явно не собирался оставлять друга в покое, — он действительно какой-то особенный?
— Магии в нём точно нет, если ты об этом. Но он старинный, принадлежал ещё прадеду Шайлы, который бежал с Хрустальных островов. Она не любила говорить о прошлом своей семьи, но, судя по этому украшению, её предки происходили отнюдь не из простонародья.
И именно поэтому Шайла оказалась такой желанной добычей для Багряных Стрел — проклятой чёрномагической секты, возжелавшей обратить все страны континента в подобие Зеннавии, где чародеи безраздельно властвовали над остальными жителями. А уж когда Стрелы выяснили, что отказавшаяся вступить в их ряды ведьма была любовницей офицера Чёрных Гончих, то очень скоро уготовили ей роль показательной жертвы.
