Неземная (ЛП) - Хэнд Синтия (версия книг txt) 📗
- Я изучала Черные крылья, - говорит она, откусывая большой кусок от зеленого яблока.
- Это безопасно? Учитывая то, что мама рассказывала про сознание и все такое?
Она пожимает плечами:
- Я не думаю, что стала более-сознательной-из-всех, чем раньше. Я просто знаю больше.
Она достает новый блокнот, один из многих, оформленный в черно-белой гамме, его страницы с обеих сторон покрыты тем, что ей удалось узнать про ангелов. Обычно Анжела пишет с завитушками, располагая буквы очень близко друг к другу, но ее записи в блокноте всегда со множеством помарок, будто сделаны на бегу, как будто ее рука не успевала за мыслями. Она перелистывает страницы. Я думаю о своей собственной тетради, которую начинала с такой страстью и решительностью в первую неделю, когда у меня появились видения. Вот уже несколько месяцев я не трогала ее. Мне становится по-настоящему стыдно.
- Вот, - говорит она. – Они называются Местиферы, иными словами – Скорбящие. Ту старую книгу, в которой они упомянуты, я нашла в библиотеке во Флореции. Это переводится как «Печальные демоны».
- Демоны? Но они же должны быть ангелами.
- Демоны и есть ангелы, - объясняет Анжела. – Это скорее различия из сферы искусства. Художники всегда изображали ангелов с прекрасными белыми птичьими крыльями, так же крылья должны быть и у падших ангелов, но им казалось недостаточно просто наделить их черными перьями. Они изображали их с крыльями, как у летучих мышей, а затем это повлекло за собой рога, хвост и вилы, которые люди знают сейчас.
- Но человек, которого мы видели в торговом центре, выглядел совершенно обычно.
- Как я уже сказала, думаю, они могут выглядеть так, как захотят. Мне кажется, так они дают понять, что происходит что-то важное, правильно? Как, например, если ты вдруг разрыдаешься, это будет плохим знаком.
- Эта скорбь в моем видении, мама сказала, это мог быть Черное Крыло.
Лицо Анжелы выражает сочувствие.
– Ты теперь видишь больше в видениях?
Я киваю. Они являются мне каждый день на протяжении последних недель. Они длятся всего несколько минут, вспышками, никакой целостности. Не больше, чем я уже знаю: «Аваланш», лес, прогулка, пожар, Кристиан, слова, что мы говорим друг другу, прикосновение, объятья, полет. Я стараюсь это игнорировать.
- Мама постоянно говорит, что я должна тренироваться, но как? Я уже хорошо летаю. Я могу поднимать тяжести; я становлюсь сильнее, но мне нужно укреплять не мускулы, так ведь? Так как мне тренироваться? Что я должна делать?
Около минуты она обдумывает мой вопрос, затем говорит:
- Тебе надо тренировать свой разум, как тогда сказала твоя мама, ты должна отстраняться от оболочки, проникать в самую суть, концентрироваться. Мы можем делать это вместе. – Она улыбается.- Я помогу тебе. Время пришло, Кей. Я знаю, что с Такером все плохо, но ты больше не можешь ничего изменить. Ты же это понимаешь?
- Да.
- Так за дело, - говорит она, хлопая и подпрыгивая, будто мы собираемся начать в ту же секунду. – Не будем терять время. Давай тренироваться.
Она, как всегда, права. Время пришло.
ГЛАВА 19. ВЕЛЬВЕТОВАЯ КУРТКА
Мы тренируемся. Каждое утро я встаю с рассветом и стараюсь не думать о Такере. Я принимаю душ, расчесываю волосы, чищу зубы и стараюсь не думать о нем. Спускаюсь вниз по лестнице и делаю себе фруктовый коктейль – Анжела перевела нас на диету из сырой пищи; она говорит, та чище и лучше для мозга. Я справляюсь с этим, даже добавила в рацион водоросли, которые почему-то напоминают мне о Такере, о том, как мы ловили рыбу. И целовались. Я заглушаю эти мысли. После завтрака я медитирую на переднем крыльце, что является скорее тщетной попыткой не думать о Такере. Потом иду в дом и провожу некоторое время в интернете. Смотрю прогноз погоды, направление и силу ветра и, самое важное, уровень опасности пожаров. В эти последние августовские дни он постоянно отмечен красным или желтым. Все неотвратимей.
В желтые дни я летаю с мешком вокруг крайних деревьев, тренируя свои крылья, каждый раз добавляя веса и стараясь не представлять Такера в моих руках. Иногда присоединяется Анжела, и мы летим рядом, выписывая фигуры в воздухе. Если я сильно стараюсь, если принуждаю себя достаточно долго, мне удается выбросить Такера из головы на несколько часов, а иногда у меня случаются видения, и какое-то время я вообще не думаю о нем.
Анжела заставила меня записывать мои видения. У нее есть специальные таблицы. В те дни, когда Анжела не зависает у меня, помогая, она обычно звонит в районе обеда, и я могу слышать музыку из «Оклахомы!» на заднем плане, пока она допрашивает меня про видения. Анжела даже дала мне маленький блокнот, который я храню в заднем кармане джинс, и, если приходит видение, я должна все бросить (когда у меня видения, я и так все бросаю) и записать его. Время. Место. Продолжительность. Каждую мелочь, которую смогу вспомнить. Каждую деталь.
И только благодаря этому я начала замечать изменения. Сначала мне кажется, что видение всегда одинаковое, раз за разом, но когда я начинаю его записывать, я понимаю, что каждый день в нем появляется что-то другое. Суть все та же: я в лесу, огонь подступает, я нахожу Кристиана, и мы улетаем. Каждый раз на мне надета фиолетовая куртка. Каждый раз на Кристиане черная флисовая кофта. Все это кажется постоянным, неизменным. Но иногда я поднимаюсь на холм под другим углом или нахожу Кристиана стоящим несколько шагов правее или левее того места, где он стоял за день до этого, или мы говорим наши «Это ты», «Да, это я» по-другому или в ином порядке. И печаль, которую я замечаю, изменяется. Иногда я сразу чувствую его боль, в другой же раз не чувствую ничего до тех пор, пока не вижу Кристиана, но затем она накрывает меня, словно разрушительная волна. Порой я плачу, а иногда меня влечет к Кристиану и притяжение между нами перекрывает скорбь. Сегодня мы улетаем в одну сторону, завтра в другую.
Не знаю, как все это объяснить. Анжела думает, вариации могут быть небольшими альтернативными версиями будущего, и каждая основана на выборе, который я однажды сделаю. И сколько же таких выборов мне предстоит сделать? Игрок я в этом сценарии или марионетка? Думаю, в конце это не будет иметь значения. Это то, что есть. Это моя судьба.
В красные дни, когда пожар наиболее вероятен, я летаю вокруг гор неподалеку от дороги Фокс Крик, разведывая и ища следы дыма. Опираясь на направление из моих видений, мы с Анжелой выяснили, что пожар, скорее всего, начнется в горах, охватит Мертвый Каньон и закончится, достигнув дорог Фокс Крик. Поэтому я патрулирую территорию радиусом двадцать пять миль. Я летаю, не боясь, что люди меня увидят. Даже с жалостью к самой себе, в подавленном настроении, это все равно здорово. Я быстро полюбила летать при дневном свете, когда я вижу под собой землю, такую тихую и нетронутую человеком.
Я и правда как птица, видящая свою тень на земле. Я хочу быть птицей. Не хочу думать о Такере.
- Мне жаль, что ты сейчас так несчастна, - сказала мама однажды вечером, когда я бездумно щелкала пультом по каналам. Мои плечи сгорблены печалью. Мое сердце болит. Больше недели я не ела нормальной пищи. Этим утром Анжела решила, что было бы интересно поэкспериментировать и поджечь мой палец спичкой, чтобы проверить, горю ли я. Оказалось горю. И, несмотря на то, что я делаю все, чего она хочет, маленький послушный актер - иронизируя, спасибо Анжеле, благослови ее Господь, но мы с мамой все еще в ссоре. Я не могу ее простить. Точно не знаю, за какую именно часть, но за что-то.
- Видишь эту штуку? Это как крошечный блендер. Ты можешь измельчить чеснок или сделать маргариту, и все это за супер цену в сорок девять девяносто девять, – говорю я, не глядя на нее.
- Частично это моя вина.
Это привлекает мое внимание. Я уменьшаю громкость.
– Как?
- Я запустила тебя этим летом. Позволила тебе быть самой по себе.
