Жестокие игры - Стивотер Мэгги (читать книги .TXT) 📗

Мы с Холли переглядываемся, и я вижу, что он поражен не меньше, чем я.

— К сожалению, — продолжает Малверн, отворачиваясь от Мэтта, — наклонности и таланты не всегда передаются потомкам.

Он смотрит на меня, и я вдруг осознаю, что никогда ведь по-настоящему не понимал, что он думает, что скрыто в этих глубоко сидящих умных глазах. Я ничего не знаю о самом Малверне, я знаю только его лошадей да еще ту маленькую холодную квартирку над конюшней. Мне известно, что он владеет большей частью Тисби, но я не знаю, которой именно. Мне известно, что когда-то он был наездником, но теперь не скачет, и еще я знаю, что его сын — незаконный, но не в курсе, живет ли его мать и теперь на острове. Наконец, я знаю, что каждый год выигрываю для него бега и он забирает у меня девять десятых выигрыша, как забрал бы у любого наемного служащего.

Малверн говорит:

— Мистер Кендрик буквально родился в седле и умрет в нем же, но вряд ли это его качество можно закрепить в потомстве. У него редкий дар, он умеет заставить лошадь работать для него, но никогда не потребует от нее больше, чем она может дать. И если он посоветовал вам вложить деньги в Меттл или Финдебар, вы будете просто глупцом, не сделав этого. Хорошего вам дня, мистер Холли.

Малверн кивает Холли и быстро шагает прочь. После его ухода Холли что-то говорит мне, но я не слышу, потому что смотрю на Мэтта. На его лице отчетливо написаны ярость, недоверие, нежелание принять услышанное. В этот момент не имеет никакого значения то, что и он, и я сами сделали все возможное, чтобы получить такую оценку Малверна. Сейчас важно только то, что эти слова ранили Мэтта.

Я наблюдаю за тем, как взгляд Мэтта становится просто ужасающим по мере того, как он смотрит на меня. Что-то требовательное, бескомпромиссное разрывает сына Малверна изнутри. Он резко отворачивается и уходит к дому.

— Шон Кендрик, — окликает меня Холли. — И что ты обо всем этом думаешь?

— Что мне не стоит расслабляться, — отвечаю я.

Холли окидывает взглядом пространство, оставшееся за спиной Мэтта, и советует:

— Я бы на твоем месте покрепче запер дверь изнутри этим вечером.

Глава пятидесятая

Пак

Утром, до того как отправиться на утесы для тренировки и, может быть, чтобы увидеть Шона, я с Финном еду к Дори-Мод — Финн на своем велосипеде, я — на Дав. Дело в том, что Финн должен поработать для Дори-Мод, если получится, а я надеюсь, вопреки всему, вдруг Дори продала еще хоть пару моих чайников, так как у нас остался только один кусок масла, но нет хлеба, на который можно было бы его намазать, и нет муки, чтобы испечь хлеб.

Мы наконец добираемся до Скармаута. Я сразу же спешиваюсь и веду Дав в поводу, чтобы она не повредила ноги на неровных булыжниках. Финн тоже идет на своих двоих, ведя рядом с собой велосипед, — чтобы не свалиться со своего двухколесного коня, пока будет таращиться на витрину булочной Паллсона.

Впрочем, мы оба мрачно смотрим на эту витрину, проходя мимо нее, хотя я сто раз клялась себе, что не стану этого делать. Когда двое ребят вроде нас выворачивают шеи, любуясь на подносы с ноябрьскими пирожными и тарелки с фигурным печеньем и чудесными буханками свежего хлеба, над которыми еще поднимается пар, то такая картинка сама по себе громко кричит: «Сироты!» Мы с Финном одновременно вздыхаем и шагаем дальше, к лавке «Фатом и сыновья». Я привязываю Дав перед входом, а Финн велит своему велосипеду стоять на месте. Я не знаю, открыта уже лавка или нет; Элизабет и Дори-Мод могут быть не здесь, а в своем ларьке у тропы над пляжем.

Но дверь открывается, и, когда мы входим внутрь, я с удивлением вижу и Дори-Мод, и Элизабет, а заодно и интересного светловолосого мужчину. Он восторженно рассматривает каменную могильную подушку, которую Мартин Делвин в прошлом году нашел на своем поле, когда копал картошку.

— …действительно укладывали голову умершего во время похорон! — восклицает он.

Финн косится на меня. Я смотрю на незнакомца. Это явно иностранец, лет ему, наверное, около тридцати, и выглядит он превосходно. Наверное, ему подошли бы определения «лихой», или «щеголеватый», или еще что-нибудь в этом роде. В руках он держит красную кепку.

— А, Пак! — оглядывается Дори-Мод и тут же представляет меня: — Пак Конноли.

Мы с Финном в очередной раз переглядываемся.

— Рада познакомиться, — говорю я чужаку.

— О, но вы еще не познакомились, — возражает Дори-Мод. — Мистер Холли, это Пак Конноли. Пак, это мистер Джордж Холли.

— Ну, значит, теперь рада познакомиться, — кисло произношу я — только оставлю здесь Финна, и…

Элизабет бочком подбирается ко мне и впивается ногтями мне в руку.

— Одну минуточку! Я ее ненадолго уведу! — щебечет она.

Элизабет быстро тащит меня в заднюю комнату и захлопывает за нами дверь. Теперь мы остаемся вдвоем, в компании четырех стульев и стола, который чуть ли не больше самой комнаты, и в окружении коробок, наполненных любовными письмами Дори-Мод морякам. Мы стоим нос к носу, и Элизабет пахнет как полный корабль английских роз.

— Пак Конноли, ты должна быть как можно более любезной с этим человеком!

— Я и была любезна.

— Нет, не была! Я видела твое лицо. Я не дура! Мы должны его воодушевить. Этот американец богаче самой королевы, и мы думаем, что он намерен прихватить с собой немалый кусок Тисби!

Я очень надеюсь, что он прихватит чудовищную богиню плодородия.

— Но что вы пытаетесь ему всучить?

Элизабет прислоняется спиной к двери, чтобы нам наверняка никто не помешал.

— Энни.

— Энни?!

— Если ты намерена повторять все, что я говорю, я предложу ему заодно и твой язык.

— А Энни об этом знает?

— Если бы у тебя мозги соответствовали внешности! — Элизабет наконец замечает, что продолжает держать мою руку, и отпускает ее. — А теперь ты выйдешь туда и будешь само очарование. Насколько сумеешь.

Нахмурившись, я выхожу следом за ней в главное помещение. Все взоры устремляются ко мне. Финн почему-то держит каменную могильную подушку.

— Переговорили, леди? — спрашивает Дори-Мод.

Я и вспомнить не могу, когда она произносила слово «леди», обращаясь к кому-либо, кроме наших кур.

— Мистер Холли как раз выразил свой интерес к тебе, Пак.

Наверное, на моем лице отражается настоящая паника, потому что Холли спешит добавить:

— Мне говорил о вас Шон Кендрик.

— Вы об этом не упоминали, — говорит Дори-Мод, глядя на меня. — Пак, а знаешь, было бы просто замечательно, если бы вы с мистером Холли где-нибудь позавтракали вместе.

— О!.. — возражаем мы с Холли одновременно.

— У меня там Дав снаружи, — говорю я.

Холли смотрит на меня довольно многозначительно.

— Надо же, а я как раз собирался понаблюдать за тренировкой.

Я тут же решаю, что он мне нравится. Он, конечно, щеголь, но совсем не дурак.

— Тогда тебе стоит отвести его к Паллсону, купить ноябрьские пирожные. Конечно, Энни тоже умеет их печь, и даже лучше, чем Паллсон, — говорит Дори-Мод. — Она как раз только что говорила, мистер Холли, что с радостью испекла бы их для вас, жаль только, что времени нет. Но они есть у Паллсона, и вы можете прихватить пакет с собой на тренировку.

Улыбка Холли буквально освещает всю комнату; Дори-Мод и Элизабет просто-таки сбиты с ног ее сиянием.

— Вы позволите мне купить для вас пирожных, мисс Конноли? — спрашивает Холли. — И для вашего брата?

Мне кажется, я могу умереть от жгучей силы понимающего взгляда Элизабет. Это взгляд, говорящий: «Я же тебе сказала — он богатый американец и готов тратить деньги!»

Я яростно смотрю на нее и на Дори-Мод.

— Конечно. И, Дори, если ты дашь мне немного мелочи, я куплю их еще и… для Энни.

Между нами происходит короткая битва взглядов, но потом Дори-Мод сдается и вручает мне несколько монет. В результате двое победоносных Конноли уводят Джорджа Холли из лавки «Фатом и сыновья»; Финн идет по одну сторону от американца, а я — по другую. Холли с большим интересом наблюдает за тем, как я отвязываю Дав, а я с тем же интересом наблюдаю за тем, как он наблюдает за мной. То, как он окидывает взглядом Дав — от холки и плеч вдоль линии спины, — говорит мне, что передо мной не просто случайный турист. И я гадаю, насколько хорошо он знаком с Шоном.