Вечность - Стивотер Мэгги (книги txt) 📗
Помощи ждать было не от кого. Вызывать «скорую» нельзя. Бек далеко. Кэрин, моей начальнице, объяснять все было бы слишком долго, даже если бы я решился доверить ей нашу тайну. Возможно, Грейс могла бы дать дельный совет, но и она была в лесу, скрытая от меня. Чувство неотвратимой утраты вдруг стало таким острым, как будто по легким при каждом вдохе проходились наждаком.
Тело Коула сотрясал один спазм за другим, голова его снопа и снова запрокидывалась назад. Он не издавал ни звука, и было что-то очень тревожное в этом молчании, в том, что единственным шумом, сопровождавшим происходящее, был шорох его шерсти, трущейся о ковер, а голос, который больше ему не повиновался, пел из динамиков.
Я сунул руку в задний карман и вытащил телефон. В такой ситуации позвонить можно было всего одному человеку. Я набрал номер.
— Ромул, — ответила Изабел после двух гудков. В ухо мне ударил дорожный шум. — Я как раз собиралась тебе звонить.
— Изабел, — сказал я. Почему-то мне не удалось произнести это достаточно серьезным тоном. Мои слова прозвучали так, будто я намеревался поболтать с ней о погоде. — По-моему, у Коула припадок. Я не знаю, что делать.
— Поверни его на бок, чтобы не захлебнулся слюной, — не колеблясь ни секунды, скомандовала она.
— Он в волчьем теле.
Коул продолжал корчиться в судорогах, охваченный битвой с самим собой. Слюна стала розоватой от крови. Я решил, что он прикусил язык.
— Естественно. — Голос у нее стал раздраженный; я уже научился понимать, что это значит — она по-настоящему обеспокоена. — Вы где?
— В доме.
— Ладно, увидимся через минуту.
— Ты…
— Я же сказала, — перебила меня Изабел. — Я как раз собиралась тебе звонить.
Ровно через две минуты колеса ее джипа прошуршали по подъездной аллее.
Еще двадцать секунд спустя я понял, что Коул не дышит.
7
СЭМ
Изабел вошла в гостиную, прижимая к уху телефон. Сумочку она швырнула на диван, на нас с Коулом взглянула лишь мельком.
— Я же говорю, у моей собаки судороги, — произнесла она в трубку. — У меня нет машины. Что я могу сделать для нее прямо здесь? Нет, не Хлоя.
Слушая ответ, она устремила взгляд на меня. Несколько секунд мы с ней смотрели друг на друга. Прошло два месяца, Изабел переменилась — у нее тоже отросли волосы, но, как и у меня, главная разница была во взгляде. Она стала незнакомкой. Наверное, она подумала то же самое обо мне.
Видимо, на другом конце провода задали вопрос, потому что она спросила у меня:
— Давно он так?
Я взглянул на часы на запястье. Руки у меня были холодные.
— Э-э… я нашел его шесть минут назад. Он не дышит.
Изабел облизала кончиком языка кукольно-розовые губы, потом перевела взгляд с меня на Коула, который все еще корчился на полу. Его грудь была неподвижна, как у ожившего мертвеца. При виде лежащего рядом шприца она зажмурилась.
— Сказали, нужно приложить лед, — бросила она, отведя в сторону телефонную трубку. — К крестцу.
Я принес из морозилки два пакета замороженных картофельных ломтиков. Когда я вернулся, Изабел уже закончила разговор и склонилась над Коулом; на таких каблучищах это выглядело рискованно. В ее позе, вернее, в наклоне головы было что-то берущее за душу. Она казалась одиноким и прекрасным произведением искусства, восхитительным, но недосягаемым.
Я опустился перед Коулом на корточки напротив нее и положил пакеты ему на спину, чувствуя себя совершенно беспомощным. Я сражался со смертью, и эти пакеты были моим единственным оружием.
— Теперь, — провозгласила Изабел, — на тридцать процентов меньше соли.
До меня не сразу дошло, что она читает надпись на боку пакета с картофелем.
Голос Коула, обольстительный и саркастический, несся из динамиков:
— Я — расходный материал.
— Что он делал? — спросила она, старательно не глядя на шприц.
— Не знаю, — ответил я. — Меня не было дома. Изабел поправила один из пакетов.
— Вот тупица.
Мне показалось, что судороги стали слабее.
— Припадок проходит, — сказал я. Потом испугался, как бы не сглазить, и добавил: — Или он умер.
— Да не умер он, — отозвалась Изабел. Голос у нее, впрочем, был не слишком уверенный.
Волк лежал неподвижно с неестественно запрокинутой назад головой. Пальцы у меня посинели от холода. Повисла гробовая тишина. Грейс, должно быть, сейчас находилась уже далеко-далеко от того места, откуда звонила. Теперь собственный план показался мне дурацким, ничуть не более разумным, чем попытка спасти Коула при помощи пакета с замороженной картошкой.
Волчья грудь оставалась неподвижной; не знаю, когда он в последний раз делал вдох.
— М-да, — сказал я негромко. — Черт.
Изабел сжала кулаки.
Внезапно волчье тело изогнула новая отчаянная судорога, он засучил лапами.
— Лед! — крикнула Изабел. — Сэм, не спи!
Я даже не шелохнулся. Огромное облегчение, испытанное мною при виде того, как тело Коула содрогнулось и забилось в конвульсиях, стало неожиданностью для меня самого. Эти новые содрогания были мне знакомы — он превращался. Волк содрогался и корчился, шкура на нем лопнула и скатилась назад. Из лап прорезались пальцы, по плечам прокатилась рябь, и они стали шире, хребет вздыбился. Сотрясаемое волнами дрожи тело волка невообразимо растянулось, под кожей вспухали узлы мускулов, скрежетали трущиеся друг о друга кости.
Через минуту на полу лежал Коул. Губы у него были синие, он хватал ртом воздух, скрюченные пальцы тянулись неведомо к чему. Кожа вдоль ребер продолжала вспухать и преобразовываться в такт каждому судорожному вдоху. Зеленые глаза были прикрыты веками, и каждый раз, когда веки смыкались, казалось, он никогда не раскроет их вновь.
Я услышал, как ахнула Изабел, и запоздало подумал, что надо было заранее попросить ее отвернуться. Я положил руку ей на локоть. Она вздрогнула.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Нормально, — отозвалась она слишком поспешно, чтобы я ей поверил. После такого зрелища чувствовать себя нормально не смог бы никто.
На диске включилась новая дорожка, и, когда ударные начали проигрыш одной из самых известных песен «Наркотики», Коул беззвучно рассмеялся, но смех этот был совсем не веселый.
Изабел поднялась, неожиданно разъярившись, как от пощечины.
— Я здесь больше не нужна. Я пошла.
Коул протянул руку и обхватил Изабел за лодыжку. Язык у него заплетался.
— Избл Клпрер. — Он закрыл глаза и открыл их снова. Они казались щелочками. — Тзнаешь, чтделать. — Он помолчал. — Псле сгнала. Сигнала.
Я покосился на Изабел. Руки Виктора выстукивали из динамиков посмертный ритм.
— Когда надумаешь покончить с собой в следующий раз, делай это на улице, — сказала она Коулу. — Все Сэму меньше уборки.
— Изабел, — резко оборвал ее я.
Но Коул, похоже, не обиделся.
— Я просто… — Он запнулся. Теперь, когда он начал дышать, губы у него были уже чуть менее синие. — Просто пытался выяснить…
Он умолк окончательно и закрыл глаза. Мышцы у него над лопаткой все еще подергивалась.
Изабел перешагнула через него и схватила с дивана сумочку. На глаза ей попался банан, который я бросил туда, и она уставилась на него, недоуменно сведя брови, как будто из всего, что ей довелось здесь повидать, банан был самым необъяснимым зрелищем.
Мысль о том, чтобы остаться в доме один на один с Коулом — в таком состоянии, — была невыносима.
— Изабел, — заколебался я. — Не обязательно уходить.
Она оглянулась на Коула, и ее губы сжались в тонкую упрямую нитку. В длинных ресницах что-то влажно блеснуло.
— Прости, Сэм, — сказала она.
Выходя из дома, она с такой силой захлопнула заднюю дверь, что задребезжали все до единого стаканы, которые Коул расставил на кухонном столе.
