Случайные люди (СИ) - Кузнецова (Маркова) Агния Александровна (библиотека книг .TXT) 📗

Ближайшая женщина покопалась в юбках, протянула нам что-то. Я сначала подумала — камень. Потом пригляделась. Хлеб был настолько старый и запыленный, что лучше уж и в самом деле грызть орудие пролетариата.

Женщина выпряглась из своего тюка, поставила на дорогу, отдала хлеб ребенку — я так и не поняла, мальчик это или девочка, ребенок тут же впился зубами, женщина шлепнула его по рукам, показала на нас. Ребенок протянул кусок и стоял так, глядел в сторону. Женщина вытащила из тюка блюдо, похожее на оловянное, показала нам, подала. И орки вокруг нее стали поступать так же, стояли с посудой и едой в вытянутых руках.

— Мы… э… хотим помочь, — сказала я. Показала руки без оружия.

Нам что-то ответили вразнобой. Я пихнула Мастера локтем.

— Вы говорите по-орковски?

Мастер поджал губы, выставил подбородок и сказал с самодовольством и презрением, словно его спросили о любимой книге, а он ответил: "Феноменология духа" Гегеля:

— Низшие языки не представляют ценности ни для магического искусства, ни для разумного разговора.

— Я понимаю немного, — сказал один из пареньков, обошел меня. — У нас недалеко жили выблядки.

Я подумала, что отучать его выражаться буду в другой раз, и спросила:

— Что они говорят?

— Известно, что. Хотят откупиться.

— В смысле?

— Чтоб мы их не убивали.

— Они решили, что мы их грабим?

Паренек торжественно кивнул.

— Мы никого не грабим, — уточнила я. — Скажите им, что нам ничего не нужно, мы ничего у них не отберем.

Паренек, то и дела закатывая глаза в задумчивости, кое-как выразился. Беженцы, которые жались зачем-то к обочинам, опустили скромные отдарки и внимательно теперь на нас пялились. Толпа понемногу редела, задние ряды побежали догонять колонну.

— Теперь спросите, часто ли их тут грабят?

Паренек почесал щеку и гаркающе что-то проговорил, взвизгнув в конце. Наверняка у него чудовищный акцент.

Вперед выступил заморенный орк с рукой на перевязи. Через кровавую повязку было видно, что у него не хватает пальцев. Он загородил женщин своим телом в измазанной рубахе и высказался, махая здоровой рукой в сторону деревьев и покачивая раненной на перевязи.

— Говорят, часто, — перевел паренек. — Когда разбойники, а в последний раз — просто из деревни народ с косами, с вилами. Увидели, что безоружные, отобрали еду и у кого что было. Почти никого не убили. Убивали только в тот раз, когда сопротивлялись.

— Скажите, что нам по пути, мы пойдем с ними и постараемся их защитить по мере сил.

Паренек сначала долго смотрел на меня, потом на орков, но все-таки сказал, причем, видимо, добавив от себя, потому что беженцы отступили, подобрали пожитки и, опасливо оглядываясь и не позволяя детям на нас глазеть, побежали догонять своих.

Я потерла занывшее от напряжения плечо и зашагала следом.

— Это, конечно, ваше право, леди, — сказал Мастер шепотом, когда мы влились в толпу и пристроились с краю дороги, — но ваша снисходительность к тем, кто ее не достоин, не перестает изумлять.

— Мы от них отличаемся только тем, что нам выпал другой случай. "Нашим", — я сделала в воздухе кавычки, — случилось победить, нам случилось родиться от людей. От эльфов.

— Откуда вы это знаете, леди? О своей с ними сродственности. В ваших краях, судя по всему, все другое, даже нет магии. И орки наверняка другие.

— У нас их вообще нет.

Мастер удивленно помолчал и заключил вполголоса:

— Тем более. Отчего вы решили, что орки не хуже людей? Когда они могут быть злобнее и отвратительнее по натуре, природными своими склонностями, а никак не из обстоятельств. Многие именно так о них говорят.

— Люди, небось, и говорят, — дернула я плечом. — Про орков не буду, но зато я точно знаю людей, которые хуже людей. Это фашисты, нацисты, вся эта белая мразь, которая думает, что кто-то по природе ниже и хуже, и поэтому с ними можно поступать как угодно.

— Я сдаюсь, — сказал Мастер и даже поднял ладони.

— Вы не знаете, кто такие нацисты.

— Вы говорите очень убежденно, — сказал Мастер, — и этого довольно.

Терпеть не могу, когда человек просто устал спорить и поэтому соглашается — только для того, чтобы я замолчала. Какой смысл, если все останутся при своих позициях?

Я уставилась вперед и скоро заметила, что запыхалась: орки шли нога за ногу, но они были крупнее, и ноги — длиннее (как у сэра Эвина, подумала я и вздохнула), и получалось, что отмахивали они прилично.

На ночном привале, когда вся вереница сошла с дороги к деревьям, натаскала хворосту и запалила костры, я упала на сделанное Мастером покрывало, сунула под голову сумку и тут же уснула, а растолкать меня утром получилось только у дамы, которая положила мне на лицо водяную ладонь, словно надела на голову ведро.

Она пропала, пока я умывалась и жевала добытый солдатиками кусок непонятного происхождения. Я вздохнула. Обидеть духа — совести не иметь.

Мы снова вышли на дорогу. Интересно, кстати, почему они идут по дороге? Так быстрее, конечно, но и виднее всяким разбойникам и вражьим силам.

Потом я вспомнила тела с проросшими сквозь раны деревцами и мысленно согласилась с беженцами: ну его, этот Лес. Там и людям-то не то чтобы уютно, это королеву и меня он почему-то милует и даже слушается.

Ограбить нас попытались только один раз, выскочили на дорогу, отсекли часть колонны и, помахивая топорами, потребовали плату за проход. И девок помоложе — в счет платы.

Я протиснулась сквозь отпрянувшую от них толпу, предъявила себя и спросила: такая девка сойдет? Достаточно ли молода? Их было с десяток, были они в кольчугах и при оружии, но грязные и отощавшие (Мастер подсказал на ухо — похожи на дезертиров), и они обрадовались: человеческая девица — повезло так повезло, гораздо лучше, чем гнилая орочья дырка.

На них разом вспыхнули плащи и штаны, пламя взяло их в круг, на секунду просело, чтобы впустить скакнувших вперед моих солдатиков, снова взвилось. Я крикнула вслед: не убивайте и не калечьте сильно, и то же самое сказала Мастеру. Тот не отвечал. Тянуло горелым мясом. Я вспомнила Марха Мэлора и отвернулась.

Колонна тронулась и обходила нас по широкой дуге. Пламя, наконец, угомонилось, я обнаружила, что нападавшие еще дергаются — но уже лишены оружия и частично раздеты, а солдатики мои обвешаны железом и примеряют к себе пояса и обгоревшие по краю плащи.

— Вас тоже примут за дезертиров, — сказала я.

— А мы потихоньку, — ответил тот, что знал по-орочьи, и принялся заворачивать трофеи в плащ.

Я, обжигаясь, подобрала с травы топорик, махнула пару раз. Отлично! Я так скучала.

Дама выросла рядом, когда беженцы вдали стали совсем маленькие, и мы бодро шагали, чтобы их догонять.

— Там остались люди, — я показала назад. — Плохие, но все равно. Пусть они выживут, хорошо? Вы же это можете? Они люди, не кто-нибудь.

— Они не умрут, — сказала дама, — если ты не решишь обратного.

— Знаете, похоже было, что некоторые и без моей дальнейшей помощи могут сыграть в ящик.

— В Лесу не умирают.

— Так Лес во-он где… — я кивнула на деревья за бугристым полем, которые словно оставались на месте, хотя мы почти бежали.

— Я предупреждал, — сказал Мастер.

Меня пробрал холодок по вспотевшей спине. Он в самом деле предупреждал. Что Лес будет везде. На пьяную голову, но все же.

Я хотела спросить, и что теперь будет, но дама меня опередила. Сказала:

— Воды говорят, что скоро здесь будут отряды.

— Чьи? — я сразу прижала к себе сумку.

— Остатки королевского войска.

Люди… ну, это не так плохо? Я оглянулась на Мастера. Он не разделял моего энтузиазма и сказал:

— Возможно, нам лучше скрыться и дать им пройти. Пехота или конница?

— Вместе, — отвечала дама.

— Зачищают остатки населения, — сказал Мастер. — Как быстро начали. Кто им приказывает?

Дама ответила, что воды не донесли имен, только знамена, которые они омочили на переправе, и отражение.