Дочь княжеская. Книга 1 (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна (полная версия книги txt) 📗
— Мне восемнадцать… тьфу, десять! — исполнится осенью следующего года, — сказала Хрийз с удивлением. — Как же так? До срока?
— Дар не спрашивает, — ответила Хафиза. — Он просто приходит и выжигает душу, независимо от реального возраста. Мне самой пришлось надеть взрослый раслин в пятидвешь, я была младше тебя, и я справилась; справишься и ты.
Приятно, когда в тебя верят. По-настоящему приятно, это особенное тепло, ни с чем его не сравнить. Хафиза встала, собираясь уходить. И тогда Хрийз решилась:
— Подождите…
Целительница задержалась, смотря на неё сверху вниз.
— А вы не знаете… не подскажете… как помочь Здеборе?
— Никак, — сухо ответила Хафиза.
— Что, совсем? — беспомощно спросила Хрийз.
— Совсем.
Хафиза помнила всех, кого исцелила. Но ещё крепче помнила тех, кого исцелить не сумела. Профессиональная деформация… У каждого врача, у любого целителя есть своё персональное кладбище. И вечные муки: не успела, не сберегла, если бы сделала так, а не иначе, если бы не ошиблась, если бы, если бы, если бы… Бесконечные 'если бы', одно в другом, как детские матрёшки. Здебору Хафиза вела с самого рождения, вложив в неё немало трудов и силы, и была довольна результатом; прямо скажем, до Хафизы ещё никому не удавалось подобное. Но, влюбившись, девчонка полностью уронила голову. Долгая кропотливая многолетняя работа пошла прахом в одно мгновение. И выбрали же время, когда целительница была на стажировке, в Пятом мире Империи! Не то Малкинична расстроила бы этот во всех смыслах чудовищный мезальянс в два счёта.
А теперь уже поздно. Время назад не обернуть. Никак. Судьба…
Но объяснять свои чувства Хафиза не пожелала. Долго рассказывать… И ни к чему.
— Это же совсем… — начала было Хрийз.
— Жестоко? — понимающе подсказала Хафиза.
— Да! Не может же быть, чтобы совсем ничего нельзя было сделать! Хоть что-то! Хоть как-то.
Хафиза снова качнула головой. Она пыталась, видит Небо, пыталась. Едва не положив собственную жизнь на заведомо бесплодные попытки. Не получилось. Ожидаемо. За это ещё придётся отвечать перед эмиссарами Империи, приьывающими в Третий мир по весне. Лично перед Дануолем Славутичем отвечать, собственным учителем и кумиром…
Хрийз расплакалась, зло и беспомощно. Хафиза ласково провела ладонью по её волосам, раз, другой. Не всем можно помочь. Не всегда твой собственный дар — спасение.
— Если умирает душа, — тихо сказала целительница, — надо её отпустить…
Хрийз мотнула головой. Яростно утёрлась. Сказала:
— Надо сделать так, чтобы душа не умирала!
Наивность юности… Хафиза взяла стул, села, положила локти на деревянную, тёмную от времени, столешницу. Давным-давно, когда солнце было зеленее, а мебель в недавно отстроенной библиотеке сияла полировкой, источая сладкий запах свежих сосновых досок, маленькая Хафь сама сидела за таким же столом, выискивая в книгах ответы на те же самые вопросы. И тоже некому было подсказать…
— Дай-ка мне пишущий предмет. Дай. И лист. Объясню, поскольку у тебя та же самая проблема, хотя и не в таком масштабе. Может быть, когда придёт время, не потеряешь головы хотя бы ты.
Она подвинула к себе выдранный из тетради лист, размашисто очертила два овала:
— Смотри. Человек — копия мира в миниатюре. Материальное тело и тело магическое и связующая их сила — триада Высших потоков слита воедино, как и в любом мире. И есть свои границы, — она повела пальцем по кривой, ограничивающей овал. Их природа сходна с природою Грани мира, отличаясь от последней лишь машстабами. Что понятно: где мир, а где один человек… Хорошо, когда границы стабильны. Поток не зажат, нет разрывов, прогибов, размягчений. Зачатие происходит тогда так…
Овалы под рукой Хафизы задвигались, наползли один на другой, образовав один, с двойной границей. Внутри возник маленький овальчик, — ребёнок.
— Ребёнок растёт благодаря передаваемой ему родителями энергии, вот в этом самом единстве, понимаешь? Перед родами происходит вот что, буквально, если смотреть в седьмом магическом спектре:
Овалы начали расходится, но ребёнок оставался на их пересечении. А потом родительские словно бы обтекли с двух сторон нарождающуюся жизнь и разошлись совсем.
— Видишь? Образовывается прогиб, иногда — разрыв. В течение сорока дней после родов всё восстанавливается, и ребёнок обретает свои собственные границы, до того он был слит с родителями и не мог жить самостоятельно. Но если границы родителей размыты и искалечены — из-за недостатка энергии в душе! Причины недостатка бывают самые разные, рассматривать их не будем. И не будем рассматривать мужчин; у них существует отличная биологическая блокировка на подобный случай. При плохих границах мужчина не способен зачать, и очень часто неспособен к соитию, и нередко испытывает частичное или полное отсутствие влечения вообще. А у женщины такой подстраховки нет. И смотри, что происходит:
Овалы снова двигались, только у одного граница стала рыхлой, волнистой, с пятнами разрывов.
— Отец отдаёт энергию, мать принимает и преобразовывает, ребёнок начинает формироваться. Но часть полученной энергии утекает через плохие границы матери, отражается от границ отца и возвращается обратно искаженной; иногда качество переходит в количество — одна душа дробится на два, три, четыре тела… Такие близнецы — это не норма, Хрийзтема. Это, можно сказать, настоящее бедствие. Не путай, пожалуйста, с близнецами, получающимися при нормальных границах и достаточной энергии души у обоих родителей… Там картина иная совсем. При родах в нашем случае получается сильнейший разрыв. Аура отца отделяется и больше не может сдерживать мать. У матери границы рвутся и расползаются клочьями… Возникает множественный некроз тонкого тела. Это диагноз так называется, по-научному. Магическая травма души, несовместимая с жизнью, если тебе так понятнее. Страшно звучит, не так ли? Выглядит ещё страшнее.
Хрийз смотрела на рисунок. Даже картинка пугала, а каково это увидеть в жизни?..
Хафиза скомкала лист с рисунками, положила себе на ладонь, дунула, и бумага осыпалась невесомым пеплом.
— Может быть, мы сможем спасти детей, — сказала она тоскливо. — Воспитать из них полноценную личность… Да-да, это одна душа и одна личность, раздробленная на три тела; собраться воедино она сможет только в момент перехода, то есть, в смерти. Без помощи неумершего, кстати, будет не обойтись.
Хрийз зябко поёжилась, обхватывая плечи руками. Вот тебе и магия, крутилось в голове. Вот тебе и магия. Та самая жуть, которая взглянула на неё в самые первые дни пребывания в Третьем мире глазами Хафизы же.
— Вы хорошо объяснили, — тихо сказала девушка. — Наглядно. Я… я поняла. Спасибо.
Хафиза кивнула, встала. Сказала тихо:
— Мы обречены отпускать тех, к кому привязались сердцем. Рано или поздно. Так или иначе. До тех пор, пока не придёт время уходить и нам. Такова жизнь. Крепись.
Целительница ушла. А Хрийз ещё долго сидела на месте, слушая мерное журчание фонтанчиков, стоявших около читай-столов по всему залу. Звук растворялся в библиотечной тишине как шорох моря растворяется в воздухе летним безветренным полднем: кажется, будто и нет его вовсе, но он есть, его всё же слышно.
Из библиотеки Хрийз вышла поздно, но до последнего рейса оставалось ещё время, и отправлялся снегоход со второстепенного причала. Как раз с той стороны набережной, которая примыкала к улице, ведущей к прежней работе, зданиям Службы Уборки. Потому девушка пошла вверх, вдоль замёрзшего ручья, к местам, где провела первое лето в этом мире. Всё было знакомым и незнакомым одновременно. Дома, горбатые мостики, клумбы, трамвайная линия, белый вагон, величественно протарахтевший навстречу, в сторону моря…
Булочная матушки Милы встретила теплом и дразнящими ароматами. Хрийз могла позволить себе теперь не только одну булочку с маком, но обязательно взяла и её тоже. Любимый столик пустовал, несмотря на поздний час. Хрийз устроилась за ним, взяла в руки горячую кружку с тёмно-розовым, терпко пахнущим счейгом, и вновь почувствовала себя той потерянной девчонкой, что приходила сюда когда-то по вечерам после уборки городских улиц. Девушка с удивлением осознала, что память услужливо подбрасывает воспоминание за воспоминанием. Что, оказывается, уже очень много чего запомнилось за полгода вдали от дома. И теперь оно оживает, примиряя понемногу с чужим городом и чужим миром…
