Королева Златого Леса (СИ) - Либрем Альма (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Роларэн усмехнулся — сам себе, сам своему отражению. Сегодня это всё закончится.
Он потянулся к кулону, висевшему на шее, и сжал его в руке. Он выпивал из него до остатка весь яд, который только мог отыскать. Он впитывал в себя то, что могло причинить боль кому угодно, кроме Каены.
Кровь текла по запястью будто бы тонкой алой ниткой. Роларэн сумел заставить себя разжать ладонь только тогда, когда в кулоне практически ничего не осталось, и тот упал на пол, громко отчего-то зазвенев. По мрамору будто бы даже пошли трещины — но эльф равнодушно проводил их взглядом и потянулся за украшением.
На сей раз он не повесил его себе на шею. Иллюзия едва-едва держалась — вот-вот свежая, очищенная от яда палица должна была появиться на свет. В душе Каены — слишком много боли, крови, жути… Логично — это не может навредить ей самой. Не может разрушить хозяйку сотворённого кошмара.
В зеркале иллюзией пылало огромное Златое Дерево. Роларэн смотрел на Каениэль, на дерево, родившееся задолго до него, но предназначавшееся для Каены. Удивительно — как можно было просуществовать целую вечность исключительно для кого-то одного… Для кого-то, кто не оправдает надежд?
Пальцы сами по себе потянулись к кулону, но Рэн одёрнул руку, не позволяя себе дотронуться до металлической поверхности, скользившей льдом по измученной, отравленной коже. Он не позволил себе этого сделать — просто смотрел, как медленно, лист за листом, опадало то, за что однажды боролись.
Дерево должно родиться вместе с эльфом. Должно взрасти, пока эльф становится на ноги, а не вырасти громадным, могучим, и только тогда обзавестись душой, тоже изрезанной дикими болями.
Он прижал ладони к зеркалу, чувствуя, как под пальцами оно превращалось в растрескавшийся лёд, как медленно расходились тонкие прожилки в разные стороны, оставляя только кровавые порезы в отражении.
Дерево догорало; дерево, лишённое души, покоившейся теперь у Роларэна в кармане. Мужчине казалось, что его взгляд практически наполнился равнодушием — до того спокойно он наблюдал за хлопьями пепла, рассыпающимися по всему Златому Лесу. Он ещё помнил, как сверкали магией деревья в прежние, прекрасные времена — а теперь видел, как подбиралась ко всему живому неумолимая смерть.
Эльфы веруют — после того, как их физическое тело умрёт, не будет перерождения. Разве что отделить душу от Златого Дерева, выдернуть её, поселить в палице — и тогда, возможно, он возродится. Ведь он будет ещё жив, заключённый в ядовитую поверхность.
Роларэн сжал зубы. Никто никогда не пробовал провести этот ритуал. Никто никогда не пользовался ростком дерева.
Может быть, он будет первым.
…Он узнал о приходе Каены ещё до того, как скрипнула дверь, как мерный стук её шагов донёсся до него. Достаточно было одного только запаха крови, смешанного с ядом. Её Величество коснулась двери, переступила порог, молча коснулась его плеча, словно о чём-то спрашивая — но без слов. Будто бы она просто пыталась до него достучаться, пыталась подобрать те фразы, что помогли бы причинить хотя бы немного меньше боли.
В ней никогда не было ни рачительности, ни бережливости — а теперь вот вдруг и чувственность появилась, и жуткое желание не причинить вред. Она скользила пальцами по его плечу, словно отчаянно пыталась напомнить о себе, и когда Рэн обернулся, он так и не смог отыскать достойной улыбки в глубине собственных воспоминаний.
— Они были поразительно похожи, — прошептала Каена, даже не заметив, как в зеркале пылала иллюзия её собственного дерева. — До такой степени… Даже удивительно, что ты сюда её привёл.
Рэн сжал зубы — не промолвить ни единого лишнего слова. Вечные не предают. Он пришёл сюда только с одной целью — и он её добьётся, что бы нынче не сказала Каена.
— Я хотел увернуться, — уверенно промолвил Роларэн. — И хотел сейчас стоять здесь. За всё на свете нужно платить соответствующую цену, Каена.
Она содрогнулась, словно эти слова относились исключительно к ней, а не ко всему миру, и закусила губу.
— Да, — прошептала она. — За всё на свете надо платить. Даже как-то смешно, как поразительно часто приходится вносить соответствующую цену. Тебе никогда не казалось? — она повернулась к нему. — Я так хотела простого счастья.
— Ты, может быть, не там его искала.
Каена зажмурилась. Она не могла об этом думать. Не могла вспоминать, как сжимала зубы Шэрра.
— Ты придёшь сегодня?
Роларэн кивнул. Он знал, где она будет его ждать — не на том отвратительном алтаре с начертанными ритуальными письменами, не в своей спальне с алым, будто бы цвет крови, балдахином. Для неё это больше, чем очередное уничтожение чужой силы — она не посмеет выпить его до дна, она не подумает даже о том, чтобы сделать глоток, прижав губы к мужскому запястью.
Он отдаст ей свою кровь в кубке, как делал это много раз, и она сделает глоток, потом второй. Потом едва-едва заметно улыбнётся — она всегда так делала, чувствуя, как единственная сила Вечного, что приживалась в её крови, прольётся по всему телу едва-едва ощутимой волной.
Она не посмеет отпить больше.
А потом, к утру, когда у него остановится сердце, она, от ненависти к порочности эльфов, сожжёт весь Златой Лес.
Роларэн прежде думал, что его устроит такой вариант.
Каена скользнула к двери, обернулась на прощание, и её яркие зелёные глаза взблеснули в полумраке. Он чувствовал запах боли Шэрры, запах крови — но примешалась ли едва уловимым оттенком её смерть?
Ему казалось, так будет проще всего. Получив своё, Каена не сможет жить ни с ним, ни без него — почему нет? Почему не использовать этот дикий последний шанс и не распрощаться на всю жизнь с остатками страха, боли, с остатками её ужаса и страданий? Она не позволит себе умереть прежде, чем дотла выгорят мёртвые Златые Деревья — старый лес жив только благодаря тому, что в нём доселе есть что-то живое.
Он думал, это станет идеальным вариантом.
Но Шэрра могла выжить. И у его девочки, у его дочки, мог появиться шанс вновь посмотреть на этот мир. Улыбнуться первому весеннему цветку, спеть вместе с отцом в унисон песню, от которой проснулся бы весь лес в округе, будь он хоть сто раз человеческий.
Его дочь сможет проснуться Вечной. Если только он не ошибся. Если только Шэрра не пустышка без Дерева, самонадеянная и глупая, с матерью, отказавшейся от традиций, а Вечная с душой в теле — не древесном, а настоящем. Если только с её сердцем в унисон бьётся её магия, её силы, её мысли.
Роларэн в последний раз посмотрел в зеркало. Он не искал в нём себя; искал дочь. В последний раз посмотрел на её улыбку, раскалывающуюся на кусочки, посмотрел на её Златое Дерево, осыпавшееся прахом, и покачал головой.
Зеркало раскалывалось на мелкие кусочки. Он видел, как медленно осыпается под ноги златая крошка, и его магия, серебряная почему-то, а не золотая, как полагается, собирала отражение из новых, мелких кусочков.
Ему казалось, он видел будущее. Видел, как танцевала в кругу нововзращённого Леса его дочь, улыбчивая, счастливая, потерявшая эту колкость во взгляде. Вечные никогда не предают; она была той единственной, ради которой он был готов и на это. И чего добился?
Разве не он сам в этом виноват?
Последний сын Златого Леса.
Он сжал зубы — так, что, казалось, сейчас голова разорвётся от боли, — и последовал к выходу. Он не обратил никакого внимания на эльфов, что пытались его остановить — королева занята, Ваше…
Ох, пресветлый Лес!
Она не будет ждать его у трона. Она не проводит его к высокому, покрытому рунами алтарю. Не толкнёт на свою кровать, расшитую вручную дикими узорами страха и боли. Не позволит зайти туда, где всё залито чужой кровью.
— Королева приказывала никого не принимать, — стражник встал у входа. — Это запрещено.
Роларэн не стал требовать у паренька отойти. Он, казалось, и жалость свою давно уже утопил в крови — в крови, которую пролила Каена. Стражник — сколь молод он ни был бы, дворец давно уже успел его отравить, — сполз на пол.
