Превращение - Стивотер Мэгги (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Ты сделал еще одну птицу, — произнесла она наконец.
Я покрутил в пальцах журавлика, которого сложил из салфетки, пока ждал их с Грейс. Журавлик вышел кривобокий и неказистый, потому что салфетка была не совсем квадратная.
— Угу.
— Зачем?
Я потер нос, пытаясь избавиться от волчьего запаха.
— Не знаю. У японцев есть поверье, что, если сложить из бумаги тысячу журавликов, исполнится любое твое желание.
Вечно изогнутая правая бровь Изабел придавала ее улыбке какое-то жестокое выражение.
— У тебя есть неудовлетворенные желания?
— Нет, — сказал я, и тут Грейс снова плюхнулась на свое прежнее место рядом со мной. — Все мои желания уже исполнились.
— Что за желания? — заинтересовалась Грейс.
— Поцеловать тебя, — сказал ей я.
Она наклонилась ко мне и подставила шею, и я поцеловал ее за ушком, сделав вид, что не чувствую исходящего от ее кожи пряного волчьего запаха. Изабел прищурилась, хотя на губах у нее продолжала играть улыбка, и я понял, что моя реакция от нее не укрылась.
К нашей кабинке подошла официантка, и я отвел взгляд. Грейс заказала кофе и сэндвич с беконом, салатом и помидорами. Я попросил суп дня и чай. Изабел ограничилась чашкой кофе, а когда официантка удалилась, вытащила из маленькой кожаной сумочки батончик мюсли.
— Аллергия? — поинтересовался я.
— Ага, — отозвалась Изабел. — На захолустье. И на жирное. Там, где я жила раньше, были человеческие кофейни. Здесь же, когда я произношу «панини», в ответ слышу хорошо если не «свят-свят».
Грейс рассмеялась и взяла моего журавлика; в ее пальцах он замахал крыльями.
— Когда-нибудь мы поедем в Дулут и наедимся панини до отвала, — пообещала она Изабел. — А пока что ешь бекон, он тоже полезный.
Изабел скептически скривилась.
— Ну, если под пользой понимать целлюлит и прыщи, то конечно. Так что там с тем трупом, Сэм? Грейс мне рассказала… Ты ведь говорил о том, что, когда волки перестают превращаться, им остается еще пятнадцать лет.
— Ну, спасибо тебе, Изабел, — пробормотала Грейс и покосилась на меня, чтобы посмотреть, как я отреагирую на слово «труп».
Впрочем, она уже успела по телефону сообщить мне, что это не Бек, не Пол и не Ульрик, так что я и бровью не повел.
Нимало не смутившись, Изабел пожала плечами и щелкнула крышечкой телефона. Она подвинула его ко мне.
— Первая картинка.
Я развернул аппарат к себе; под корпусом захрустели невидимые крошки. Волк на экране был определенно мертв; у меня защемило сердце, но я горевал не в полную силу. Человеком этого волка я никогда не знал.
— Думаю, вы правы, — сказал я. — Потому что я видел его только в волчьем обличье. Должно быть, он умер от старости.
— Сомневаюсь, что он умер от естественных причин, — возразила Грейс. — И потом, у него на морде не было седины.
Я распрямился.
— Я знаю только то, что сказал мне Бек. Что мы… они… — я запутался в местоимениях, поскольку перестал быть одним из «них», — живут еще лет десять — пятнадцать после того, как перестают превращаться. Столько живут обычные волки.
— У него кровь текла из ноздрей, — сказала Грейс почти сердито, как будто раздраженная тем, что ей пришлось произнести это вслух.
Я покрутил телефон на вытянутой руке, пытаясь получше разглядеть волчью морду. Ничто в расплывчатом изображении не наводило на мысль о насильственной смерти.
— Ее было не очень много, — ответила Грейс на мои невысказанные сомнения. — Когда умирали другие волки, у кого-нибудь из них была кровь на морде?
Я попытался припомнить всех волков, которые умерли, когда я жил в доме Бека. Воспоминания сливались и наслаивались друг на друга: Пол и Бек с брезентом и лопатами, Ульрик, горланящий: «Хороший он все-таки парень».
— Я все это помню очень смутно. Может, этот волк повредил голову.
Я старательно запрещал себе думать о человеке, заточенном в волчью шкуру.
Грейс ничего не ответила; официантка принесла нам еду и напитки. Повисло долгое молчание. Я цедил свой чай, Изабел — кофе. Грейс задумчиво разглядывала свой сэндвич.
— Для дешевой забегаловки у них на удивление приличный кофе, — заметила Изабел.
В глубине души я восхитился тем, что она даже не оглянулась, чтобы посмотреть, не услышит ли ее официантка; видеть столь непробиваемую бесчувственность было почему-то отрадно. Впрочем, еще больше я радовался тому, что сижу рядом не с ней, а с Грейс; та метнула на Изабел взгляд, в котором красноречиво читалось: «Иной раз я сама не понимаю, почему с тобой общаюсь».
— Ого, — сказал я, бросив взгляд на открывшуюся дверь. — Кто пришел!
Это был Джон Маркс, старший брат Оливии. Не скажу, чтобы я жаждал с ним пообщаться, и поначалу казалось, что и не придется, потому что Джон, видимо, нас не заметил. Он направился прямиком к барной стойке и уселся на табурет. Не успел он сделать заказ, как официантка принесла ему кофе; он сгорбился над чашкой, облокотившись на стойку.
— А он клевый, — заметила Изабел таким тоном, как будто в ее глазах это был скорее недостаток.
— Изабел, — прошипела Грейс. — А не убавить ли тебе громкость?
Та поджала губы.
— А что? Оливия же не умерла.
— Я пойду и приглашу его к нам за столик, — сказала Грейс.
— Ох, нет, не надо, пожалуйста, — попросил я. — Придется ему врать, а я в этом не спец.
— Зато я спец, — пожала плечами Грейс. — У него несчастный вид. Я сейчас.
Минуту спустя она вернулась в сопровождении Джона и уселась рядом со мной. Джон остался стоять у стола; Изабел не сразу подвинулась, чтобы дать ему место, и вид у него сделался слегка сконфуженный.
— Ну, как ты? — с сочувствием спросила Грейс, облокачиваясь на стол.
Возможно, какой-то подвох в ее голосе мне лишь почудился, однако я был уверен, что не ошибся. Мне уже доводилось слышать эти нотки, когда она задавала вопрос, ответ на который знала заранее и он ей нравился.
Джон покосился на Изабел, которая довольно демонстративно от него отстранилась, и склонился к нам с Грейс.
— Я получил от Оливии письмо по электронной почте.
— Письмо? — эхом отозвалась Грейс.
В ее голосе прозвучала точно выверенная в пропорциях смесь надежды, изумления и надрыва. Ровно то, чего можно ожидать от горюющей девочки, которая не теряет надежды, что ее лучшая подруга все еще жива. Вот только Грейс была в курсе, что Оливия на самом деле жива.
Я покосился на нее.
Грейс проигнорировала мой взгляд и продолжала взирать на Джона с видом воплощенной невинности и выражением напряженного внимания.
— И что там написано?
— Что она была в Дулуте и скоро вернется домой! — Джон развел руками. — Я просто не знал, то ли скакать от радости, то ли плакать. Как она могла так поступить с нашими родителями? А теперь просто взяла и написала: «Так что я уже скоро вернусь», — как будто ездила навестить друзей. Ну, то есть я страшно рад, но, Грейс, до чего же меня это бесит!
Он откинулся на спинку сиденья; вид у него был такой, как будто он сам не ожидал от себя подобной откровенности. Я скрестил руки на груди и подался вперед, пытаясь погасить ревность. Меня задел тон, которым Джон назвал Грейс по имени, — как будто их что-то связывало. Забавно, сколько узнаешь о собственных недостатках, когда любишь.
— А когда? — продолжала наседать Грейс. — Когда она обещала приехать?
Джон пожал плечами.
— Разумеется, она не написала ничего определенного. Там было просто «скоро».
Грейс просияла.
— Зато она жива!
— Угу, — сказал Джон; глаза у него тоже сияли. — Полицейские говорили, чтобы мы особо не надеялись. Это было хуже всего. Не знать, жива она или нет.
— Кстати, о полицейских, — встряла Изабел. — Вы показывали им письмо?
Грейс одарила Изабел не вполне добрым взглядом, однако, когда Джон опять обернулся к ней, ее лицо вновь выражало кроткий интерес.
— Мне не хотелось выслушивать от них, что это может оказаться неправдой, — с виноватым видом сказал он. — Наверное… наверное, надо. Они ведь могут отследить, откуда оно было послано.
