Крылья (СИ) - Славина Ирена (книги без сокращений TXT) 📗
— Волнуешься из-за вечеринки что ли?
— А?
— Когда я была в твоем возрасте, то тоже была способна впасть в депрессию, если долго не могла найти платье или туфли, или подобрать причёску.
Я рассмеялась, искренне забавляясь над абсурдностью этого предположения.
— Пока ты была наверху, Ида успела мне пожаловаться на твою... как его... ольфакторную апатию, — хихикнула она.
— На мою ЧТО?
— Я так думаю, она имела в виду твое преступное безразличие к духам.
— Ах это... У меня есть парочка старых банок-склянок, не совсем понимаю, зачем городить на полке новые. Я не из тех, кому постоянно нужны новые впечатления.
— Ты знаешь, а ведь это не такая плохая затея, особенно если учесть, что «банки-склянки» обладают удивительной способностью привязывать к себе воспоминания. Я тут недавно разгребала свои вещи, нашла флакон с остатками Insolence, вдохнула и как будто снова вернулась в две тысячи седьмой, когда только-только познакомилась с твоим отцом. Декабрь, театры, засыпанный снегом сад, поездки к замерзающему морю в Алушту. А если бы у меня напрямую спросили, какими духами я пользовалась, когда бегала с ним на свидания, — то ей-богу, никогда бы не вспомнила!
— И что? — нахмурилась я, не понимая, к чему она клонит.
Анна отложила пакет с носками и уставилась на меня, как на идиотку:
— А то, что у тебя сейчас чудесный возраст, когда впереди последнее беззаботное лето, когда вот-вот случится вечеринка, которую все ждали целый год, когда ты на пороге какой-нибудь самой первой серьезной любви. И это волшебное время ты можешь легко привязать к аромату, который потом не раз послужит тебе машиной времени: один вдох — и ты мгновенно возвращаешься в прошлое.
— Если честно, я не уверена, что это время мне когда-нибудь захочется вспоминать.
— Что, всё так плохо? — улыбнулась Анна.
— Да нет. Просто... просто скучно и бессмысленно.
«Без него всё скучно и бессмысленно».
— Идём, — поднялась Анна. — У меня для тебя кое-что есть.
Она взяла меня за руку и потащила за собой с таким упорством, что я засомневалась, уж точно ли у неё недавно был инфаркт.
Мы зашли в комнату, которая когда-то принадлежала Феликсу.
— Я почти всё выбросила, — призналась она бодро, но голос дрогнул. — Его вещи, тетради, одежду...
Я не поверила глазам. С момента исчезновения все вещи Феликса оставались на своих местах, превратив комнату в музей, в котором Анна проводила времени больше, чем где-либо. Сейчас же здесь было совершенно пусто. Видимо, она занималась уборкой тогда, когда никого не было дома.
— Анна, почему ты не попросила меня помочь? Здесь же было столько вещей, а у тебя сердце...
— Мне нужно было сделать это одной. Надеюсь, ты понимаешь.
Я понимала. Чтобы осмыслить всё еще раз и попрощаться.
Мне снова стало не по себе от того, что она — человек, который обязан был узнать правду первым, — всё еще не знает о том, что её сын жив. Но ещё страшней было снова подвергнуть её жизнь опасности. Если бы я только могла быть уверена в том, что после оглашения правды с её сердцем ничего не случится, то я рассказала бы всё сию же минуту, но...
— Знаешь, после приступа многое изменилось, — подала голос Анна.
Я подняла голову, отгоняя тревожные мысли.
— Мне почему-то стало легче. Как будто какая-то часть меня обрела покой. Не знаю, как это объяснить. Я лежала там в больнице и чувствовала, что это переломный момент, что теперь день ото дня будет только лучше.
— Это... это замечательно, мамочка, — сдавленно прошептала я.
— Ну не будем о грустном... Держи, я бы хотела, чтобы ты взяла это.
Я захлопала глазами, не разбирая из-за набежавших слёз, что она мне протягивает.
— Что это?
Анна вложила мне в руки небольшую коробку персикового цвета в тонком целлофане.
— Нашла среди его вещей.
— Парфюмерная вода? — ошарашенно переспросила я, читая надписи на упаковке.
— По-видимому, собирался кому-то подарить, но не успел или передумал...
— Хочешь сказать, у Феликса была девушка? — изумилась я.
— Не знаю. Он мне никогда ничего не рассказывал. Но если бы такая была, я бы ужасно хотела на неё посмотреть, — мечтательно сказала Анна.
«Я тоже».
— Жаль, что из открытки ничего не ясно...
— Из открытки?!
Анна порылась в ящике стола и протянула мне кусок чёрной бархатной бумаги:
— Лежала в пакете с парфюмом.
Я развернула открытку, стала вчитываться в небрежные каракули и едва не поперхнулась.
«Канарейка, прости за твой любимый плакат. Мне не то чтобы стыдно, но в другой раз я б поступил иначе. Это был просто неконтролируИмый порыв. Ты бы видела, как ярко он горел это нечто. Что касается Хлое, надеюсь тебе понравитЬся. Считай это моральной компенсацией. Консультантша болтала мне чтото про пион, розу и мёд и про то что он как раз для дерзкой, красивой и упрямой. Я тогда сразу понял, что это для тебя. И к томуже это единственное что мне понравЕлось из всего что там было. Не психуй. Ф».
— Вот бы узнать, когда это было куплено… — пробормотала я.
— Сентябрь две тысячи одиннадцатого, — тут же ответила Анна, разглядывая чек из пакета с парфюмом. — А что?
«А то, что ЭТО, господи милосердный, он купил мне».
— Если ты переживаешь по поводу срока годности, то... можно просто выбросить.
— Нет! — сказала я так решительно, что Анна расхохоталась.
— В таком случае, надеюсь, аромат тебе понравится
***
Целлофан был растерзан в клочья сразу же, как только я вбежала в свою комнату и захлопнула за собой дверь.
То, что я только что узнала, никак не умещалось в голове. Эта дурашливая записка, которая всё еще заставляла меня улыбаться, и тяжелый флакон с кремовой лентой, наполнивший ладони холодом, — на секунду смягчили и подсладили мои воспоминания о сводном брате. На секунду он даже показался мне не таким чудовищем, каким я привыкла его считать. «Он был без ума от тебя», — шевельнулось в памяти, и теперь я была почти готова поверить в это. Потому что Феликс, которого я знала, никогда никому ничего не дарил, никогда не извинялся, никогда не оглядывался назад и не анализировал свои поступки.
Я осторожно сняла прозрачную крышечку, обижая гладкое стекло влажным отпечатком. Наверняка аромат меня не удивит. Наверняка я уже сталкивалась с ним в Брокарде и просто... просто сунула на место и пошла дальше.
«Хо-хо, Вернер, начинаешь испытывать страх от того, что вещь, выбранная для тебя Феликсом, не сможет уколоть тебя в самое сердце, как это сделал он?»
Я ни на секунду не забыла о той бездне различий, которая разделяла его старую и новую версии, я вовсе не собиралась рисовать параллели и лепить на новый холст куски старых красок, но меня всё же накрыла мучительная мысль, что то, что когда-то произвело впечатление на экс-Феликса, понравилось бы и новому Феликсу. Если бы он однажды поймал шлейф этих духов, стекающий по моей шее, то, может быть, отреагировал бы на них так же, как и давным-давно, в прошлой жизни, летом две тысячи одиннадцатого... Может быть с этими духами у меня было бы больше шансов задержать его...
Стоп.
Я схожу с ума...
Я вскочила так, как будто кровать превратилась в сковородку, запихнула флакон в ящик стола и захлопнула с такой силой, что свалился плашмя портрет родителей, стоящий на столике в деревянной рамке.
«Феликс, если бы ты только знал, какое значение я придаю всему, что напоминает мне о тебе, если бы ты только знал, как моё сердце реагирует на твоё имя, если бы ты только знал, как часто меня истязает это глупое желание однажды оказаться рядом с тобой и понравиться тебе, если бы ты только знал...»
Я тут же решила, что отдам эти чёртовы духи Иде, потому что какая-то часть меня была готова превратить их в маниакальный фетиш, в ингаляционный наркотик, в тихое помешательство, независимо от того, что они на самом деле из себя представляли.
