Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL" (бесплатная библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
Даже помня, что на виртуальной карте во время проверки названного адреса я видел именно эту арку и этот двор, пусть и только с улицы, я все равно засомневался, туда ли пришел. Запищал домофон где-то справа. Боясь выглядеть подозрительно, я достал телефон, уткнулся в него, проверил неизменный ноль новых сообщений; тяжелая, словно сделанная не из металла, а из чистого скрежета дверь распахнулась, и в узенький проход меж двух иномарок вышел высокий мужчина в черном пуховике. Побритую налысо голову грела тонкая черная шапка. От ушей к подбородку раскинулось серое поле длинной щетины. Я узнал холодные, почти неживые глаза, восковой желтый нос, будто созданный из рассеченной мечом надвое по диагонали свечи. Я сунул телефон обратно, расстегнул куртку и из глубокого внутреннего кармана достал принесенный конверт. Протянул его сразу, желая как можно скорее завершить нашу встречу, но тот, чьего появления я ждал, конверт, приняв, не спрятал: с потяжелевшим от множества дум взглядом он держал конверт перед собой, сгущая воздух вокруг и создавая невидимую преграду, мешающую мне вновь раствориться в потоке пешеходов.
— Как… все? — неопределенно поинтересовался он, и его тихий голос захватило в объятия эхо.
— Все в порядке, — бесчувственно высек я. — Ты в этом доме живешь?
— Нет. Зашел в парадную, когда дверь открылась, чтобы не стоять на виду…
— Ясно, — выдохнул я пар и сделал спиной назад шаг. — Ну… пока…
— Стой. — Он ухватил меня за рукав, тотчас отпустил, как если бы забылся и приблизился к прокаженному. — Да ладно тебе. Расскажи мне хоть что-нибудь.
— В конверте, помимо прочего, есть письмо от мамы: она освещает события минувших недель самым подробнейшим образом, так что в изоляции от семьи не останешься.
— Ах так, — презрительно кивнул он, — значит, даже такую мелочь не можешь для меня сделать?
— М-мелочь?! — зашипел я котом, коему дверью хвост прищемили. — Да я… Я рискую, каждый раз приходя к тебе на встречу. Рискую за решетку загреметь, ведь у нас сажают и за меньшее! Я превращаюсь в параноика: мне постоянно мерещится, что кто-то следит за мной, преследует, подбирается, как акула, в толпе! — потому что ты, бл*ть, сделал то, что сделал!..
Словесный укол в так и не сумевшую зарасти рану Вэл принял с обесценивающим цыканьем, за которым клокотало даже не раздражение — целая злость. Вновь схватив меня у локтя, он приблизился к самому носу и заговорил уже шепотом, словно нас обступили незримые слушатели.
— Люди не всегда осознают, что делают. Я читал. Это… аффект. В таком состоянии человек себя не контролирует!..
— Аффект — это быстрее мысли нож со стола схватить и пырнуть стоящего рядом, — процедил я сквозь сжатые зубы, — а не выслеживать кого-то, как добычу, часами да при сообщниках в авто.
Не успел я договорить, он отпустил мою руку, толкнул меня в грудь, сам попятился на пару шагов.
— Отлично! И что теперь? Выкинешь меня, как ненужный мусор? Бросишь члена своей семьи?
…Уж кто бы говорил…
— Нет, — хмуро ответил я, одернув одежду. — Но я делаю это не ради тебя. Ради мамы. Ради Кати: чтоб ты даже не вздумал к ней приближаться, пока не решишь проблемы с законом. Ради того доброго и веселого Валика, с которым я играл в детстве.
Озвученным я явно его оскорбил. Челюсти двигались из стороны в сторону — Вэл перемалывал слова, то ли превращая лишние в порошок, то ли натачивая единственное, что пришло на ум:
— Не читай мне нотации. Для Кати куда опаснее такой, как ты, чем ее собственный отец…
— О, «такой, как я»? — скривила мое лицо гримаса тотальной усталости. — Действительно. «Какой кошмар — «дядя-гей». Она ведь может заразиться от меня любовью к мужчинам. Где это видано! — чтобы девушка желала отношений с противоположным полом; фу, какой разврат». Да даже если бы твоя безумная теория и имела хоть какое-то отношение к жизни, то случилось бы — это. И больше ничего. Спасибо за очередную увлекательную семейную беседу. Отправлюсь наслаждаться каждым днем месяца, в течение которого я больше тебя не увижу, не услышу.
Я не дал ему и шанса швырнуться грязью мне вслед: развернулся и пошел прочь со двора. Едва я покинул тень арки, пыльное одеяло над городом порвалось, в прореху хлынул неуверенный солнечный свет, по-прежнему холодный, пустой, как иллюзия, но все же радующий глаз. На душе было, увы, неспокойно, пока уворачивался от людей; пока ехал в автобусе; пока преодолевал путь от остановки до уже родного двора — на налившихся свинцом ногах, с распухшей от ветра головой и саднящими цыпками на костяшках. Радовало с каждым шагом все больше одно: дома неизменно порядок, тепло и свет, люди и пес, что искренне ждут меня…
Ключ протиснулся в замочную скважину ласково, однако поворачиваться наотрез отказался. Чертов рефлекс. Впервые за долгое время я не запер квартиру, покинув ее.
В прихожей меня встретил Везунчик. Отрешенно помахивая хвостом, он точно бы был совершенно сбит с толку: рад именно мне — или просто тому, что порог этого дома не переступил очередной незнакомец? Выбивающиеся из привычности дни надолго лишают беднягу покоя! Совсем как меня.
— Я дома, — выкрикнул я Тишине, украдкой выглянувшей из-за дивана.
Недолго ее глаза буравили меня: дверь кабинета открылась, невидимая хозяйка квартиры шмыгнула во тьму под диваном, а на кухню вышла понурая Катя и не менее пасмурный Антон. Везунчик обронил глубокий вздох, поспешил укрыться под плюшевой крышей, предчувствуя бурю. Мне сразу не понравился воздух, который покинул кабинет вместе со сквозняком. Медицинские, спиртовые нотки. Антон был в другой рубашке: с чего бы сменил ее, пока меня не было?.. У Кати на голове красовались перекошенные хвосты, какие сама она себе никогда бы не сделала; сие творение явно было рук человека, не имевшего дело с длинными волосами не то что людей, даже кукол. Сомнительно допущение, что Катя просто так попросила Антона завязать ей хвосты, — и поза племянницы лишь подкидывала хворост в костер моей подозрительности. Смотрела она на меня исподлобья, руки пряча за спиной. Рубашка… Руки… Она что, испачкала одежду Антона чем-то таким, что даже с рук не смывается?..
— Покажи, — строго повелел я, остановившись перед Катей. Краем глаза я заметил, как Антон разомкнул губы: хотел что-то сказать, но (Кате на беду) не придумал, как можно отвести огонь. Похвально, конечно, и все же. — Руки. Давай.
Я готовился морально ругать ее. Терпеть не могу быть злодеем под давлением жалобных детских очей, из которых по чуть-чуть начинают брызгать слезы… Катя протянула ручонки вперед, ладонями вверх. В миг формирования полноценной мысли я успел увидеть на ее коже кетчуп, красные чернила, варенье, но вот болезненным разрядом сковало все мышцы: подушечки ее ладоней и пальцев покрывала корка свернувшейся крови…
— Господи, какого черта случилось?! — Я рухнул перед девочкой на колени, чтобы ближе рассмотреть ее раны, как если бы это ускорило предстоящее мучительное выздоровление.
Катя бросила на горе-няньку озадаченный взгляд, и Антон ответил вместо нее:
— Мы подрались. Она выиграла.
— Вот когда-когда, а сейчас не время шутить! Что произошло?!
— Мы пошли гулять с Везунчиком, и я упала, — без единой интонации поведала Катя.
— Зачем?!
— Падают обычно без причины, — столь же каменно высек Антон. Он сунул руки к подмышкам. Вдруг то ли подавился, то ли закряхтел — и медленно убрал руки подальше от боков.
— «Зачем выгуливать пса пошли?», а не «Зачем упала?»! Я же велел сидеть дома! Г-господи… — Весь запал я, похоже, оставил в далеком-далеком дворе, так что, сменив гнев на коктейль из слабости и головной боли, попытался вспомнить, где хранится аптечка. — Вы хоть раны обработали?..
— Да.
— Ну хоть что-то…
Катя поджала губы, скосив их на одну сторону. Многозначительно сделала брови домиком, вперилась взглядом в диван.
— Я теперь в школу ходить не буду? — наконец выпалила она с нескрываемой радостью.
— Это еще почему?
