Фиктивный брак - Стюарт Алекс (список книг txt) 📗

Раздался девичий голос, чистый и звонкий, как щебетание коноплянки; дверь распахнулась, и Джой Харрисон, напевая, сбежала по лестнице. Она была словно воплощение собственного имени, которое означает: радость.

Радость — не косметические ухищрения, не кремы, не атропин — переполняла энергией каждую клеточку ее юного тела, созданного для наслаждения. Ей двадцать один год, она вся — порыв, она влюблена! Радость бурлила в ее сердце. Разгар мая! Радостный гимн весне срывался с ее полных розовых губ. Возлюбленный вернулся! Отчего же еще девушки поют?

— Говорят: кто утром поет, тот вечером плачет, — назидательно произнесла квартирная хозяйка, внося поднос с завтраком.

— Разве я пою, миссис Коуп? Я и не заметила. — Джой не слышала своего пения из-за того, другого, голоса… Едва она принялась за яичницу и чай, как этот голос опять зазвучал у нее в ушах. Ласковый, ребячливый, с ленцой, — с так называемым «оксфордским» выговором, он тянул: «Джой, прелесть моя! Ужасно соскучилась, да? Ну вот, я вернулся…»

Сквозь веселую суматоху лондонского утра, сквозь громыхание тележек торговцев, велосипедные звонки и гвалт воробьев она слышала голос из своих снов, голос Джеффри Форда.

Итак, Джеффри Форд.

Джой работала у него секретарем — ее самая первая работа в Лондоне.

Каждый день она спешила в его изысканно обставленную квартиру на первом этаже старого дома на Тайт-стрит, усаживалась в глубокое кресло с карандашом и блокнотом в руках, а он, в футуристическом шелковом халате поверх пижамы, слонялся по комнате и «наговаривал» последние главы «Ловушки». (Потом в рецензии писали, что «Джеффри Форд во втором романе употребил все свое знаменитое ребячливое обаяние, чтобы внести циничный и не лишенный остроумия вклад в литературу о современном браке».) Джой заносила в блокнот стенографические значки под диктовку этого обворожительно ленивого голоса. Она наизусть знала повадки Джеффри Форда, как он перед очередным блистательным пассажем, задумчиво сдвигая брови (немыслимо хорош собой!), нараспев произносил: «О чем я говорил? Прочтите последнюю фразу, пожалуйста! М-м… Начнем сначала…»

Довольно скоро работа обернулась любовью. Волшебник Джеффри изменил мир для Джой. Именно он научил ее всему, что она теперь знала. Даже одеваться…

— Прелестное платье, если мне позволено заметить, мисс Харрисон! Вам очень идут пастельные тона, они подчеркивают вашу яркость. Знаете ли вы, что вы из тех редких женщин, что прелестнее без помады на губах? Ваш рот — словно два лепестка… Эту нежную розовость наперстянки нельзя трогать! — говорил он авторитетно. И что же?

Разумеется, ждать пришлось недолго. Это случилось в то утро, когда сломалась пишущая машинка. Писатель, запнувшись на полуслове, раздраженно спросил:

— Что с этой штукой? Вы не знаете?

— Она сломалась. Вы не посмотрите ее, мистер Форд? — попросила Джой, ибо, будучи дочерью моряка, питала иллюзии, будто все мужчины «мастеровиты» и «разбираются в механизмах».

— Я с удовольствием посмотрю, но, боюсь, ничего не увижу. Я плохой механик. — Он наклонился к машинке, но смотрел только на девушку, на копну ее каштановых волос, упавших на лицо. Откинувшись на спинку стула неосознанно изящным движением, она взглянула вверх, на него. И Джеффри поддался соблазну. Он не только тронул эти полные, мягкие, нежно-розовые губы своими; он их хватал, терзал, кусал… и отступил с часто бьющимся сердцем, потрясенный волшебной метаморфозой: его хорошенькая секретарша после первого настоящего поцелуя превратилась в теплую розовую нимфу, сияющую и завлекательно страстную!

Совершенно потеряв голову, он сделал предложение. Джой не могла поверить.

— Вы, написавший «Ловушку», делаете мне предложение? Ведь это ваши слова: «Жаворонок не поет в клетке, и если я буду заперт в клетке с одной женщиной, я не смогу творить».

— Когда я писал их, я еще не знал вас!

— Но знали других?

— Да, согласен! У меня были романы. И даже привязанности — такое бывает. Они мне очень нравились до какого-то момента. Но жениться! Это как обнаружить сор в варенье: я поел сладкого варенья, а под ним оказался сор, так что же мне — глотать его?

— И это вы говорите мне?

— Я говорю вам, потому что вы — другая. Я искал вас всю жизнь. Вашу пылкость, вашу нежность! Вы — апельсиновый лимонад, но только до первого глотка; потом понимаешь, что глотнул коктейля, от которого кружатся мужские головы. Вот ваша, сила! Я просто должен написать про вас роман: вы так божественно, так сентиментально старомодны; вы вдвое притягательнее всех этих ярких джазовых шлюшек! Кому нужны их танцы, их неистовство и скандалы на весь магазин? О, только не мне! Они… механистичны, эти неогегельянцы. Да и просто истерички! Косметика и кипение крови, больше ничего. А вы… вы воплощаете истинный елизаветинский дух! О боги! От постели я перейду к стихам — я посвящу вам лирический цикл, — воскликнул он. — Когда вы станете миссис Джеффри Форд…

— Вы устанете от меня, как и от других.

— Поцелуй меня. Еще!.. Мы наймем квартиру этажом выше, Джой? Как удачно, что жильцы съезжают в июне. Мы сразу ее займем, а эту оставим под мою студию. Сначала медовый месяц — в Итальянских Альпах. О! Мы будем упоительно счастливы! — воскликнул голос, который всегда звучал в ушах Джой Харисон, как только она оставалась одна.

Месяц после помолвки они были счастливы так, что захватывало дух. Потом — три печальных месяца разлуки: он отправился на Таити собирать материал для романа, а она осталась в Лондоне. Но вот он снова в Англии. Он приплыл вчера и, естественно, сначала отправился к матери: его маленькая, избалованная, трогательно ревнивая матушка была страшной собственницей. Сегодня вечером он вернется от матушки и встретится с ней.

Не удивительно, что сладкое ожидание зажигало огонь в сердце Джой, подобно тому как утреннее солнце заставляло сверкать голубым пламенем сапфир в ее кольце!