Фиктивный брак - Стюарт Алекс (список книг txt) 📗

По обе стороны от этой маленькой комнатки со столом, пишущей машинкой и телефоном располагались приемные доктора Сэксона Локка и доктора Рекса Траверса.

Приемная доктора Локка была обставлена в соответствии с вкусами человека, который отнюдь не считает, что «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут»; все здесь было выдержано в восточном стиле. Блистал черно-золотой лак, на шелковых драпри извивались драконы, белые фарфоровые идолы созерцали собственные округлости, мощные, как паруса, наполненные ветром.

Приемная доктора Траверса, наоборот, была простой и строгой. Старинная мебель орехового дерева, добротная, массивная. На камине работы Адамса — несколько серебряных кубков. Стены украшали фотографии футбольных команд в рамках. На фотографиях Рекс Траверс, юный, длинноногий, улыбался, держа в руках мяч. На почетном месте висел увеличенный моментальный снимок стройного пилота в летном шлеме, стоящего на пропеллере самолета, сбитого над линией фронта в 1918 году (этот пилот — капитан Артур Фитцрой, его лучший друг и вдобавок родственник).

Война рано оборвала медицинскую карьеру Рекса Траверса. Он был гинекологом, но, не проработав и года в больнице по этой специальности, ушел на фронт, причем не врачом, а в воздушные войска. Три года он жил жизнью, полной опасностей, и, судя по сообщениям с мест боев, был одним из самых отважных. (Он и сейчас остался верен той первой любви. Приобрел аэроплан, летал на нем в свободное время; общался с парнями, что собирались на Оленьей улице и на лекциях Общества аэронавтики. Наконец, он остался приписан к роте «Бесшумные птицы» — навечно!) После демобилизаций вернулся к медицине и преуспел: обзавелся практикой, обосновался на Харли-стрит, хорошо зарабатывал. Все его сбережения ушли на аренду этого внушительного здания, один этаж которого он, в свою очередь, сдавал дантисту мистеру Райкрафту. Две комнаты на втором этаже снимал его старый друг Сэксон Локк.

Они наняли секретаршу, мисс Харрисон, которая сейчас тоскливо думала: «Надеюсь, по моему виду ничего не заметно», и, вскрывая служебную корреспонденцию, вспоминала, как разрывала тот утренний конверт. Мысленно она повторяла фразы из утреннего письма:

«Все повторилось… Вместо Рая я увидел Ад… У меня просто нет сил продолжать…»

Все кончено. Конец мечты. Пойми это.

— Доброе утро, мисс Харрисон.

Сегодня доктор Траверс пришел рано. Это был высокий, белокурый, атлетически сложенный мужчина тридцати трех лет. Как это ни смешно, при взгляде на него в голову почему-то приходило слово «чистота». На нем был белоснежный льняной халат, по-особенному скроенный и очень ладно сидящий, поверх обычного темного костюма. Хотя костюм, как было сказано, обычный — брюки в тонкую полоску, пиджак, рубашка, галстук, туфли, — но при этом почему-то приходили в голову мысли о загороде, о свежем воздухе. Никаких ассоциаций со смотровыми кабинетами, хирургией, больницами; доктор Траверс навевал воспоминания о зеленом футбольном поле, откуда ветерок доносит шум аплодисментов, подобный прибою на галечном пляже; о линии горизонта, разделяющей чистые небеса и спокойное море; о легких облаках, гонимых ветерком, который доносит, то громче, то тише, то опять громче, ровный стрекот аэроплана. Рекс Траверс до сих пор был больше похож на авиатора, чем на врача.

Джой Харрисон, однако, ничего этого никогда не замечала. Для нее он был большим золотисто-черно-белым существом, диктующим истории болезней, отдающим распоряжения и исчезающим в глубинах кабинета с мерцающим белым креслом, фарфором, кварцевым аппаратом и блестящими стальными инструментами. В это утро она (безмолвно стеная: «Ну, что я скажу в ответ на письмо Джеффри?») замечала еще меньше, чем обычно. На самом деле было что заметить. Что-то случилось с доктором Рексом Траверсом. Что-то вдруг прозвучало в его голосе, когда он сказал: «Доброе утро».

Она, ничего не услышав и не заметив, ответила:

— Доброе утро, доктор Траверс.

А между тем у него тоже земля ушла из-под ног.

— Мисс Харрисон, когда придет доктор Локк, скажите ему, пожалуйста, что я хочу поговорить с ним и что это важно.

— Хорошо. Сразу же?

— Нет. Скажите, записан кто-нибудь ко мне сегодня после половины пятого?

Пока она смотрела в журнале, он ждал, стоя в солнечном квадрате на фоне стены, словно собственная фотография: голова мужчины на ровном золотистом фоне. В иное утро он и сам сиял бы, как этот солнечный квадрат. Сегодня же был мрачен. Но — Джой не замечала сияния, Джой не заметила и мрачности. Она не замечала мужчин со времени своей помолвки; видела только водителя автобуса или работодателя.

— После половины пятого никого, доктор Траверс.

— Очень хорошо. Назначьте разговор с доктором Локком на это время.

— Да, — ответила она своим всегдашним деловитым «секретарским» голосом. (Никто не должен заподозрить, что я унижена и несчастна.) Она не понимала, что пока еще не настолько несчастна. Это еще впереди. Ах, бедное дитя, это все еще впереди. Время пока не пришло. Равнодушная к зову жизни, она застыла, подобно жертве автокатастрофы, которая тупо смотрит на струйку крови, на руку, вывернутую под неестественным углом и не чувствует невыносимой боли. Шок. Ее окружала холодная бессмысленная пустота. Да, но и в этой пустоте наличествовала обязательная утренняя работа. Выписать счета. Заполнить истории болезней. Тетрадь назначений. Телефонные звонки. Все это так не похоже на утреннюю работу в старые добрые времена. Как только они обручились, Джеффри со смехом согласился, что невозможно успешно совмещать любовь и диктовку. («Я ничего не смогу сделать, моя маленькая, а озверевшие издатели не оставят нас в покое, пока не получат окончания романа. Нет, лучше ты пока поработай у этих врачей, только обещай не кокетничать с ними, а я найму себе какую-нибудь унылую персону постарше для диктовки, а после работы мы будем встречаться, обедать, танцевать и наслаждаться обществом друг друга».)

Шли часы. В большом доме на Харли-стрит два несчастных человека, не зная о несчастье друг друга, выполняли свою ежедневную службу.