Амазонка бросает вызов (СИ) - "AlmaZa" (книги хорошего качества TXT) 📗
- А ты как хотел? Сам же до тридцати вот гуляешь! – упрекнула его Джинни.
- Что ж, - подала голос Сынён, не дав разразиться ссоре, – всё равно на очереди следующая я, хоть Чжихё и обскакала старшую сестру…
- Когда соберёшься заводить детей, предупреди меня, чтоб я уступил место тому, кто их тоже хочет, - посмотрел на неё Гынсок, потягивая зелёный чай. Он в начале вечера предложил отметить повод Чжихё и Намджуна вином, но Сынён незаметно покачала им головой, напоминая, что Гынсока потом вряд ли остановишь, хотя вслух сказала, что, мол, какое спиртное, Чжихё теперь нельзя, Намджун должен её в этом поддерживать, Чонён спортсменка, поэтому вину на столе не место.
- Ты не хочешь детей? – удивилась Сынён. Похоже, они подобное между собой ещё не обсуждали.
- У меня уже есть – мои книги, сценарии, фильмы по ним.
- Но это же не то… - заметил Намджун.
- Кому не то – тот и делает таких, которые то. А меня всё устраивает.
- Даже одного не хочешь? – немного огорчилась, как мне показалось, Сынён, хотя раньше я и от неё не слышала бешеного желания стать матерью.
- Что такое «даже одного»? Есть разница, один или десять? Всё равно сожрут всё твоё время и перетянут на себя заботы, так что придётся забыть о своём призвании, - спокойно объяснял свою точку зрения Гынсок, хотя из-за вечно невыспавшегося или потрёпанного бурной жизнью лица он казался недовольным. Сначала я так и думала, что он постоянно сердится, но потом поняла, что это такая манера разговаривать. – Нет, я не собираюсь размениваться на пищащих чадушек. Как будто без одного моего потомства человечество погибнет! Да сдалась ему моя личинка. Пусть их делает тот, кто больше ничего не может. А я могу делать вклад в искусство. Кто из вас ещё способен получить литературную премию или получить награду за сценарий? – Он окинул нас ждущим взглядом, как будто не знал, что среди нас из его сферы деятельности никого нет. Соответственно, руку никто и не поднял. – Вот видите! Вы можете делать детей, - указал он на Юнги с Джинни, - вы можете, - ткнул на Намджуна с Чжихё, - и ты можешь, - посмотрел он на Сынён, - и ты, - дошёл он до меня. – А книги здесь пложу только я. Вот этим и хочу заниматься впредь, - подытожил он, вернувшись к чаю.
Мы все замолчали, немного опущенные словами Гынсока. Выходило так, что мы все ничего больше не умеем. И сразу же во мне взыграло что-то, не противоречие, нет, а сродненность моих умозаключений с установками Гынсока. Я тоже хотела вот так же прямо и уверенно заявлять, что хочу, а чего не хочу, пусть это даже идёт в разрез с общепринятыми нормами. Я тоже не хочу ещё очень долго заводить детей, хотя бы потому, что как и Гынсок, я считаю себя способной и на что-то другое тоже. Я вижу для себя всё определеннее призвание, связанное с борьбой, и не буду отказываться от него. Сынён очнулась от задумчивости первой, разбавив тишину:
- А я, кстати, стараниями Гынсока получила роль, - она положила благодарную ладонь ему на плечо.
- Неужели? – хлопнула в ладоши Чжихё. – Главную?
- Нет, второстепенную, но она будет самой крупной в моей истории. Съёмки начнутся на следующей неделе. Главных героев будут играть ого-го какие звёзды! И я встречусь с ними на съёмочной площадке. Да, милый? – влюбленно заглянула она в глаза Гынсоку. Тот дёрнул носом, тряхнув пальцами:
- Посредственные однодневки. Через год-два придут другие, снимутся в таком же успешном проекте, который сделал имена нынешних звёзд, и подвинут конкурентов. А кто создаёт успешные проекты?
- Ты, милый, - расплылась Сынён от удовольствия. Ей всегда нравилось ощущать, что она встречается с кем-то значимым, с кем-то, о ком кто-то может мечтать, из-за кого могут завидовать. С кем-то, чьи деньги или мозги восхищают людей. Я наоборот чувствовала себя неуютно с такими парнями, как с Чжунэ поначалу. У него целое состояние, а я дворовая девочка, и мне совсем не весело быть никем по сравнению с заметной личностью.
- Ну, не только я, - не то поскромничал, не то действительно не брал на себя слишком много Гынсок. – Есть ряд талантливых создателей, людей с идеями, которые сделают из говна конфету. Я не люблю работать с бездарностями. Знаешь, почему меня не любят в сообществе кинематографистов? Да и в литературном тоже. Потому что я никому не лижу задницу, Сынён. – Гынсок развернулся ко всем, вновь зажегшись очередной речью, которую хотел донести как можно большим слушателям. – Я никому не говорю, да, ты крут или одарён, если вижу, что работа – дрянь, я не боюсь обидеть, я говорю правду. А они там все, в своих союзах, группах и комиссиях, обществах специалистов и собраниях, лицемерно заискивают друг перед другом, набирают голоса не своим гением, а солидарностью, кумовством, мол, я похвалю твоё, а ты моё похвали. Так там всё и строится! Во всех этих объединениях нет и одного процента людей с гениальной жилой, таланту не нужна толпа единомышленников для работы, талант всегда в стороне, один, бьётся над искусством и вымучивает его, а не бегает за советами, не подстраивается под вкусы подхалимов. Ох, как же они меня там все ненавидят, - улыбнулся с кривизной Гынсок. Он как-то неподражаемо и неповторимо это делал, с коварством злоумышленника и отеческой иронией Создателя. Ему доставляло удовольствие бесить неких людей, о которых он подумал – это не вызывало сомнений. – Я был самым молодым лауреатом десять лет назад, и они не хотели меня принимать, не хотели давать наград, они не могли и помыслить, что я, не поручкавшись с ними всеми, не заверив их в своём почтении к их работам, могу чего-то стоить, не оценённый ими! Плевал я на кучку этих зазнаек, меня выбрали люди. Мой роман побил по популярности все их книги вместе взятые, и обо мне – на минуточку – написал «Нью-Йоркер», а это даже в Америке первосортный понт для писателя.
- Согласен с тобой насчёт подхалимов, объединяющихся в организации, - кивнул Намджун. Он был лет на пять моложе Гынсока, и испытывал к тому уважение, это было заметно. Намджун с удовольствием с ним вступал в диалог при встрече, и не скрывал, что слушает собеседника с огромным интересом. – В бизнесе такая же катавасия.
- Да это везде так, - махнул рукой Гынсок. – Люди должны общаться друг с другом, потому что приятны друг другу, потому что находят в ком-то что-то достойное, человеческое, близкое, а как на деле? Всё решает выгода, необходимость, польза. Проклятая толпа… дураки быстро находят общий язык, потому что путь до мозга короткий – одна прямая извилина, стекаются в народные массы и потом орут о правоте большинства… И вы что-то затираете мне о детях? Я знаю, в каком дерьме мы живём. Добровольно окунать в него творение своего… - Гынсок ухмыльнулся, замешкавшись над заменой неприличного приличным, - своей жизнедеятельности? Смешно. И пошло.
- Да, я понимаю тебя, - кивал дальше Намджун, - но, что поделать, у всех своя судьба.
- И мало у кого она беззаботна и легка.
- Ты сам всего добился? Без протежирования?
- Какое протежирование? – посмеялся Гынсок, откинувшись на спинку. – Я сирота, меня дед воспитал. – Сынён взяла его руку в свою, с пониманием опустив взгляд. Меня одолевало беспокойство, что на словах о выгоде и пользе Гынсок разоблачит что-то в сестре, ведь она именно на основе его связей и влияния заводила с ним роман, но он не имел в виду её. – Я бегал голодранцем в библиотеку, меня били за любовь к книгам, дразня короедом, студентом я сидел на воде и хлебе, чтобы купить полное собрание работ Шопенгауэра. А моя первая любовь послала меня нецензурным образом, потому что я пригласил её на свидание и повёл в музей, а не кафе. – Гынсок указал головой на Сынён. – Эта тоже искусством любоваться не хочет.
- Я хочу! – возмутилась сестра. – Но не так долго, как ты это делаешь…
- На картину нужно смотреть, пока её не поймёшь.
- Не у всякой картины есть смысл, - сказал Юнги.
- Ну да, как говорили римляне, какатум нон эст пиктум, что значит, нагажено – не нарисовано. Краткая суть современной культуры во всех её видах: наложить кучу побольше и позаметнее, и чем она зловоннее, тем больше привлекает внимание, мешая спокойно жить окружающим. Замечали, что искусство в наш век захватывает не содержанием, не глубоким проникновением в душу, а раздражаемостью? Эти навязчивые ритмы, эпатирующие сцены в фильмах, щекочущие нервы смех, насилие… Я не знаю ни одного человека, который бы сказал «боже, как бесит этот Шопен, напеваю его уже неделю, и никак не отвяжется». Так что, Юнги, - перешёл, наконец, к ответу ему Гынсок, - чтобы признать что-то бессмысленным, в это тоже нужно вдуматься. Иногда бывает и так, что потребитель тратит больше сил, чем создатель. Но это минус создателю, а не потребителю.
